— Убегу конечно. Если он отпустит… Хотя нет, не бросишь ведь вас. Придется драться, а там уж как Единый решит. — Какого-то религиозного страха в Карно не было ни на грош. Лесных демонов жители тайги конечно боялись, скорее опасались, но при нужде, если не было другого выхода, забивали насмерть. Или погибали сами. Этого Ольт и боялся. Как не крути, а Карно вояка не из последних. Биться насмерть он может и будет стоять до последнего, в этом Ольт успел убедиться. А терять кого-то из них, одноглазого или Машку, ему совсем не хотелось.
— Ну зачем же сразу драться. Может, если его не трогать, то и Лесной Демон тебя не тронет.
— Может и не тронет. — Карно в первый раз за разговор посмотрел на собеседника заинтересовано. — Только ведь он дикий. Он тебя не будет спрашивать, а с ним так — проморгаешь и ты уже мертвяк.
— А если я слово дам, что он первый не нападет? Ты же не начнешь драку первым?
— Ну если да кабы… Пустой разговор. Поди найди Лесного Демона в лесу. Захочет — появится на глаза, не захочет, можешь и не искать.
— А все же? — не отставал мальчишка.
— Вот привязался! Не трону я Лесного Демона первым. — Карно подумал, что легче отвязаться от настырного мальчишки пообещав ему несбыточное. Не так уж часто встречается это полумифическое существо в лесной чаще. А если кто и встречался, то из единицы могут рассказать про это. И вообще лучше не вспоминать про него, а то не дай Единый накличет еще. Вон и мальчишка успокоился, что-то тихонько насвистывает. Карно вздохнул, этот лесной постреленок как-то незаметно стал ему дорог. Своей непосредственностью, своими знаниями, своей любовью к матери он вызывал неподдельный интерес у опытного воина. Вон как палками своими крутит. И уже не обидно, когда он запросто называет взрослого и пожившего уже мужика просто по имени и это воспринимается как должное. Прямо будто сына встретил. Карно еще шумно вздохнул, как там дочь его? Олента, Оли… Он ее помнил совсем еще крохотным комочком на руках его любимой …. Ее младенческое личико с не по детски серьезным взглядом неотрывно и постоянно вспоминалось ему рядом со светлой улыбкой …. Ничего, вот покончат с этим надоевшим золотом, разберутся с деревенским сбором и… Он боялся даже представить себе встречу с дочерью. Наверняка уже большая. Кстати, она ведь ровесница с Ольти. Карно еще раз оценивающе оглядел мальчишку, на что тот, не переставая насвистывать, весело подмигнул ему синим глазом. Все таки каков нахал.
К своей землянке подъехали уже затемно. Распрягли и разгрузили лошадей и принялись готовить поздний ужин. Впрочем, стараться сильно не пришлось. Сошлись на том, чтобы перекусить в сухомятку и оставив все дела на следующий день, завалиться спать. Опять дорога вымотала. Спали, как говорится без задних ног, все-таки одному раненному, женщине и ребенку за три дня без продыху перевезти и перетаскать почти полторы тонны груза — это не Единый чихнул. Хорошо еще золото было хоть и тяжелой, но довольно компактной вещью. Ну а утром по накатанной дорожке опять труды на повышение личного благосостояния. Ольт даже отменил свои утренние тренировки, посчитав, что при таком таскании тяжестей их вполне можно опустить. С помощью лошадей подогнали волокуши с грузом поближе к землянке и Ольт стал кидать в распахнутую настежь дверь мешочки, а Карно принимать и укладывать в яму. Истрил, как настоящие мужчины, не стали беспокоить. Впрочем, без дела она не сидела и прихватив лук со стрелами на часик исчезла в лесу. Вернулась с тремя рябчиками, двумя фазанами и одним зайцем и закатала их в глина по рецепту Ольта. Пока дичь готовилась, сама принялась за приведение в порядок их слегка запущенного хозяйства. Прямо будто вернулись времена их отшельничества. Потом пошла прибраться на могилку неизвестного, которого Ольт выдавал за место последнего упокоения знатного вона и ученого Архо Меда.
Вернулась не скоро. Ольт уже стал беспокоиться, но, когда дичь уже была готова, и они с Карно, уже перегрузив все золото, стали с тревогой поглядывать в сторону зарослей, Истрил явилась как ни в чем не бывало, веселая и довольная, а у ее ног, ластясь, вились три Лесных Демона. Машка, как почтенная мать семейства, солидно выступала рядом с Истрил, только изредка поднимая нос, чтобы понюхать воздух, но зато ее детишки самым бесстыдным образом то тыкались в ноги женщины, то лазили по кустам и их головы выныривали в самых неожиданных местах, то вдруг замирали наподобие их матери и поднимали свои подвижные носы кверху. Короче вели себя так, как и положено порядочным росомахам. Испуганно всхрапнули лошади и, мелко дрожа, замерли не в силах сорваться с привязи.
— Машка! — радостный крик Ольта понесся по поляне и два живых организма с необычайной скоростью сцепились в какой-то невообразимый мохнатый комок, из которого то и дело мелькали лапы, руки, ноги, а то пушистый кроткий хвост. Глядя со стороны можно было подумать, что в непримиримой схватке сошлись два смертельных врага, если бы не спокойно стоящая Истрил и детский непосредственный смех, раздающийся из этой кучи. Как когда-то, старые друзья устроили шуточный бой, в котором самое деятельное участие приняли и юные росомашки.
Бедный Карно замер на месте, не зная, что делать. Сложившаяся обстановка прямо кричала ему, что надо бросаться на защиту близких ему людей, однако то, что видел его единственный глаз наяву, говорило совсем о другом. Вовремя Ольт с ним провел беседу, это сдержало его первый порыв, а потом стало просто неактуальным. Он бы так наверно и стоял, замерев в растерянности, если бы к нему не подошла Истрил и мягко не усадила его на порог у землянки. Как она его понимала. Она до сих пор помнила, какой страх ее охватил, когда первый раз увидела выходящего из кустов Лесного Демона. Карно еще повел себя вполне достойно, воин есть воин, только она с трудом вытащила из руки одноглазого нож, который он постоянно таскал на поясе, а сейчас был судорожно зажат в кулаке.
— Успокойся, Карно. Все хорошо, они старые друзья. — уверенным тоном тихо сказала Истрил и ее голос подействовал умиротворяюще на опытного охотника. Он шумно выдохнул, оказывается все это время он затаил дыхание, и выругался.
— Но каков стервец! А я-то думал, чего он мне по ушам ездил насчет лесных демонов, а оно вон как. Но кто бы подумал!?
Истрил только снисходительно улыбнулась в ответ. Глупый Карно, несмотря на всю свою мужественность, как он не понимает, что ведь это ее Ольт, ее Ольти — самый лучший сын на свете. Ее восхищение, так неожиданно нашедшимся сыном, достигла той высоты, когда уже не видны мелочи. Может где-то в глубине души она и понимала это, но ее вполне устраивало сложившееся положение дел. Ее можно было понять, потерять мужа, потом сына и это, не считая других вещей по мелочи, потерять смысл всей жизни, а потом вдруг обрести чудом воскресшего сына, который вернул ей краски и вкус жизни… Разве это не стоила той цены, которую она уже заплатила? И она вознесла Ольта чуть ли не на божественный пьедестал и, чтобы от него не исходило, она принимала это безропотно и даже с восхищением. Ольт подумывал над этим и даже подозревал, что у нее не все хорошо с психикой, все-таки не каждый мог безболезненно перенести то, что пришлось вынести ей, но ему это не мешало. Даже больше того, он и сам стал относиться к Истрил, как к родной матери и уже перестал замечать странности в ее поведении. Что поделать, такие были времена и люди были соответствующие, открытые и не скрывающие свои сильные и слабые стороны.
Тем временем Ольт подвел к ним росомах.
— Вот, Карно, знакомься. Те самые лесные демоны. Это Машка, а это ее детки. Им я еще не дал имена, зову просто росомашками. Машка, а это наш Карно. Свой человек.
Пока он представлял человека и зверей друг другу, те внимательно приглядывались к новым знакомым. А звери еще и принюхивались. Их подвижные пипки носов живо шевелились вокруг Карно, что того сильно напрягало. Если бы не спокойно стоящая рядом Истрил, то уже сверкала бы сталь и летала бы шерсть по закоулкам. А учитывая, что челюсти росомахи с легкостью разгрызают лосиную берцовую кость, то результаты схватки были непредсказуемы. Но воин есть воин. Зажав в кулак все свои чувства, Карно выдержал нелегкое испытание. Короче, друзьями сразу не стали, но первое знакомство выдержали с честью. А там и обед подоспел. Удачно Истрил набила дичи, хватило всем, и зверям, и людям. Конечно звери могли и еще съесть столько же, но им хватило, что бы, покончив со своими порциями, не смотреть голодными глазами на неспешно обедающих людей.
После обеда, немного передохнув и скормив росомахам остатки еды, Ольт еще поиграл с ними, но затем Истрил увела зверей на охоту, а мужики принялись доделывать свои дела. Золото было уже все в яме, осталось закопать и замаскировать. Через два часа справились и с этим. Правда пришлось выкинуть деревянный щит, что бы не ощущалась пустота. Ведь закапывай, не закапывай, все равно земля просядет и, если кто зайдет, сразу услышит под деревянным настилом гулкий топот. Проще было хорошо утоптать грунт и насыпать на пол ворох листва. Через некоторое время уже никто не мог бы сказать, что в этом кто-то рыл. Единственное, что Ольт сделал, это прихватил с собой пятьсот золотых «корон». Так, на всякий пожарный, и Карно заставил, хотя тот не мог понять, зачем ему в лесу такая сумма. Ну пяток монет, ну край — десяток…Но тысяча золотых «быков»! Он просто не мог представить куда и на что их потратить. Но Ольт его уговорил.
А там и Истрил вернулась с добычей, да еще с какой. Она смогла подстрелить кабаргу. Эта помесь небольшого оленя то ли с кабаном, то ли с саблезубым тигром попадалась охотникам довольно редко. Не потому, что их было совсем уж мало, а потому, что она была на удивление пугливой и завалить ее для лесных жителей было редкой удачей. Но вот Истрил как-то сподобилась, росомахи помогли. Самое интересное, как она умудрилась доставить добычу до их стана. Эта лесная антилопа была небольшого размера, но все равно для хрупкой женщины оказалась неподъемной тяжестью, все-таки килограмм тридцать веса. Как и все животные этого мира, она оказалась гораздо крупнее ее земных аналогов. Так Истрил сколотила небольшую волокушу, сделала из кожаного пояса петлю и впрягла в нее Машку. Как ей это удалось, засмущавшаяся женщина говорить отказалась. Как бы там не было, Ольт охренел, когда увидел довольную морду росомахи с легкостью тащившую за собой волокушу. Конечно, что ей какая-то кабарга, если она сама весит в два раза больше и при этом имеет стальные мускулы. Ее дети шныряли по кустам по пути следования, а она сама с важностью косилась в сторону Истрил, которая тоже впряглась в волокушу, привязав к ней веревку. Эта тоненькая веревочка была чисто для вида, и сама женщина держалась за нее чисто символически. Как понял Ольт, это было нужно для подтверждения того факта, что бы росомаха видела, она тоже работает, а не эксплуатирует бедное животное. Не ожидал он такого чисто женского коварства от своей матери, не ожидал, но молодец, что скажешь.
Если сам факт того, что Истрил смогла запрячь росомаху, так удивил Ольта, то что же можно было сказать о Карно. Он был в шоке, он буквально остолбенел, завидев такую картину. Лесной Демон, славящийся своей коварством и свирепостью, покорно тащит груз, как простая крестьянская лошадь… Было от чего уму за разум закатиться. Полный разрыв шаблона. Если бы такое случилось на Земле, он бы уже тащил Истрил на костер, как ведьму или молился, как на богиню. Слава Единому, здесь была не средневековая Земля и люди здесь не были религиозными фанатиками, но судя по остекленевшему взгляду единственного глаза, Истрил стала для Карно чем-то вроде иконы. А как он бросился разгружать волокушу, позабыв про свою раненую ногу и не глядя на росомашек, на которых еще утром опасливо косился. И только грозное ворчание Машки, не желавшей отдавать свою добычу, немного отрезвило и привело в чувство бывшего разбойника. Хорошо еще Истрил, говоря что-то ласковое и успокаивающе поглаживая росомаху, распрягла ту и увела в сторону, чтобы, немного очумевший от происходящего, Карно мог спокойно заняться разделыванием тушки добычи.
До выхода крестьянского сбора оставалось еще три дня и лесные обитатели, посоветовавшись, решили устроить себе отдых. Время позволяло. Не тащить же с собой тушку кабарги, а оставлять ее всю росомахам… Не жалко конечно, но хотелось и самим вкусить от таежных щедрот. Да и сплошной аврал последних дней требовал отдохнуть хотя бы денек. Так что Ольт по старой памяти, вырезав из туши лучшие куски, принялся готовить отбивные, в то время, как Истрил варила в котле похлебку на всю их разросшуюся кампанию. Можно было и в тандыре приготовить, как Ольт называл яму, обложенную камнями и сооруженную как-то во время редкого момента отдыха и приступа гурманства, но это было слишком долгое дело, кушать же хотелось сейчас. Труд на свежем отдыхе просто удивительно стимулировал аппетит, да Истрил уже уложила на костер плоский округлый камень, который служил им сковородкой. Его Ольт как-то нашел на речке и приволок к землянке именно для этой цели и сейчас Истрил натирала разогревшую поверхность куском жира. Она еще и котел поставила для похлебки из потрошков.
Как говорится, нет лучшего веселья, чем хорошо пожрать. Если судить, по этим словам, то повеселились они на славу. Праздник живота длился часа три и прекратился только по тому, что его участники, а вернее Карно с Ольтом, расползлись по укромным уголкам, чтобы там, как выразился мальчишка, поразмышлять о судьбах мира. Впрочем, росомахи, получив в полное распоряжение все, что не пошло на отбивные и не влезло в котел, с веселым хрустом разгрызаемых костей, продолжали веселиться. Недаром их прожорливость вошла у таежных охотников в легенду. Тут еще Истрил нет-нет, а подкидывала им куски отбивной. Для росомах праздник продолжался и наверняка не кончится, пока не останется ничего, кроме копыт. Впрочем, Ольт не удивился бы тому, что в голодное время и они пойдут в дело. Росомахи были удивительно прожорливы и всеядны. Утешало только то, что они также могли и голодать длительное время, не теряя при этом силы и ловкость.
После такого мощного обеда шевелиться не хотелось, тем более, что у лесных путешественников впервые выдалось немного свободного времени. Поэтому они решили сегодня никуда не трогаться, а устроить себе полноценный отдых. Все-таки их хорошо вымотала вся эта возня с золотом. Да и Ольт хотел подольше пообщаться с росомахами. Он знал, что у каждой росомахи существует свой участок земли, который она охраняет и с которого она никуда. А то уйдешь и появится у земли новый хозяин. Машка постоянно обходила свой участок и оставляла метки, чтобы любая другая росомаха знала, что этот кусок лесных угодий занят и любому чужаку сразу стало бы ясно — без яростной борьбы его не уступят. Так что Машка со своей территории точно уж никуда не уйдет, разве что до границ участка. Но это даже было к лучшему. Он забросил шкуру кабарги в бывшую коптильню, бросил туда обрезки ног с копытами, тем более в ней еще витал вкусный дух копченостей, и затем привел туда Машку с росомашками и настойчиво несколько раз сказал, глядя прямо в глаза зверю.
— Дом, милый дом.
Неизвестно, поняли ли его росомахи, но спать они все трое улеглись в уютной яме. Тем более Ольт с Карно постарались и накрыли ее постоянной крышей из сколоченного и не пригодившегося деревянного щита для клада и хорошо засыпали сверху землей. Но во всяком случае будут сюда наведываться, оставляя здесь свои следы. Чем не охрана? Слава про росомах ходила скверная, что среди людей, что среди животных обитателей леса. Обед, после небольшого передыха, плавно перешел в ужин, благо кабарга была достаточно большая, так что даже росомахи грызли мясо чисто из природной жадности, не столько поедая, сколько играясь и наслаждаясь избытком пищи, а затем все сытые и довольные улеглись спать. Неизвестно, как росомахи, а люди умаялись за эти дни порядочно.
А утром опять тренировки. Ольт про них не забывал и если приходилось их пропускать, то потом занимался с удвоенным рвением. Слишком уж не терпелось быстрее обрести силу, что решило бы многие нынешние проблемы. В этот раз он крутился, вертелся и превзошел самого себя, доведя свой организм до полного изнеможения. На это у него ушло два часа и в конце тренировки он лежал, образно говоря, высунув язык. А ведь когда-то, в той еще жизни, будучи чуть постарше его нынешнего возраста, он занимался по три-четыре часа и чувствовал себя вполне в форме. Но он не забывал, что к этому времени он состоял в спортивной секции уже пять лет и имел коричневый пояс по дзюдо, а тут всего лишь полтора года тренировок. Мало. Впрочем, он не унывал. Он-то знал, к чему идет и стремится. Тем более прогресс во всем организме ощущался и гораздо быстрее, чем в прошлой жизни.
— Вот смотрю я на тебя и вижу, что это какой-то вид борьбы, но не пойму чего-то. Вот возьми наш мечной бой — есть несколько ударов для нападения, есть защита и во время боя ты их по-всякому соединяешь, что тебе удобнее и нужнее именно сейчас. А ты двумя палками машешь по какой-то одной схеме, а в бою противник может повести совсем не так, как ты заучиваешь. А ты, как танцуешь, так и будешь по-прежнему танцевать.
— Ошибаетесь, дяденька. Разные у меня схемы. Это ты видишь одно и то же, потому что для тебя это просто танец. Не хочу тебя обидеть, но, объясняй-не объясняй, ты все равно не поймешь, не доросли вы еще до этого.
— Это что же такого здесь необъяснимого? — чуть обиженно прогудел Карно. — Устроил тут танцульки и еще в нос тыкаешь, мол темные мы. Я, между прочим, чин тысячника не за просто так получил, как и отец твой. Попробовал ты такое ему сказать.
— Не обижайся. Как слепому объяснить, что такое солнечный свет? Его надо увидеть. Так и здесь.
— Интересно говоришь. А ты значит видел это солнце? Показал кто?
— Мать тебе рассказывала об иноземце, который меня подобрал, когда я потерялся?
— Ну да, обыкновенная история. Повезло тебе на него нарваться. Сколько людей уже тайга съела и не подавилась. Но выкрутился и выкрутился — не ты первый и не ты последний.
— Его звали Архо Мед, и он был ученым и воином. Он меня и учил, и я тоже в начале многого не понимал, но потом, чем больше он меня учил, тем больше я узнавал и в конце концов я постиг великое искусство боя. — ложь сходила с уст мальчишки легко и просто. Да и не врал он по большому счету. Так, сочинял немного, не говорить же всю правду и вводить в смущение девственные мозги аборигенов. А то, что его первого тренера звали совсем по-другому, а «великое искусство боя» он придумал только сейчас… Так надо же пожалеть самолюбие Карно.
— Что-то не очень видно боя, танцульки какие-то. — хмыкнул мужчина. — Толку-то от них.
— Так я же еще маленький. — с важным видом объяснил Ольт. — Чтобы войти в полную силу, надо вырасти. Но и сейчас уже что-то могу.
Ольт не хотел топтаться на старых обидах Карно и напоминать тому, кто его ранил, так что до сих пор хромал. Но тот и сам вспомнил об этом и задумался.
— Хотел бы я встретиться с этим Архо Медом, может он бы мне объяснил смысл этих твоих «тренировок». И еще мне интересно, как ты машешь сразу двумя палками. Это ведь ты как будто двумя мечами?
— Ну да. — Ольта немного напрягала тема насчет мифического Архо Меда, не хотелось слишком врать, и он был рад, что Карно сбил тему на другое. — Если бы ты был здоров я показал и предложил тебе приемы и тогда может быть ты понял бы искусство боя.
— А кто меня довел до такого? — не удержался Карно от сварливого тона.
— А вот не надо трогать маленьких мальчиков. Их всякий обидеть может.
— Такого обидишь. — проворчал мужчина успокаиваясь. — Выздоровею, покажешь мне настоящий двуручный бой? Давно мечтаю научиться, но учителей не осталось. В войну все погибли.
— Покажу. — кивнул Ольт. — И даже, если будет такое желание, научу.
— Ну ладно, хватит вам, только и слышно от вас, как обидами считаетесь, да похваляетесь всяким. — прервала Истрил их диалог. Она давно слушала их разговор, не забывая готовить завтрак, и была явно довольна. Она так хотела, что ее драгоценный сынок подружился со старым другом семейства. Конечно в любом случае она была на стороне Ольта, но и Карно лишним не был. Уж кто-кто, а Истрил помнила, каким он был когда-то и можно было надеяться, что, не смотря на прожитые годы, он остался тем же верным другом и надежным товарищем. Хорошо будет, если он поддержит их, пока сам Ольт не встанет крепко на ноги. И судя по всему к этому все и шло, и она была рада этому. — Лучше идите, мойте руки, еда уже готова. Ольт, ты сам говорил, что надо успеть к дню сбора. Осталось три дня. Так что завтракайте и собирайтесь в дорогу. А я схожу на могилку, проведаю.
Был у местных такой обычай — приносить на могилы близких людей немного, чисто символически, еды. При этом в загробный мир они не верили. Из рассказов Истрил Ольт не совсем понял суть их верований, только понял, что необязательность их выполнения вполне в обычае даже любящих родственников и друзей. Мол память об ушедших хранится в сердцах оставшихся и, пока жива память о них, они имеют шанс на возрождение. Как-то так, Ольт не вникал глубоко, ему достаточно было, что не надо соблюдать каких-то особых ритуалов и никто его не осудит, если он не будет являться на могиле своего «учителя». Впрочем, желающим не возбранялось поддерживать какие-то внешние признаки того, что живые помнят о своих мертвецах. Вот и сейчас Истрил набрав в чашку похлебки и положив туда же хороший кусок отбивной пошла к могиле. Сам Ольт не пошел, но и матери не мешал.
Сам же стал собираться. Истрил была права. Ольт и не забывал, что Крильт говорил о нападении на сбор. Самого атамана с его бандой уже нет, но оставался десяток Мальта и не стоило сбрасывать со счетов. Он и сам по себе мог натворить делов. Да и Ольту пора нарабатывать себе авторитет, пора уже выходить к людям, если все складывается так удачно. Так что быстро поели и стали готовиться к выходу. Таежному жителю собраться в поход, тем более не такой уж далекий, дело нехитрое. Главное — было убрать следы пребывания их лагеря, мало ли кого сюда может привести. Хотя возможность этого была микроскопически мала, тайга — это не многолюдный городской проспект, но как-то здесь оказался предыдущий обитатель и Ольта тоже сюда занесло, а даже малейшая возможность того, что кто-то может обнаружить их клад вгоняла мальчишку в холодный пот. Слишком много жертв и хлопот им доставило проклятое золото, чтобы отдать кому-то по своей оплошности свое же будущее и возможно будущее всей страны. Так что землянка, и так хорошо замаскированная, вообще исчезла, превратившись в ничем непримечательный пригорок, которые здесь встречались повсеместно. Остальное на совести росомах, хотя Ольт подозревал, что они и не знают, что это такое. Но бывшая коптильня, превращенная в хорошую теплую нору, давала надежду, что росомахи хоть изредка будут сюда наведываться.
Когда все было готово к дороге Карно сходил за Истрил и там немного задержался вместе с ней. Видать выслушивал более расширенную версию о приключениях Ольта, потому что вернулись оба какие-то торжественно-печальными. Кстати звери сопроводили людей до границ ареала своего обитания. Ольт всю дорогу тихонько насвистывал им земные мелодии, и он надеялся, что хоть что-то задержится в их памяти. Он уже успел убедиться в сообразительности росомах и надеялся, что в будущем проблем с кладом не будет. Неизвестно, как они определили границы, но дойдя до какой-то, только им известной, черты, они остановились. Настали минуты прощания, и они дались нелегко. Истрил расчувствовалась, Ольт не знал, что она до такой степени сдружилась со зверьми. И когда успела, но она со слезами на глазах обнимала их, а те суетливо тыкались холодными мокрыми носами ей в лицо и руки. Даже у Карно повлажнели глаза. Но долгие прощания были не в обычаях лесных жителей и Ольт полностью их в этом поддерживал. Последний раз потрепал Машку за уши и взлетел на спину своей лошади.
И опять эта опостылевшая до тоски в глазах дорога. Будь Ольт изначально местным жителем, который всю жизнь не видел ничего другого и считал, что по-другому и быть не может, то не все было бы так печально, но он когда-то видел другие страны и большие города и ему начало надоедать то однообразие, которое его окружало. Он привык, особенно в предсмертные годы, постоянно разъезжать по знаменитым курортам, благо его состояние позволяло это делать с большим комфортом и получать удовольствие только от смены обстановки. Но полтора года видеть вокруг себя одно и тоже… В начале, когда стоял вопрос о выживании, было просто не до окружающего пейзажа, но потом, когда его быт устоялся и вся его жизнь свелась к простой добыче пропитания, он понял, что такое растительное существование не для него и окружающее его однообразие стало еще одним фактором раздражения. Это было выше его сил. Даже люди его так уже не напрягали. Ему срочно требовалось сменить обстановку, ну или по крайней мере сферу деятельности и в бывший лагерь разбойников он въезжал с твердым намерением это сделать.
Глава 10
Ольт сидел, спрятавшись в уже начавшей опадать листве, на том самом дубе, о котором упоминал Крильт, и переживал. Его немного потряхивало в ожидании открытой, лицом к лицу, схватки со стражниками Кведра. Как-то поведет себя новое и еще детское тело. Он был бы спокоен, если бы бой произошел в той, уже начавшей подзабываться, жизни. Там он был тренированным, прошедшим огонь и воду в стреляющие девяностые, мужчиной. И даже в старости, имея на руках уравнитель шансов марки «глок», мог всегда ответить за себя и еще того парня в придачу. Но сейчас-то предстояла схватка, имея в активе хоть и тренированное, но все-таки еще детское тельце, да еще и без такого козыря, как огнестрельное оружие. Занятия с холодным оружием и реальный бой, да еще со взрослыми мужиками, которые сделали грабеж людей своим ремеслом — это все-таки разные вещи. Пусть он и тренировался уже больше года, но умения свои на практике еще не пробовал. Уничтожение банды Крильта он за дело не считал. Потравил как тараканов полтора десятка бандитов, по которым и так уже давно петля плачет, разве это подвиг. А вот сейчас сама жизнь предоставит ему экзамен и проверит, стоило ли так корячиться и изматывать себя упорными тренировками.
А еще он боялся за Истрил. В его мозгу еще кипели отголоски горячих споров по поводу того, кто пойдет в засаду на дружинников барона. Даже раненный Карно решительно и бесповоротно высказался насчет своего участия. Нашелся тут… Железный хромец. И аргументы привел. Ну а что? Стрелок он хороший, раненое плечо не помешает выпустить из охотничьего лука десяток стрел, а раненая нога — так он не собирается по кустам бегать и будет сидеть на месте, стрелять, не вступая в рукопашную схватку. Со скрипом Ольт согласился с его доводами, хотя совсем не потому, что ему было жалко спорить с раненым, а просто не доверял еще тому полностью. Застарелая, хорошо и удобно устроившаяся в его голове еще в той жизни паранойя, не давала ему так сразу поверить человеку, с кем не съел пуд соли. Так что пусть лучше будет на глазах, да и повязать кровью его не помешает. И обижать зря, кто знает — хорошего человека, недоверием не хотелось, пришлось делать вид, что он доверяет неожиданному соратнику. Тем более была у него мыслишка, что Карно просто хочет реабилитироваться в глазах Истрил. Так что экзамен предстояло пройти не одному Ольту.
Но Истрил! Мать его… Ей — то чего не хватает? Как он поддался на ее уговоры и мог допустить ее участие в сражение? Оказывается, она тоже умеет стрелять из охотничьего лука! А то он не знал! Конечно не как мастер-лучник, но вполне сносно. Да и вообще в деревне все женщины худо-бедно, но обладают этим умением. Поэтому вполне естественно, что в бою частенько жены стояли рядом с мужчинами и никого это не шокировало. Просто Ольт, получивший старомодное воспитание, в голове которого еще жили стереотипы его мира, не сразу воспринял концепцию женщины-воина. И что будет с ним, если, не дай Единый, с ней что случится? Ведь пропадут все плюшки, которые обещает ему жизнь при живой матери. Что греха таить, крутилась у него в голове и такая эгоистичная мыслишка. Но после долгих споров Истрил просто воспользовалась своим материнских правом и поставила его перед фактом. Идет — и все тут. Больше оставлять его одного перед лицом опасности она не собиралась. И Ольт, вспомнив о женщинах-снайперах времен Великой Отечественной, сдался и теперь маялся. Все-таки, даже по меркам этого мира, мал он еще, чтобы спорить со взрослыми. И никто-то с ним не хочет считаться. Обидно.
Единственное, что его хоть немного успокаивало, это то, что собрал всех «ежиков», которых успел наделать и накидал их перед позициями Истрил и Карно. И еще вооружил их самодельными копьями, временно сделанными из коротких мечей, найденных в арсенале Крильта, крепко привязав их сыромятными ремнями к деревянным шестам. Кроме этого у Истрил был кинжал ее мужа Арнольда, а Карно вооружился мечом атамана, не считая привычного боевого ножа на поясе. Ольт же взял с собой пять наиболее сбалансированных и острых метательных ножей, для которых Истрил по его указаниям сшила чехлы, что-то вроде солдатской разгрузки, которая вешалась на грудь и на которую у него был основная надежда, свое копье и лук. Стрелок из него был еще тот, но направить стрелу в нужном направлении и сбить зайца или куропатку на тридцати шагах он уже мог и не собирался отказываться от малейшего шанса, могущего ему помочь в деле смертоубийства. Метать ножи он умел еще в той жизни, так что знания оставались, а привить новому телу нужные навыки было делом наживным. Даром что ли он так упорно тренировался. Поэтому с собой в засаду он взял лук и ножи, а длинное копье спрятал до поры недалеко от себя в траве. Палицы, палки с железными шипастыми набалдашниками, никто из них брать не стал, Истрил и Ольту они были не по силам, да и не умели они ими пользоваться, а Карно мешали раны и вступать в рукопашную он не собирался.
Дерево, в кроне которого прятался Ольт, стояло в центре широкой поляны в метрах ста от так называемой дороги, которая в этом месте по чьей-то необъяснимо прихоти делала изгиб, поворачивая почти на девяносто градусов. Остальные деревья росли поодаль от Одинокого дуба, отступая от него по кругу метров на десять. Там они стояли в окружении густых зарослей лещины, в которых сейчас и прятались Карно с Истрил. В засаду они сели еще затемно. Ольт понимал, что продажные стражники придут пораньше, чтобы определиться на местности, скооперироваться с лесными разбойниками и подготовиться к бою. Поэтому, когда солнце еще только начало свой бег по небосводу, засадники уже ждали их, замаскировавшись в густых зарослях.
Весь план боя у них, как у Наполеона, сводился к одному — это ввязаться в драку, а там как кривая вывезет. Наверно это была авантюра с их стороны, но ничего другого в голову Ольта не приходило. Ну не воевал он раньше без огнестрельного оружия. А если без него, то все сводилось к банальной драке, а тут уже победа за тем, у кого мастерство выше и дух сильнее. А тут он был спокоен. Одно то, как Карно скрипел зубами при рассказе Истрил про то, как тот же Мальт приходил от имени барона собирать налоги и оставил ее с Олентой без крошки хлеба… Не завидовал Ольт десятнику Мальту. Про Истрил вообще говорить нечего. Сколько она вытерпела от местной власти, то знает только она сама и Единый. Так что психологический настрой был вполне на уровне. Ну и не стоило скидывать со счета неожиданность и три хоть и охотничьих, но вполне убойных с такого расстояния лука. А крови, как уже понял Ольт, местные не боялись.
Наконец, после долгого ожидания, послышался стук копыт и из-за поворота показался всадник. Ольт не помнил в лицо всех, кто убирал трупы в прошлое ограбление, уж больно рожи у всех были бородато-однообразными и похожими, но, когда за всадником знакомым строем вышли попарно все десять человек, наряженные в знакомые кожаные доспехи, он понял — это десяток Мальта с ним во главе. А еще, позади всех, шел еще один член команды, явно гражданский, в котором Ольт не без удивления узнал Вьюна — лазутчика разбойников. В руках тот тащил мешок. Наверно с очередной порцией хлеба и спотыкаловки. Мешок был просто огромен и явно тяжел, но никто из воинов даже и не думал помочь. Причем воинов, имеется в виду настоящих воинов, мужиков среднего возраста, знающих с какой стороны браться за меч, было всего трое-четверо. Остальные были кое-как обученными молодыми парнями, «мясом», как было принято называть таких среди опытных вояк.
Весь десяток во главе с десятником мерно прошествовал на середину поляны и остановился прямо под дубом, на котором засел Ольт. Мальт поднял руку, отдавая знак остановиться и раздраженным взором окинул окрестности.
— Ну и где эта отрыжка Единого?
— Не знаю, господин десятник, но Крильт сказал, что здесь встретит. — тенорок Вьюна прозвучал быстро и угодливо.
Больше он ничего сказать не успел. Прострекотала сорока с дуба и в глазу десятника выросло оперенное древко, и он медленно завалился с лошади набок. Следующая стрела оказалась с тупым дубовым наконечником и с глухим щелчком отскочила от лба лазутчика, и тот без звука повалился на землю. Его решили брать живьем. Зарезать никогда не поздно. Все, как договаривались с Карно. Все-таки знатным он лучником оказался. Тут же, пущенные одна за другой, еще две стрелы нашли свои жертвы. Одноглазый, как они и договорились, сразу же выцелил десятника и затем, после того как вырубил Вьюна, стрелял только в опытных вояк. Ему, как бывалому воину, было не трудно определить, кто есть, кто. Все это произошло настолько быстро и неожиданно, что стражники, сразу потеряв всех, способных унять панику и взять на себя командование, растерялись и тыкались по сторонам, не зная, куда кинуться и что делать. Один бросился на засевших стрелков, но через несколько шагов вскрикнул, наступив на «ежика», и через секунду был утыкан, как тот же ежик, стрелами. Другие, бросившиеся в атаку за ним, не поняли, что случилось и приостановились в недоумении. «Мясо» — есть «мясо». Это дало возможность двум стрелкам спокойно, как в тире расстрелять еще троих. Одну стрелу пустил и Ольт, попав в широкую спину одного из атакующих. Дело — не хитрое, всяко спина воина оказалась не меньше фазана или рябчика, да еще и с тридцати шагов. Бронебойная стрела с тонким, острым как шило, наконечником пробила кожаный панцирь и достала до тела. И сразу же после выстрела, пользуясь тем, что стражники больше заняты кустами, и никто из них еще не заметил, что одна из стрел пущена со спины, спрыгнул с дерева и начал спокойно, как на тренировке, метать ножи. Целей оставалось только три, да и те в растерянности почти не двигались с места. Вся трудность была в том, что на воинах были хоть и плохонькие, но все-таки какие-никакие кожаные доспехи, а Ольт не был уверен, что ему хватит его мальчишеских сил пробить их. Поэтому он метил только в открытые места — лица и ноги. Спешка мешала точно прицелиться, но зато расстояние было всего метров десять, да и сами вояки на какое-то мгновение оторопело замерли, поэтому не один нож не пролетел мимо. Одно остро заточенное лезвие даже попало в чей-то глаз, а одно отскочило от железной бляхи на груди. Худо-бедно, но два тела осталось лежать на начавшей желтеть траве. Откидавшись, Ольт сразу побежал в сторону своего спрятанного копья. Последний, оставшийся на ногах, стражник, раненый в руку, но еще довольно подвижный со злым ревом кинулся за ним. Хорошо, что бежать было недалеко и уже чувствовавший за спиной горячее дыхание преследователя, Ольт подхватил копье и развернулся в сторону нападавшего. Дружинник уже подбегал к нему, но вдруг запнулся, остановился, на лице его было написано удивление, и рухнул прямо к ногам мальчика. Из спины дружинника торчала стрела.