Иван Фролов поднялся на ноги, подошел к трупу, в этот момент его руки сами собой вернули «Вальтер Р38» на прежнее место, за ремень пояса сзади. Несколько мгновений он рассматривал лицо Семы, раздумывая о том, что надеялся на то, что этот человек предоставить ему столько информации о Москве, о ее криминальном мире, что ему не потребуется дополнительные источники такой информации. На деле же получилось так, что он был вынужден убить Сему уже на второй минуте встречи, так ничего существенного не узнав. В этот момент Иван вдруг вспомнил о том, что его Машка живет совсем неподалеку.
Осторожно приоткрыв подъездную дверь, Иван осмотрелся кругом. Двор был пуст, но за оградой стоял дворник Михаил Воронов вместе со своими местными приятелями и над чем-то громко смеялся. Тогда Иван Фролов вспомнил о существовании второго выхода с этого двора, которым он часто пользовался подростком. Одним прыжком, он взобрался на крышу сарая, сделал несколько скользящих шагов по крыше сарая, а затем спрыгнул с нее, сгруппировался и по откосу выкатился к самой улице, которая проходила вдоль их дома. За поворотом, по-прежнему, слышался голос дворника и голоса его собеседников.
Отряхнув пиджачок, на голову плотнее натянув кепку, Иван направился по улице подальше от дома, который когда-то был ему родным, и в одно мгновение превратился в чужой. До Машкиного дома нужно было пройти две улицы и один переулок. Там почти у самого метро Бауманское стоял высотный дом в десять этажей, на восьмом этаже жила бабка Машки. Отец Марии был командиром Красной Армии, а ее мать военным врачом. Она с мужем вдвоем так и мигрировала по разным гарнизонам, а воспитание Машки доверила своей матери, бабушке Марии. Они вдвоем так и погибли на Халхин-Голе, японская авиабомба взорвала палатку, в которой лежал раненый отец Машки, а ее мать, как верная жена, там лечила мужа от ранения.
Иван прошел в подъезд дома, он сразу же обратил внимание на то, что Машкина бабка отсутствовала на своем обычном месте. При входе для нее поставили специальный столик, за которым бабка обычно сидела. Она всегда спрашивала имена приходивших гостей, а затем перезванивала в ту или иную квартиру, чтобы поинтересоваться тем, ожидают ли они такого или иного гостя?! Это место за столом также позволяло Машкиной бабке регулировать пользователей доисторического лифта, отгоняя прочь местную шпану. Ивану Фролову только однажды позволили воспользоваться этим лифтом, это случилось тогда, когда Мария пригласила его на свое день рождения!
И сейчас Иван так и не решился воспользоваться этим лифтом, на восьмой этаж он стал подниматься по ступеням лестницы. С большим трудом ему удалось пробраться к дверям квартиры, так как все вокруг было заставлено велосипедами, детскими колясками и всякой всячиной. Несколько раз он пальцем нажимал кнопку дверного звонка, но так и не услышал его трели. Тогда он дважды кулаков прошелся по филенке двери, но за ней, по-прежнему, сохранялась тишина, не было слышно ни звука. Недоуменно пожав плечами, Фролов уже начал разворачиваться, что бы вернуться на лестницу, и начать свой спуск вниз по этой лестнице, когда дверь внезапно распахнулась за его спиной.
— Иван, — послышался голос Маши, — где ты пропадал так долго? Анна Николаевна нам рассказывала о том, что НКВД звонили в школу и извинялись за ошибку с арестом ученика 10-го А класса Фролова. Она также говорила о том, что в тебе что сломалось, что ты стал прятаться от людей, поэтому не хочешь вернуться в школу и сдать выпускные экзамены.
— Ты одна дома, я могу сейчас к тебе зайти?
— Да, Ваня, заходи, пожалуйста! Я теперь живу одна-одинешенька, бабка-то моя, померла два месяца назад!
Иван сразу же прошел на кухню и сел на свой любимый табурет. Сидя на нем, в кухонного окно хорошо просматривался весь двор этого дома.
Внимательно осмотрев двор и, не заметив там ничего особенного, Иван повернулся в сторону Машки. Он тут же ахнул от внутреннего удивления, Машка за этот год прямо-таки расцвела. Сейчас перед ним стояла не девчонка, а красивая молодая женщина. Плечи слегка округлились, груди налились и сейчас высились внушительными холмами. Но Ивану больше всего понравилась осиная талия Машки и ее внушительные бедра. Неведомая сила потянула Ивана Фролова в объятия этой пока еще ему незнакомой женщины. Не успел он и глазом моргнуть, как оказался в объятиях Машки. Его руки, действуя сами по себе, раздвинули ворот ее халатика, вскоре он лицом утонул в дикой нежности девичьей груди. Губы Ивана сами собой нашли, начали целовать, лизать и прикусывать два упрямых сосочка, которые начали расти и укрепляться сами по себе.
Только в этот момент он услыхал задыхающийся голос Маши:
— Ванюша, я больше не мог! Давай, перейдем в другую комнату, там стоит бабкина кровать.
Сколько времени они занимались любовью, никто из них не мог сказать! Иван Фролов пришел в себя, когда напольные часы пробили ровно девять часов утра. В одно мгновение парень натянул на себя свою одежду. Стоя над Марией, любуясь своей любовью, Иван Фролов тихим голосом произнес:
— До свидания, Маша! Чистый случай свел нас вместе, хотел зайти к тебе и поинтересоваться, что случилось с моей матерью?
— Она в дурдоме! Когда ей дворник дяди Миша рассказал о том, как тебя арестовывали в школе, то она его внимательно слушала и пила водку, которую же дядя Миша ей и принес! Потом начала кричать о том, что советская власть у нее отняла мужа и сына, то дядя Миша вызвал санитаров из какого-то дурдома, они приехали, ее связали и увезли. Больше ее никто не видел! Вань, а ты вернешься ко мне, ведь без тебя и я пропаду. Семка Воронов стал не давать мне прохода! Требует, чтобы я вышла за него замуж. А за него я не хочу, я ведь тебя одного любила и люблю!
— Маш, в Москве я проездом! Должен ее вскоре покинуть и не знаю, когда снова вернусь в этот город! Но завтра, в пятницу, я обязательно к тебе зайду, расскажу о том, как и где ты будешь дальше жить! А сейчас мне надо спешить, если я хоть на минуту опоздаю… Не, даже не хочу об этом думать, так что я пошел, а завтра мы снова встретимся.
Разумеется, рабочее время у народного комиссара внешней торговли Анастаса Микояна было расписано по минутам, но он нашел-таки свободное время для того, чтобы встретиться с молодым шведским предпринимателем господином Вальдемаром Косински, чтобы пожать ему руку, прочитать по бумажке перечень всего того, в чем нуждался Советский Союз. Затем он внимательно посмотрел на Вальдемар и произнес:
— Я полагал, что вы серьезный шведский промышленник в годах, но сейчас перед собой вижу совсем молодого человека! Зачем, господин Косински, вы к нам приехали, ведь, работать с нами очень трудно и не всегда проекты осуществляемые вместе с нами приносят быстрые доходы.
В этих словах сорокапятилетнего человека прозвучала настоящая ностальгия о прошедших временах, но одновременно Вальдемар услышал и нотки недоверия в том, что такой человек, как он, может справиться с осуществлением серьезного проекта. Тогда он решил пойти ва-банк:
— Господин народный комиссар, сегодня мне примерно столько же лет, сколько было вам, когда народ и партия доверили вам руководство торговлей Советского Союза и, не смотря на свой, казалось бы, юный возраст, вы справились с поставленными перед вами задачами. Так вот и я вам хочу сказать, что справлюсь с теми задачами, которые сегодня стоят перед Советским Союзом в области снабжения населения продуктами и промышленными товарами. Разумеется, моих миллионов не хватит на то, чтобы в полной мере и по всему дефициту поставлять вам продукты и товары народного потребления. Но я, к примеру, сказу, могу выступить вашим посредником в переговорах со шведским правительством о поставках вам шведских паровозов. Могу наладить в Советском Союзе производство женской косметики. Я очень многое чего могу сделать, как вы говорите, по малости, но со временем такая малость может вырасти до больших проектов!
Выслушав перевод Леночки Семеновой, Анастас Иванович задумался на секундочку, затем поднял глаза на Вальдемара Косински и сказал:
— Надеюсь, что вы, господин Косински, хорошо понимаете, что у меня попросту нет времени присутствовать на всех встречах и переговорах с вами. Поэтому заранее прошу меня извинить за то, что я буду часто на них отсутствовать. Все переговоры с нашей стороны будет вести начальник управления моего наркомата, господин Чистяков. Сейчас же я буду вынужден вас покинуть, а вы займитесь выяснением возможных точек соприкосновения вашей фирмы и моего наркомата. Определив такой список, затем мы займемся выяснением того, что мы можем сделать друг для друга, а после этого начнутся времена согласований и подписаний контрактов. Еще раз, господин Косински, напомните мне название вашей фирмы, города в который вы будете иметь офисы или филиалы вашей компании. И последнее, сколько времени вы собирайтесь в этот приезд пробыть в Москве?
— Название моей фирмы «Косински и Партнеры», в настоящее время один функционирующий офис имеется в Стокгольме. Недавно мне пришлось офисы своей компании закрыть в Варшаве, Вильнюсе и Риге. Сейчас мы работаем над открытием офисов в Хельсинки, в Берлине и в Париже. В Москве я пробуду еще и завтрашний день, после чего планирую вылететь в Берлин для переговоров с министром экономики Германии господином Вальтером Функе. Я только что от него получил подтверждение о том, что он готов меня принять на переговоры. В субботу днем самолетом я вылечу в Германию.
Замечательно, господин Косински, так что у нас есть возможность еще раз встретиться, скажем, завтра. Мои люди разыщут вас и обязательно заблаговременно предупредят, если такая встреча может состояться. А сейчас я вынужден вас покинуть, Вальдемар, меня ожидает еще одна встреча с американским промышленником Армандом Хаммером, он сейчас меня ожидает в другом кабинете! Итак, до встречи завтра!
С этими словами Анастас Иванович Микоян, народный комиссар СССР покинул комнату переговоров, оставив Вальдемара Косинского с целым сонмом чиновников Наркома внешней торговли СССР. Еще не успел дверь закрыться за наркомом, как с их стороны последовали различные вопросы. Причем, эти вопросы следовали в таком темпе, они носили такой характер, словно Вальдемар снова оказался на допросе у следователя НКВД СССР. Первое время Вальдемар Косински сдерживался, отвечал очень подробно и вежливо, но, когда последовали вопросы, касавшиеся функционирования офисов его компании в Риге и в Вильнюсе, то Вальдемар сделал следующее заявление:
— Уважаемые господа, прежде всего, довожу до вашего сведения, что в момент закрытия этих двух офисов, компания называлась по-другому и имела другого владельца. Но скажу вам откровенно, ознакомившись с работой этих двух офисов, я поддержал решение прежнего главы компании об их закрытии. Я хочу вам откровенно сказать, там под давлением со стороны НКВД было невозможно работать!
Чиновники наркомата внешней торговли, услышав подобные слова объяснения из уст иностранца, замолчали, они начали как-то странно поглядывать на одного из своих сотоварищей, человека тридцати — тридцати пяти лет с решительным лицом. Тот же на долю секунды замешкался, а затем принялся горячо обвинять всех иностранцев Риги и Вильнюса в шпионаже в пользу Германии. На что Вальдемар недоверчиво покачал, и сказал:
— Извините, уважаемый господин, я не знаю вашего имени, но такого попросту не могло случиться, так как большинство иностранцев в этих двух советских городах были иудеями, а вы должны хорошо знать, как германцы сейчас нетерпимо к ним относятся! Так что граждане еврейской национальности едва ли будут работать на нацистов, на французов и англичан — может быть, и да, но опять-таки французы все проиграли, а англичане сегодня слишком заняты обороной своего острова.
После этого резкого высказывания Вальдемара Косинского, противоположная сторона перестала задавать провокационные вопросы, сосредоточилась на решение задач, поставленных наркомом Микояном.
Обедать Вальдемару пришлось в общей столовой наркомата, еда оказалась калорийной, но очень плохо приготовленной.
— Я мог бы свою деятельность в СССР начать с организации работы кухни этого наркомата! — Сказал Вальдемар после того, как расплатился за обед у стойки кассира, у которого не было кассового аппарата.
Он тут же забыл об этом высказывании, так как вскоре продолжились консультации с чиновниками наркомата внешней торговли. Они закончились в шесть часов вечера. Леночка Семенова собралась его вести в Большой театр на «Лебединое озеро», но Вальдемар отказался, сославшись на плохое самочувствие после ночного перелета и долгих переговоров в наркомате. В баре «Метрополя» он выпил бокал «Блади Мэри» и тут же отправился в своей номер, спать.
Едва переступив порог своего номера, Вальдемар почувствовал, что в нем побывал посторонний человек. Закрыв за собой дверь номера, он, не двигаясь с места и закрыв глаза, попытался себе представить, чем же именно занимался этот незнакомец в его номере. Некоторое время он провел у телефонного аппарата, ясно, что в этот аппарат он заложил подслушивающее устройство, а затем занялся нижнем и верхнем бельем, хранимом в гардеробе. Незнакомец работал в его номере, стараясь близко не подходить к окна, видимо, опасался, что в окно его могут заметить. Таким образом, была сохранена тайна третьего окна, выходившего на крыши домов и сараев, построенных рядом со зданием «Метрополя»!
Свободно вздохнув, Вальдемар включил верхний свет в номере, принялся переодеваться в одежду московского уркагана. Он не забыл разобрать свою постель, из второго одеяла накатать куклу, укрыть ее одеялом, и только после этого выключил верхний свет. Минут на тридцать он задержался в своем номере, проверяя на всякий случай, не постучится ли кто-либо к нему в гости. Только после всего этого Вальдемар осторожно открыл свое третье окно и выскользнул на крышу соседнего здания.
Сегодняшний вечер в ресторане «Арагви» был зарезервирован криминальным сообществом Москвы, которое на настоящий момент переживало тяжелейший кризис в результате карательных действий НКВД СССР. На походе к этому ресторану Вальдемар или Иван Фролов начал встречать уркаганов, молодых парней, одетых в более или менее приличную одежду. Но этих парней из серой толпы москвичей, вышедших погулять перед сном вечерком, отличала одна особенность. У них у всех на головах была кепка аэродром, папироса «Казбек» в зубах и тюремная феня на устах. Время от времени к ним подходили какие-то москвичи и, кратко переговорив с уркаганами, эти москвичи отправлялись к дверям ресторана «Арагви».
Иван собственными глазами наблюдал, как, повернув с улицы горького, мимо ресторана проехала «Эмка» и, не поворачивая на Пушкинскую улицу, остановилась. Из салона автомобиля вышел человек среднего возраста, и одернув офицерский китель без знаков различия на воротничке, направился в обратную сторону. Лицо этого москвича показалось Ивану знакомым, не снижая своего шага, он пошел за этим москвичом, стараясь вспомнить, откуда он мог его знать. Ведь он отсутствовал в Москве, чутье более года.
Москвич в этот момент подошел к одному из уркаганов, что-то тому прошептал на ухо. Тот в ответ посмотрел на человека, и только после этого утвердительно кивнул головой. Вахтер грузин, стоявший у дверей ресторана, прекрасно видел всю эту процедуру представления и, когда москвич подошел к дверям ресторана, то пропустил его внутрь без дополнительных вопросов. Но он встал горой перед Иваном Фроловым, когда тот попытался пройти в ресторан.
— Генацвале, ты уж меня извини, но сегодня у нас специальное мероприятие! Вход в ресторан по специальным приглашениям!
Тогда Иван из внутреннего кармана пиджака достал красивый конверт и, молча, его протянул вахтеру. Тот, видимо, не знал, что ему нужно сделать с этим конвертов, он стоял и непонимающими глазами смотрел на Ивана.
Тогда тот тихим голосом произнес:
— Ты, болван, разверни конверт, посмотри, что в нем!
А за спиной Ивана уже начала собираться очередь, желающих попасть в ресторан, прошедших собеседование с уркаганами! Вахтер неловкими пальцами вскрыл конверт, разорвав его наполовину, и опять-таки непонимающими глазами уставился на красивую картонку, на которой каллиграфическим почерком было выведено: «Приглашение». Но и в этом случае грузин не знал того, что он должен был делать с этим приглашением, хотя понимал, что что-то не так во всем сейчас происходящим перед входом в ресторан. В конце концов, он догадался, как ему следует поступать:
— Уважаемый господин, прошу вас пройти внутрь ресторана, немного подождать, пока я не пропущу в ресторан других членов нашего сообщества!
В тот момент, когда Иван Фролов заходил в ресторан, то он увидел Моню, который в окружении большого количества уркаганов куда-то спешил. Особо не повышая своего голоса, Иван спокойным голосом произнес:
— Моня, это я приехал по твоему приглашению, но меня не пускают в ресторан!
Моня остановился, как вкопанный, видимо, он уже давно ждал, когда вновь услышит голос своего друга! Все движение в холле ресторана мгновенно прекратилось, внимание всех криминальных авторитетов и паханов сосредоточилось на Моне, за этот год вставшего во главе не только московского криминального сообщества, но и всего Советского Союза. Увидев Ивана Фролова, стаявшего рядом с входными дверями, Моня все бумаги, державшие в руках, передал своему помощнику, а сам устремился к Ивану. Он обнял его, и похлопывая руками по его плечу отвел его немного в сторону, прошептал ему на ухо:
— Я тебя ждал, но, честно говоря, особо не верил в то, что ты можешь приехать в Москву. Хочу сказать только одно, что криминальное сообщество Советского Союза лежит практически в руинах из-за предательства авторитетов и паханов. Мне нужен верный заместитель, который мог бы заняться чисткой наших рядов! Я очень полагался на то, что ты станешь плечо о плечо вместе со мной!
Два человека сидели за одним столом, который был роскошно сервирован, и стоял в отдельном кабинете на втором этаже ресторана «Арагви».
— Так что, Моня, ты сам понимаешь, что сердцем я с тобой, так как ненавижу советскую власть и, в частности, особо ненавижу ее карательный орган — НКВД СССР, который меня из простого московского мальчишки сделал изгоем. И сейчас, Моня, я не могу тебя открыто поддержать, встать рядом с тобой, начать борьбу за очистку от предателей твоего криминального сообщества. Во-первых, меня здесь никто не знает, потребуется много времени на то, чтобы заявить о себе, завоевать определенное место в сообществе. И, во-вторых, и это главное для меня, сегодня я занят строительством своего собственного холдинга за пределами СССР! Так что я готов и тебя пригласить, принять участие в этой работе, вместе мы многое сумеем сделать!
— А в этом уже я, Ваня, не могу принять участия, хотя мне очень хотелось бы этот Совок покинуть, как можно скорей, уехать заграницу! А что касается тебя, Ваня, то это ты зря говоришь так, что будто бы о тебе никто не знает в нашей стране?! Сегодня ты, Иван Фролов, один из героев нашего сообщества. Даже песня сложена о тебе, как ты бежал с этапа! НКВД же в свою очередь никогда не забудет человека, который на тот свет отправил пятерых охранников этапа, дав возможность бежать двадцати другим уголовникам! А если говорить обо мне, то, если я покину это государство рабочих и крестьян, то уже завтра наше уважаемое общество окончательно разбредется по своим углам, оно перестанет совсем существовать. Те же самые энкеведешники на любой наш чих, отвечают массовыми расстрелами. Они безжалостно этими своими расстрелами чистят свои лагеря, колонии и тюрьма от нашего уголовного элемента. Я даже удивился тому, что они нам разрешили собраться, поговорить о своих бедах в этом самом ресторане?!
За окном послышался шум двигателей многих грузовиков, Иван подошел к окну и выглянул в него. За окном он увидел, как грузовики с красноармейцами в кузовах, начали один за другим подъезжать к ресторану «Арагви». Грузовики останавливаясь на площадке вокруг памятника Юрию Долгорукому.
— Моня, пожалуйста, в своей жизни ты уже научился ничему не удивляться! Но я прошу тебя подумать о том, почему же они так поступают? Может быть, именно сегодня НКВД СССР выгодно организовать и проводить такое сборище уголовников под твоим авторитетным именем? Ты же сам мне только что говорил о том, что сегодня это твое криминальное сообщество переживает свои трудные времена. На основании одного этого можно легко прийти к выводу о том, что НКВД дало тебе такое разрешении, чтобы твою эпопею выживания подвести под окончательную точку.
Заинтригованный этими словами своего друга, Моня сердито посмотрел на Ивана, затем швырнул вилку и нож на стол, а сам подошел к раскрытому окну. Там он застыл, стоя рядом с Иваном Фроловым, наблюдая за тем, как красноармейцы, прыгая через борт грузовиков, выстраивались по отделениями и взводам.
Моня пришел в себя, когда увидел Ивана, ташившего в руках английский пулемет, к открытому балкону. Этот был один из трех пулеметов, которые на сходку притащили молодые уркаганы, которые в открытую заявили о том, что такой важный сходняк нельзя проводить без надежной охраны. Тогда озверевший Моня за двери ресторана выбросил группу тех парней со всем их оружием, видимо, этот пулемет они попросту забыли захватить вместе с собой!
Открыв дверь балкона, Иван Фролов повернулся лицом к Моне и громко прошептал:
— Моня, в твоем распоряжении ровно пять минут. Столько времени я смогу сдерживать красноармейцев, не позволю им прорваться в ресторан. Ток что беги вниз, принимай меры по спасению своих уродов рецидивистов!
— А ты, Иван? Что будет с тобой?
— Не думай обо мне, а спасай своих людей, у тебя очень мало времени!
— Тогда у меня к тебе одна просьба! Не убивай слишком много красноармейцев, ведь они ни в чем не виноваты!
— Хорошо! Обещаю! Но и ты займись своим делом, а то у нас ни на что не хватит времени!