Лида с появлением немцев как бы притихла, ее улицы вдруг опустели, обезлюдили. Государственные магазины не торговали, были закрыты, частные лавки пока были тоже закрыты. Только изредка где-то промелькнет на улице одинокий пешеход, который тут же постарается скрыться во дворе дома или в городском сквере.
Сегодня в первый день оккупации немцами города горожане предпочитали отсиживаться по домам, по своим квартирам. Проехав несколько улиц, Иван Фролов вдруг понял, что совершено зря он Диму не переодел в форму немецкого солдата. Наверняка, когда они будут проезжать мимо поста немецкой полевой жандармерии, то они у фельджандармов вызовут подозрение этим не сочетанием, немецкий майор сидит на заднем сиденье мотоцикла, а им управляет парень в одежде белорусского паренька. Эту ошибку Фролов решил исправить первым же делом, прежде чем выезжать за город.
— Дима, ты знаешь адрес дома, в котором проживает девочка по имени Калерия? — Поинтересовался Иван Фролов.
— А какую именно Калерию, ты, командир, имеешь в виду? В нашей школе в выпускном классе училась одна девчонка с таким именем. Она по девчоночьей дурости втюрилась в одного блатного парня из нашего города! Адрес и дом, где живет эта девчонка, я хорошо знаю!
— Давай, Дима, мы к ней заедем! Нам надо решить одну небольшую проблему. Да, и между прочим, а как у тебя с немецким языком. Можешь ли ты на нем говорить, понимаешь ли ты немцев?
— Да, я ни в зуб ногой, этот немецкий язык для меня сплошная терра инкогнито. С большим трудом, по этому предмету в школе я имел слабую тройку! — Честно признался Дмитрий.
— Жаль, конечно! Но ничего не поделаешь! Рожденный ползать, летать не может!
— А вот летать, как раз, я немного научился! Два года ходил на занятия в Лидский аэроклуб. Два раза уже вылетал самостоятельно. Надеялся, после окончания средней школы, поступлю в летное училище! В следующем году я документы должен был послать в училище, да вот война все остановила!
За разговорами они незаметно для себя доехали до особнячка, в котором Калерия имела квартирку на втором этаже. Иван приказал Дмитрию мотоцикл загнать во двор, а затем самому подняться на второй этаж, зайти в квартиру Калерии.
Калерия оказалась дома. По ее лицу Иван мгновенно определил, что она опять-таки какое-то время снова билась в истерике одиночества. Ее лицо было заплаканным, руки нервно дрожали, девчонка постоянно всхлипывала и куталась в старушечьи платки, словно ее постоянно бил озноб. Узнав Ивана, когда тот переступил порог ее квартиры, оказался в прихожей, она почувствовала себя гораздо лучше. Девушка перестала всхлипывать, подняла на Ивана свои глаза, в которых он легко прочитал вопрос. Сначала Фролов не сообразил, какой именно вопрос ее интересовал?! Поэтому он, чтобы быстрее успокоить девчонку, по простоте души своей ляпнул:
— Калерия, я заехал, чтобы забрать винтовки, которые я с Моней сегодня утром оставил в твоей квартире!
По мгновенно потухшему взгляду, по ее очередному всхлипыванию, Фролов снова догадался, что своей предыдущей фразой он пальцем попал в небо. Тогда он осторожно шаркнул ногой, склонил голову в вежливом офицерском поклоне и медленно, но четко выговаривая русские слова, проговорил:
— Оберштурмфюрер СС Франц Ширрмайстер сегодня утром покинул Лиду. По приказу командования он отправился в свою танковую дивизию для продолжения службы! Он, Калерия, передавал тебе свой привет и самые нежные пожелания! Он просил меня тебе передать, что он тебя очень любит и обязательно к тебе вернется, чтобы навсегда тебя забрать с собой!
Глаза Калерии моментально высохли и засверкали радостью. Иван понял, что он только в этой девчонке воскресил великую девичью мечту-надежду о женихе принце на белом коне. Теперь Калерия будет ожидать возвращения своего эсэсовца, которого судьба играючи подсунула ей в качестве принца на белом коне, до конца своей жизни!
В этот момент за их спиной послышался веселый голос Димки Лукашевича:
— Не фига себе, какое любовное ширли-мырли!
Но Иван Фролов мгновенно и довольно-таки бесцеремонно прервал парня, под ноги швырнул ему немецкий армейский баул и строгим голосом приказал:
— Переодевайся, немедленно! Переодевшись, забери эти две винтовки, а затем выматывайся из прихожей. Отправляйся к своему мотоциклу и ожидай моего возвращения! Я пару минут поговорю с Калерией, а затем спущусь к тебе!
Глава 3
На выезде из города Лида мотоцикл, на котором майор Вальдемар Косински и рядовой стрелок Иоганн Мюллер следовали в Вильнюс, был остановлен мобильным постом немецкой полевой жандармерии. Когда мотоцикл остановился, то к нему подошел вахмистр фельджандармерии и представился:
— Господин майор Косински, меня зовут Герберт Фишер, я вахмистр батальона фельджандармерии 19-й танковой дивизии! Прошу меня извинить за то, что вас побеспокоил, остановив ваш мотоцикл! Но у меня имеется приказ командира моего батальона! Согласно этому приказу, мой пост фельджандармерии должен останавливать любой транспорт, покидающий город Лиду и двигающийся в направлении Вильнюса. Мы обязаны вас предупредить, господин майор Косински, о том, что через десять — пятнадцать километров от города, движение по этому шоссе становится опасным из-за боев, которые ведут 12-я танковая и 18 моторизованные дивизии с подразделениями Красной Армии, пытающимися пробиться из окружения! В принципе, мое командование вам рекомендует, господин майор, вернуться в город и подождать два-три дня до тех пор, пока бои в этом районе не прекратятся!
— Спасибо, вахмистр, за предупреждение! Но откуда вам известно мое имя? — Поинтересовался Иван Фролов.
— Сегодня мой взвод фельджандармерии обеспечивал переезд сотрудников окружного комиссара в здание в городе Лида, где окружной коммисариат будет постоянно располагаться. Там вы еще беседовали с лейтенантом Людвигом Реймсе. После разговора с вами, этот лейтенант и рассказал нам о вас.
— Ну, что ж, спасибо тебе, вахмистр, за заботу обо мне! Я это обязательно запомню, постараюсь когда-нибудь вернуть тебе этот свой долг! Что же касается своей поездки, то я еду не Вильнюс, а к одному знакомому старосте! Его деревушка стоит чуть в стороне от этого шоссе. До района боев я попросту не доеду! В любом случае, вахмистр, я тебе глубоко признателен за то, что остановил и предупредил о возможной опасности! Еще раз спасибо, вахмистр, а ты, Иоганн, давай трогай!
Почему-то чихнув двигателем, мотоцикл плавно тронулся с места и, вскоре набирая скорость, он снова мчался по шоссе Лида — Вильнюс. Вахмистр Герберт Фишер острым взглядом глаз из-под разросшихся бровей некоторое время следил за мотоциклом. Затем вернулся к своему мотоциклу и фельджандарму, дремавшему в коляске мотоцикла за пулеметом, грубым голосом приказал:
— Эй, ты, баварское чмо, быстренько по рации меня соедини с капитаном Картингом. Эк тебя разнесло, смотреть противно на твою сонную рожу! Кому армия тюрьма народов, а кому она — мать родная?!
Через минуту вахмистр Фишер, держа микрофон рации у своего рта, уже разговаривал с капитаном Леопольдом Картингом:
— Леопольд, ты уж извини меня за то, что я тебя только что побеспокоил. Наверное, вытащил тебя, так сказать, из-за карточного столика!.. Но ты же сам мне говорил, что я могу с тобой соединяться в любое время дня и ночи, когда у меня появится требуемая тебе информация. Так что я спешу тебе отрапортовать, господин капитан, что твой любимчик, некий майор Косински, фотографию которого ты мне сегодня показывал, только что покинул Лиду… Он на заднем сиденье мотоцикла, а за рулем рядовой стрелок, такой молодой, прелестненький мальчишка! Такой хорошенький мальчик, его, наверное, от маменькиной сиськи только что оторвали?! Когда ты с майором покончишь, то этого мальчишку переведи ко мне во взвод, я уж с ним хорошо позабавлюсь!.. На этом все, если тебе еще чего от меня потребуется, то, не стесняйся, связывайся! По старой дружбе или за отдельную плату может быть и помогу!
Было примерно шесть часов вечера, мотоцикл с майором Вальдемаром Косински и рядовым стрелком Иоганном Мюллером все еще продолжал двигаться по направлению Вильнюса со скоростью в сорок километров в час. Они уже отъехали от Лиды километров на сорок, им оставалось проехать еще пару километров, а затем съехать с шоссе и двигаться по лесной дороге к партизанской базе.
Артиллерийская канонада становилась все ближе и ближе. Когда они только выехали на это шоссе, то канонада была слитной, представляла собой постоянный гул, сливавшихся воедино грохот от выстрелов артиллеристских орудий и разрывов снарядов. Но по мере удаления от города, эта канонада теряла свое былое единство, Иван Фролов начал четко различать, когда огонь вело отдельное артиллеристское орудие по определенной цели и в определенном темпе. То есть следовал выстрел орудия, а только затем слышался разрыв снаряда. Но уж слишком много орудий каждая из сторон использовала в этом бою, поэтому выстрелы отдельных орудий сливались в некое подобие артиллеристских залпов.
— Может быть, нам будет лучше уже сейчас съехать с шоссе в лес, а то на этом шоссе, кроме нас, никого не видно! — Поинтересовался мысленно Дима.
— Нам осталось проехать совсем немного до нашего съезда! — Так же мысленно ответил Фролов. — Там прямая дорога до партизанского лагеря! Правда, километров пять придется пройти на своих двоих!
Так слегка и по-дружески переговариваясь, они доехали до нужного им съезда с шоссе. Но, когда они, съехав с шоссе, почти уже скрывались в лесных зарослях, то прямо за их спинами послышались звонкие орудийные выстрелы. К слову сказать, эта лесная дорога вела к реке Радунь, с шоссе река сейчас совершенно не просматривалась. Иван Фролов и Дима Лукашевич могли следовать по этой дороге и дальше, не опасаясь того, что их обстреляют. В довоенное время этой дорогой по воскресным дням любили пользоваться жители Лиды, большие любители рыбной ловли, очень уж они любили посидеть на берегу Радуни половить рыбки! Иван Фролов даже немного расслабился, подумав, что самая тяжелая часть дороги осталась у них за спиной. Но в этот момент за их спинами повторились выстрелы из танковых орудий, а также послышался рев танковых двигателей.
— Дима, притормози! Я схожу назад, посмотрю, что же там происходит?
Когда мотоцикл остановился, Иван слез с его заднего сидения. Разминая ноги, он быстро развязал веревки, которыми обе СВТ40 были привязаны к мотоциклу. Одну винтовку взял себе, а вторую протянул Дмитрию, затем быстро проверил, заряжена ли она. Винтовка была заряжена, в карманах кителя у Ивана была еще одна обойма на десять винтовочных патронов. Тяжело вздохнув Фролов, крадучись, прячась в кустарнике, направился обратно в сторону шоссе Лида — Вильнюс. Дима, проверив свою винтовку, заряжена ли она, по пятам следовал за Иваном.
Когда они оба оказались в придорожном кустарнике, выглянули из него, то увидели незабываемую картину. На шоссе шел танковый бой, советский танк БТ-7 отчаянно сражался с тремя немецкими танками, двумя Т-4 и одним Т-3. Немецкие танки этот наш танк сумели каким-то образом вытеснить из лесных зарослей прямо на шоссе, на открытое пространство, что позволяло им вести прицельный огонь. БТ-7 огрызался из своей 45 мм пушки. Иван и Дима увидели, как своим последним выстрелом из пушки наш танк повредил башню одного из немецких танков Т-4, она перестала поворачиваться. После попадания Т-4 дал задний ход и скрылся в лесу, бой с советским танком продолжили вести его собратья Т-4 и Т-3. Следует заметить, что экипажи этих двух немецких танков не собирались просто так отступить, дать уйти советскому танку.
Одновременно экипаж советского танка БТ-7, видимо, догадался о том, что их столь долгое пребывание на открытом пространстве дороги несет в себе серьезную опасность для танка. Механик-водитель БТ-7 тут же врубил реверсную скорость, танк практически мгновенно пролетел, пересекая шоссе, причем своей кормой этот танк точнехонько врубился в лесную дорогу, по которой Фролов и Дима должны были проехать до партизанского лагеря. Этот маневр танка БТ-7 сопровождался двумя выстрелами танковых орудий. Если Т-4 свой снаряд послал мимо, за молоком, то Т-3 продемонстрировал отличное попадание, его снаряд пробил броневую заслонку двигательного отсека БТ-7, наш танк загорелся. Сначала над моторным отсеком заструился легкий дымок, и только после некоторого времени над решеткой радиатора показался небольшой язычок пламени.
Откинулась крышка башенного люка БТ-7, из него высунулась голова в танковом шлемофоне. Лицо советского танкиста почему-то было сплошь замазано чем-то черным. Парень посмотрел на огонь, вырывающегося из моторного отсека, затем он прижал свою ладонь к горлу и громко прокричал:
— Парни, наш танк горит! Огонь над моторным отсекам! По моим расчетам у нас еще имеется время на один только выстрел из орудия, а потом нам придется отсюда, как можно быстрее, сматываться!
Голова танкиста снова скрылась в башне, которая тут же начала поворачиваться в сторону немецкого танка. Немецкий танк Т-3 уже выполз на полотно шоссе, явно намереваясь его пересечь, чтобы с близкого расстояния добить БТ-7! Два танка, советский БТ-7 и немецкий Т-3 одновременно выстрелили друг в друга из танковых орудий. Этот день, 27 июня 1941 года, видимо, все же не был днем советского танка БТ-7, его экипаж снова промахнулся. 37 мм снаряд немецкого танка Т-3 пробил лобовую броню танковой башни советского танка БТ-7. Фролов сразу же подумал о том, что экипаж этого советского танка должен был погибнуть от такого попадания вражеского снаряда. Как бы в подтверждение его мыслей, из оставшегося открытым люка башни в небо рванул огненный смерч из пламени и дыма. Только тут Иван вспомнил о том, что на советском танке БТ-7 стоял бензиновый двигатель, поэтому эти танки сгорали быстро, как восковые свечи в церквях!
— Кажется, командир, что мы не сможем помочь нашим танкистам? — Вдруг спросил Дима Лукашевич.
Фролов так и не ответил на вопрос этого пока еще ребенка! В этот момент он внимательно наблюдал за всем тем, что сейчас происходило на шоссе. Там на шоссе рядом со своим танком Т-3 толклись пять немецких танкистов. Видимо, экипаж немецкого танка Т-3, покинул отсеки своего танка для того, чтобы полюбоваться результатами своей работой. Они стояли и наблюдали, как горит советский танк БТ-7, который они только что подбили и подожгли. У немецкого экипажа было хорошее настроение, они даже решили отпраздновать свою победу. Один из членов экипажа взобрался на танк, и на своей губной гармошке он начал наигрывать «Лили Марлен». Немецкие танкисты сначала подпевали своему гармонисту, а затем, разбившись на две пары, принялись танцевать прямо в дорожной пыли. По рукам танцующих пошли две бутылки немецкого шнапса и русской водки, бутылки быстро переходили из рук в руки, а веселье становилось все бурным.
Иван Фролов совсем уже собрался покинуть поле танкового боя, он даже свою винтовку забросил за спину, развернулся, чтобы идти к мотоциклу, но в этот момент он вдруг увидел лицо Димы. Парень стоял, плечом облокотясь на сосну, и горько плакал. Война слишком уж быстро этого парня делала взрослым человеком! Взрослые, даже когда погибают их друзья, очень мало плачут, они в глубине своей души переживают потерю близких, но обычно не плачут! Дима в свои шестнадцать лет пока еще не научился тому, чтобы в одной только душе переживать потерю любимых и родных людей. Вот поэтому сейчас он стоял и горько плакал, не стесняясь, открыто выражая свое сожаление по погибшим советским танкистам.
Фролов, молча, развернулся на каблуках своих сапог, сдернул винтовку со своего плеча и, полусогнувшись, направился снова к шоссе. По дороге он мысленно попросил Диму, который полетел вслед за ним:
— Отстреляв обойму из винтовки, сначала перезаряди ее, а затем отправляйся к мотоциклу. Заведи его, и ожидай моего появления. Мы должны, как можно быстрей покинуть это место, но нам не нужно вслед за собой притащить этот вражеский хвост в партизанский лагерь! Дима, ты понял, что я тебе предлагаю?
— Так точно, командир! Я понял!
К тому времени, когда Фролов и Лукашевич были готовы открыть огонь по врагу, на шоссе Лида — Вильнюс танцевало много немцев. Танкист с губной гармошкой продолжал сидеть на корме своего танка, на своей губной гармошке он исполнял различные мелодии, популярные в Вермахте. Немецкие солдаты танцевали друг с другом, пьяно смеялись сами над собой. Этот смех иногда зашкаливал, походил на лошадиное ржание. Небольшая стайка немецких офицеров в полевой форме стояла немного в стороне. Офицеры не танцевали, они курили сигареты, пили коньяк прямо из горлышка бутылки, о чем-то между собой переговариваясь. Фролов увидел несколько мотоциклов, которые стояли, приткнувшись колесами к придорожному кустарнику.
Теперь, благодаря появлению этих мотоциклов, Ивану было нетрудно догадаться о том, что к танкистам присоединились немецкие мотоциклисты, или разведчики, или связные. Повернув голову в сторону БТ-7, Иван увидел, что танк догорает, что он почти полностью сгорел, от него остались какие-то непонятные искореженные металлические детали.
— Ну, что ж, Дима, начинаем! Открываем огонь на счет три! Ты ведешь огонь по немцам, которые концентрируются слева от нас. Я отстреливаю тех, кто справа от нас! Дима, напоминаю еще раз, отстреляв обойму, ты перезаряжаешь винтовку и с этого момента занимаешься только мотоциклом. Итак, Дима, начинаю отсчет. Один… два…
Два выстрела практически слились в один, затем каждый из стрелков поддерживал только свой определенный ритм выстрелов. Иван первым отстрелял десять патронов, его руки тут же занялись перезарядкой своей винтовки. Когда Дима прекратил стрельбу, начал перезаряжать свою винтовку, то Иван снова вступил в дело. Вторую обойму он отстреливал с гораздо меньшей скоростью, чем первую, но от этого меткость его выстрелов не ухудшалась, но и не становилась лучше. Сделав последний, двадцатый выстрел, Иван приподнялся и согнувшись в три погибели засеменил в глубь леса, вслед за Димой, который уже был у мотоцикла и заводил его экстрактором. Вскоре он услышал звук заработавшего двигателя мотоцикла, который слегка порыкивал на холостом ходу.
В этот момент слева от себя Иван увидел на траве человека в черном танкистском комбинезоне, в сапогах и с шлемофоном на голове Танкист едва полз по траве, он попал в левую колею дороги и полз по ней, так как сам уже не мог выбраться из этой колеи. Танкист, видимо ничего перед собой не видел, он только медленно выбрасывал свою руку вперед, а затем к этой руке подтягивал свое тело. Не раздумывая, Фролов отбросил в сторону свою винтовку, схватил танкиста и, забросив его на свое плечо, бегом на полусогнутых ногах припустился к мотоциклу, к Диме Лукашевичу, ожидающему его!
С танкистом им пришлось много повозиться, но он практически уже не реагировал на внешние раздражители, на слова людей. Отъехав глубже в лес, они остановились почти на самом берегу Радуни, но на берег реки они так и не вышли, слишком уж много немецких самолетов в тот момент находились в небе. Им не стоило привлекать внимание их пилотов. На опушке леса они нашли более или менее ровный квадрат земли, покрытой густой травой. Бросили на него пару немецких шинелей и сверху положили самого танкиста. Фролов стащил с его ног сапоги, срезал ножом комбинезон с его тела, и внимательно осмотрел закопченное тело танкиста, который пока оставался без сознания. Пулевых ранений или сильных ожогов он на его теле так и не обнаружил. Но танкист пребывал в беспамятстве и, похоже, приходить в сознание он пока не собирался. Тогда Иван, приказав Дима, внимательно их сторожить, решил провести один эксперимент, прямой контакт сознания к сознанию! Он распростерся на шинелях рядом с телом танкистом, взял его голову в свои руки, и попытался проникнуть в его сознание.
Вскоре Фролов узнал, что рядом с ним лежит лейтенант Геннадий Петрович Кузнецов, командир разведывательного танкового взвода, двадцатого года рождения. История этого советского парня оказалась простой и очень короткой. Сразу после окончания танкового училища лейтенант Кузнецов начал служить командиром взвода разведки 9-го танкового полк 5-й танковой дивизии, дислоцированной под Алитусом, в советской Литовской республике. Геннадий Кузнецов начал воевать с немцами в первые же часы войны, три дня он в составе 9-го полка отбивал атаки немецких танков под Алитусом и Вильнюсом. Затем 5-я танковая дивизия была немцами вытеснена в Белоруссию, но и там бои не прекращались ни на один день или на час!
Особенно трудно воевать приходилось разведчикам этой дивизии. Они были глазами и ушами командира дивизии, одно боевое заданием у них сменялось другим. В результате за четыре дня боев взвод лейтенанта Кузнецова потерял все три танка, но сам лейтенант Кузнецов, потеряв свой танк, собрался повоевать с немцами в пехоте.
Этому молодому лейтенанту танкисту крупно повезло. Вчера, во время следования остатков 5-й танковой дивизии по шоссе Ошмяны — Молодечно, дивизионная колонна натолкнулась на кем-то брошенный танк БТ-7, у него пустыми были топливные баки, а по техническим параметрам и боекомплекту с этим танком было все в порядке. Лейтенант Кузнецов сумел договориться с заместителем командира дивизии по тылу и получить полный бак бензина. Командир дивизии, генерал-майор Алексей Васильевич Куркин, тут же ему приказал произвести разведку по направлению Ошмяны — Лида. Экипаж лейтенанта Кузнецова практически выполнил свое задание и уже возвращался обратно, когда его обнаружила немецкая авиационная разведка. Она и навела свои танки на этот одинокий советский танк. Полдня продолжался танковый бой, в котором один советский танк воевал против пяти немецких танков. БТ-7 лейтенанта Кузнецова удалось уничтожить два немецких танка Т-4, но, в конце концов, немцы его подбили, сожгли. В бою погибли: заряжающий — сержант Малыгин Петр Иванович, механик-водитель — старшина Семенов Николай Ильич, они так и сгорели вместе с танком.
Иван Фролов, молча, поднялся с земли, слегка поправил мундир немецкого майора и мрачно сказал:
— Дима, лейтенант Геннадий Петрович Кузнецов умирает. Он в тот момент, когда башня танка была простреляна немецким снарядом, сильно ударился о внутреннюю броню головой. Танковый шлемофон ему не помог, он так и не с амортизировал в достаточной мере этот страшный удар. От удара в головном мозгу лейтенанта образовалась большая гематома. Через полчаса он скончается от кровоизлияния в мозг!
Чем ближе они подходили к партизанской базе, тем больше росла тревога в душе Ивана Фролова. Он успел даже пожалеть о том, что поступил столь опрометчиво и свою винтовку бросил в лесу. Видимо, Дима Лукашевич сумел каким-то образом уловить это внутреннее беспокойство Фролова потому что, когда они остановились в лесу, а затем принялись ветками и лапами хвои его маскировать, то Дима, молча, протянул Ивану свой «шмайсер». Так они и пошли по лесной тропинке, впереди Дмитрий Лукашевич с винтовкой через плечо, а за ним Фролов со «шмайсером» на груди. Но и на пешем участке пути это внутреннее беспокойство не покидало Ивана Фролова. Какими только словами он не проклинал самого себя, почему он до сих пор Семена Ивановича Лукашевича, командира партизанского отряда, он так и не сделал своим телепатом. Тогда бы не было подобных проблем, мысленная речь, телепатия, уверенно работает, как на ближних, так и на дальних расстояниях!
Когда им до партизанского лагеря оставалось идти менее километра, то ноздри Дмитрия первыми уловили запах гари, вдруг появившийся в лесном воздухе. Но парнишка вслух ничего не сказал по этому поводу, так как хорошо понимал, когда стоит или не стоит говорить о чем-либо со своим командиром. Ведь в любом случае он, как телепат, тут же узнает обо всем сам! Они уже почти бежали, спешили на базу, когда вдруг прозвучали слова:
— Всем стоять, не двигаться с места!