Как только немецкие танки начали снова стали набирать скорость, чтобы быстрее достичь вражеских окопов, чтобы там своими гусеницами их разрушить, завалить землей их защитников красноармейцев! Но в этот момент последовали два новых разрыва мощных снарядов. Красноармейцы, выглядывавшие из своих траншей, увидели, как один из снарядов попал прямо в башню немецкого танка. Эта башня сначала слегка приподнялась из своего гнезда, затем резко, словно ракета, рванула кверху, в небо. Скоро земля содрогнулась, приняв на себя удар упавшей с высоты на землю многотонной танковой башни!
Чтобы не мешать старшему лейтенанту Торопынько, командовать обороной своего сводного батальона, Иван Фролов вместе с Анной и Дмитрием Лукашевичем отошел на крайний левый фланг второй траншеи, которую оборонял второй взвод первой роты под командованием главстаршины Неманской флотилии Михаила Деревянко. Проходя мимо главстаршины, который вместе со своими бойцами находился в траншее, Иван дружески хлопнул его ладонью по спине и, когда тот обернулся, рукой ему показал, что со своими друзьями будет с немцами сражаться на крайнем левом флаге этой траншеи. Михаил Деревянко посмотрел на него, соображая, а затем согласно кивнул головой.
Продолжая двигаться траншеей, Иван вспоминал свою первую встречу с этим речным моряком, который, как чуть позже выяснилось, до самозабвения любил море. Он и служить пошел во флот, загнав военного комиссара городка своей неожиданной просьбой в угол, у того же попросту не было распределения на какой-либо флот. Так благодаря чудесам военной бюрократии Михаил Деревянко начал служить на бронекатере Днепровской флотилии, затем его вместе с этим бронекатером перевели служить на Неман. Когда началась война, и немцы перешли границу, то бронекатер Михаила Деревянко провел всего два боя и из-за предательства литовских националистов попал в ловушку, где и погиб вместе со своим экипажем, только главстаршина Деревянко каким-то чудом избежал смерти. Словом, с первого дня войны Михаил Деревянко не выпускал из рук оружия, воюя за свою родину, Советский Союз!
Фролов установил свой МГ34 на бруствер, помог Анне углубить выемку в траншее, где она устроилась с винтовкой СВТ 40 и пистолетом-пулеметом МР38. Дмитрий сам справился с обустройством своей позиции пулеметчика. Таким образом, левый фланг взвода главстаршины Деревянко оказался хорошо насыщен пулеметами! Иван взялся за бинокль и с того времени от него уже не отрывался, высматривая, что происходит на поле, которому предстояло превратиться в поле боя. Анна и Дмитрий устроились каждый на своей огневой точке, там они заснули, предоставив возможность своему старшему товарищу, оберегать их сон!
Фролов, проследив своим взглядом полет танковой башни, хорошо понимал, что старший немецкий командир допустил серьезную ошибку, бросив в бой одни только танки без пехотной поддержки. Видимо, немцы все-таки оказались сильно избалованы своими последними походами по странам Европы, когда один только танк мог взять в плен целую вражескую армию. Да и этот пьяный кураж, когда немецкие офицеры танкисты по пояс высунулись из люков своих танков, словно они находились не на поле боя, а прогуливались по Елисейским полям Парижа! Следующие два залпа дивизионной батареи лейтенанта Голубева оказались безрезультатными, тогда Фролов вспомнил о существовании своей снайперской винтовки. Он взял ее в руки, проверил, полон ли ее магазин, пару раз приложился к прицелу, а затем замер на очень короткое время, вглядываясь в ее прицел. Он медленно выжал курок винтовки, последовал выстрел, который в танковом грохоте был практически не слышен.
Командир немецкого танка, шедший в передовой линии, но чуть слева от центра, вдруг как-то странно сломался в поясе. Он вывалился из башни своего танка, прокатился по броне и сверзился прямо на землю под гусеницы своего же танка. Последовал еще один выстрел, и еще один офицер танкист покатился по броне танка. К тому же этот офицер оказался тяжело раненым, он все время пытался хоть за что-то ухватиться своими пальцами, чтобы не попасть под гусеницы танка. Но ему не повезло…. от него практически ничего не осталось! Когда Иван Фролов перезаряжал свою винтовку, то у него был очень неплохой результат: пять выстрелов и пять убитых немцев танкистов. Но, к великому Иванову сожалению, немецкие танки больше не останавливались, они спешили сблизиться с окопами пехоту противника.
Но вот залпы дивизионной артиллерии стали более эффективными и результативными. Один залп, два выстрела и еще одно прямо попадание, немецкий танк загорался, или попросту распадался на более мелкие детали. Но этих танков было очень много, сейчас их на поле было, примерно, штук сорок, семь танков уже горело, но до траншей с пехотой оставалось не так уж далеко, всего лишь метров триста! В этот момент послышался более мощный залп, это полковая артиллерия открыла огонь по немецким танкистам из шести 76 мм орудий. Прямых попаданий в танки пока не последовало, но сам артиллеристский залп насторожил, заставил немцев слегка притормозить продвижение вперед своих танков! Мало кому из танкистов было бы приятно увидеть, что по твоему танку огонь прямой наводкой стреляют шесть вражеских орудий. Немецкие танки в центре еще следка притормозили. Но немецкие танкисты, работавшие по краям флангов, когда увидели, что до траншей с советской пехотой осталось всего ничего, только прибавили скорость. Наступал критический момент немецкой атаки, когда красноармейцы пехотинцы вот-вот должны были вступить в этот бой!
Но тут-то в общую артиллеристскую канонаду подключились еще пять орудий, но уже советских танков, закопанных по башню в землю. Заговорили пять 45 мм орудий, которыми были вооружены танки БТ 7. Пять выстрелов танковых орудий и два прямых попаданий в броню, на поле боя загорелись еще два немецких танка Т 3. Встреча с советскими танками, видимо, не входила в планы немецкого командования, да, и нервы немецких танкистов этого не выдержали. Казалось бы, смертельная лава немецких танков вдруг остановилась, замерла практически перед самыми вражескими траншеями, что позволила артиллеристам повредить еще два немецких танка! Затем все эти танки попятились назад, лихо развернулись, и на высокой скорости помчались на свои исходные позиции. Первая и поэтому самая тяжелая танковая атака немцами была отбита, немцы ее проиграли, потеряв семь танков Т 3! А советская пехота пока так и не вступила в бой!
Фролов тут же связался с Торопынько, собираясь его поздравить с достигнутым успехом, но в ответ он вдруг услышал веселый смех старшего лейтенанта и голос капитана Головина. Капитан Головин своих бойцов привел к Деречину, сейчас эти два командира обсуждали, какие траншее займут бойцы капитана Головина. Иван тут же отключился от канала мысленной связи и, перевернувшись на спину, решил покурить. У проходившего мимо главстаршины Деревянко он попросил папиросу. Курить он, в принципе, особо не хотел, но ему хотелось хоть чем-то отпраздновать и свою личную победу, рождение двух хороших командиров полка, которыми только что в сегодняшнем бою стали два его ученика. Но главстаршина, как оказалось, с детства не курил! Он откуда-то достал немецкую флягу и ее, молча, протянул майору. Отвинтив колпачок, Иван глотнул из ее горлышка прямо из фляги, но тут поперхнулся немецким шнапсом. Пока Иван вытирал слезы, фляга исчезла из его, она почему-то оказалась в руках Анны. На его глазах девчонка приложилась к фляге и довольно-таки долго удерживала ее у своих губ. Главстаршина из-за это даже обиженно хрюкнул, и Диме, протянувшего руку к фляге, он грубовато посоветовал:
— Молод еще! Подрасти!
И фляга так же, как и появилась, незаметно куда-то исчезла.
В небе послышался завывающий звук авиационных двигателей. Это эскадрилья «Юнкерсов 88» выходила на точку бомбометания по позициям вражеской пехоты. «Юнкерсов 88» бомбили не очень точно, как скажем, штурмовики «Юнкерсы 87», но на борту они несли слишком много авиабомб, поэтому и бомбежка по времени продолжалась очень долго. Фролов свернулся в калачик и полез в укрытие, вырытое к стене траншеи. В принципе, эта ниша была не укрытием, а так просто… ниша, но когда в ней прячешься, то казалось, что это настоящее бомбоубежище. Первой туда успела юркнуть Анна, девчонка явно полагала, что объятие любимого мужа ее, наверняка, спасут от всех военных напастей!
Первая авиабомба упала за бруствером траншеи, от нее слегка содрогнулась земля. Анна что-то пискнула и тесней вжалась в руки Фролова. А он в этот момент почему-то вспомнил о пулемете МГ34, оставшегося лежать на бруствере. Иван нежно освободился от объятий Анны, поцеловал ее в холодные губы и тяжело полез из ниши. Когда он выпрямился и посмотрел на небо, то кроме вражеских бомбардировщиков там ничего не было видно. МГ34 как бы сам прыгнул ему в руки, Иван положил его на ствол дерева, упавшего поперек траншеи и попытался из него прицелиться. Но тут же убедился в том, что для того, что стрелять по вражеским самолетам для этого пулеметчику требовалось стоять на земле, вести огонь из пулемета длинными очередями, не забывая о предупреждении. Когда он оказался на земле, то понял, что он правильно думал в отношении организации стрельбы из пулемета по воздушным целям, но вот опоры для самого пулемета он так и не мог найти.
В какой-то момент он вдруг увидел, что Дима Лукашевич стоит рядом с ним, и как-то странно свою голову вжимает в плечи, одновременно отводя ее в сторону. Иван поднял голову и увидел, что очередной «Юнкерс 88» выходит на разворот, чтобы затем, следуя по прямой, атаковать бомбами их траншею. Ствол пулемета сам собой лег на Димкино плечо, мгновение на прицеливание, затем длинная очередь на двадцать патронов. Над ними пролетел первый бомбардировщик, затем второй…, а Фролов все стрелял и стрелял по воздушным целям из своего МГ34.
Когда «Юнкерсы 88» покинули воздушное пространство, то Иван Фролов долго стоял и смотрел им вслед. Он не понимал и пытался разобраться в том, почему их бомбили десять «Юнкерсов 88», а на базу возвращается всего лишь восемь вражеских бомбардировщиков?! В конце концов, когда вражеские бомбардировщики исчезли вдали, Иван Фролов спрыгнул в траншею от греха подальше, и только тогда увидел мальца Лукашевича. Он лежал ничком на бруствере и тихо плакал, его успокаивала Анна, приговаривая:
— Не надо плакать, Дима! Все уже прошло! Ты с Ваней настоящий молодец, вы не позволили немцам точно отбомбиться!
— И вы вдвоем вместе сбили два немецких бомбардировщика «Юнкерс 88»! — Добавил Михаил Деревянка.
Он с группой бойцов только что притащил станковый пулемет «Максим», а сейчас устанавливал его на бруствере!
Немцы, как военная нация, во все времена развития человечества от других народов отличалась своим умением быстро находить и исправлять свои собственные ошибки в военном ремесле! Сообразив, что бойцы и командиры Красной Армии не какие-то там европейские лохи, а вполне вменяемые солдаты, которые способны в полной мере постоять за свою отчизну, командование 29-й моторизированной пехотной дивизии тут же приняло решение воевать с этим красноармейцами, оборонявшими Деречин, так, как их учили в училищах и в военных школах. Тут же были подготовлены и отправлены заявки на нанесение бомбоштурмовых ударов не только по позициям вражеской пехоты, но и по артиллеристским позициям. Генерал-майор Вальтер фон Больтенштерн вызвал к себе полковника Иоганна Шмидта, который командовал тылами его дивизии и ему приказал:
— Иоганн, всего неделю мы воюем на этом чертовом Востоке, а моя дивизия имеет такие большие потери в живой силе и танках, каких мы никогда не имели с момента ее создания. А ведь, если говорить серьезно, то на деле мы только начали по-настоящему воевать, у нас наконец-то, появился достойный противник — Красная Армия Иосифа Сталина! Но, что же с моей дивизией будет после месяца таких же боев. Только в последнем бою мы потеряли семь, понимаешь, Иоганн, семь танков, это же почти целая рота танков, а нам предстоит снова и снова атаковать этот самый Деречин, пока мы его не захватим! Ты знаешь, что за этим Деречином находятся мосты через реку Щара, по которым сейчас полки и дивизии Красной Армии отходят на Север и Восток. Понимаешь, Иоганн, эти краснопузые не бегут, а отходят, чтобы где-нибудь снова встать у нас на пути к Москве! Уже сегодня я могу открыто сказать, что блицкриг у нас не получился, что его попросту не будет! Дивизиям Вермахта придется снова и снова доказывать этим красноармейцам, кто из нас более сильный противник, кто из нас победит в этой войне на истребление?!
— Вальтер, мне кажется, что ты зря об этом беспокоишься! Как в этом вопросе не крути, Вермахт на голову выше Красной Армии! И пока мы, немцы, являемся законодателями военной моды! Мы хорошо знаем, где и как нужно наступать, чтобы переломать хребет противнику! Потому что именно мы являемся настоящими ремесленниками войны!
— Да, может быть, ты, Иоганн, в этом вопросе прав! Только немцы хорошо знают, что же это такое война. Я бы даже сказал, что война — это и есть продолжением нашей жизни! Но, Иоганн я вызвал тебя к себе не для того, чтобы обсуждать общие темы! — Сказал генерал-майор фон Больтенштерн. — Помнишь, вчера ты приводил ко мне русского, не помню его имени, но он рассказывал мне о том, что стал командиром какого-то полицейского отряда и что в отряде у него почти тысяча полицаев?!
— Да, помню. — Ответил полковник Шмидт. — Это был господин Соловьев, его только что назначили начальником уездной полиции! У него в подчинении…
— Хватит, хватит, Иоганн, мне говорить о нем! Прошу передай ему мой приказ! Со своими полицейскими он должен атаковать вот эту точку. — Фон Больтенштерн наклонился и на топографической карте красным карандашом пометил одну точку. — Здесь расположены артиллерийские позиции нашего противника. Твой протеже должен атаковать и захватить эти вражеские орудия! В противном случае на его место, главного уездного полицейского, мы найдем другую кандидатуру.
Принимая во внимание тот факт, что станковый пулемет «Максим» значительно укрепил позиции левого фланга взвода главстаршины Михаила Деревянко, Иван Фролов решил вместе со своими друзьями переместиться на другую позицию. Где-то в глубине души Ивана беспокоило то обстоятельство, что обе батареи, расположившиеся в том лесочке за его спиной, пока оставались без пехотного прикрытия. Ранее он планировал на их прикрытие бросить резерв, который к этому времени должен был освободиться, и которым командовал Валера Олейников. Но сейчас все походило на то, что этот резерв увяз в боях с недобитыми разведчиками и мотоциклистами противника. Тогда Фролов и решил самому воспользоваться открывшейся возможностью, вместе со своими друзьями, прикрыть артиллеристов лейтенанта Лебедева и капитана Горелова.
Еще находясь в траншее взвода главстаршины Михаила Деревянко, он обратил внимание на одинокий старинный курган, высившийся в полутора от них километров. Подобно ослам, они трое, навьючившись оружием и патронами, отправились в дальний путь. Когда они уже совсем собрались вылезать из траншеи, то им неожиданно повстречался батальонный комиссар Козырев, который тоже куда-то потащился с пулеметом РПД и четырьмя к нему дисками. После первой встречи и разговора, Иван больше не встречался с этим комиссаром и был чрезвычайно удивлен его неожиданным появлением здесь, в этом месте, да еще с пулеметом на плече.
— Вы, куда именно, Иван Иванович, собрались? — Он только поинтересовался.
— Да, вот весь предыдущий бой я просидел на телефоне, на командном батальонном пункте, но за весь бой никто нам ни разу никто не позвонил! Тогда я решил поменять свою позицию, и переместиться туда со своим пулеметом! Ведь службу в армии я начинал простым пулеметчиком! Правда, это было так давно, что я успел многое забыть! Но, разумеется, я не забыл, как нужно стрелять из пулемета! А вон ту позицию я успел присмотреть для себя. Вон, Иван Анатольевич, видите тот старый курган, с его вершины очень многое хорошо просматриваться, но вот только стрелять на дистанцию в километр из РПД будет слегка трудновато, этот пулемет не рассчитан для стрельбы на такие дистанции. Но ничего, возможно, на этом кургане еще сохранилось оружие нашего полка, тогда я смогу этой немчуре показать, где русские раки зимуют!
Мокрые и потные четыре человека вскоре добрались до вершины кургана. Они хором ахнули, когда увидели, что вершина кургана перепахана траншеями и уже готовыми гнездами для пулеметов и стрелков. Два крупнокалиберных пулемета ДШК уже были установлены, своими стволами они угрожающие, как Фролову показалось, обнюхивали пространство вокруг себя, но на километр вокруг не было видно ни единой живой души.
Тогда Иван, по праву старшего командира, выбрал себе самую высокую огневую точку, с которой он из уже установленного там пулемета ДШК мог вести огонь на все четыре стороны света, а также стрелять и по воздушным целям. ДШК имел еще пять запасных лент по пятьдесят патрон каждая. Вторым пулеметом деловито занялся Дмитрий, который, видимо, он еще никогда не стрелял из такого монстра, поэтому с глубоким почтением и уважением посматривал на своего нового боевого товарища. Иван Иванович же достал из кармана кисет с табаком, клочок газетной бумаги, тут же принялся себе сворачивать себе самокрутку. Со стороны Иван хорошо видел, что эта работа по собственноручного изготовлению самокрутки доставляла батальонному комиссару истинное удовольствием. Комиссар Козырев прикурил самокрутку, посмотрел на Ивана, улыбнулся, и просто сказал:
— Это пулеметы моего полка! На этом кургане мы проводили учебные бои, одни наши взводы оборонялись, а другие пытались взять эту вершину! Станковые пулеметы были тяжелы и очень неудобны в переноске, вот наши командиры и держали их постоянно на позициях! Я знал об этом, поэтому и хотел добраться до этого кургана, который даже внутри себя имеет лабиринт ходов, так что нам будет, куда прятаться от авианалетов! Поверь мне, это не курган, как настоящая крепость. Было бы у нас больше пехоты, мы могли бы занять вон тот курган, еще и тот, и тогда немцу вообще не было бы здесь дороги!
— Здорово. — Ответил Иван. — Я и не знал, что такое вообще возможно! Но сегодня ночью, когда пройдут последние подразделения 3-й и 4-й армий, то мы уйдем вместе с ними!
— Командир, но я с вами не пойду! — Сказал Иван Иванович. — Хватит, я уже набегался!
Этот разговор был прерван появившимся где-то высоко в небесной синеве звуком работающего авиационного двигателя. Сколько бы Фролов не вглядывался, но огненный шар летнего солнца не позволял ему рассмотреть, что именно сейчас происходило прямо над их головами.
— Там летает какой-то маленький, почти как игрушечный, самолетик! — Сказала Анна, прищурив глаза, она вглядывалась в небо.
— Это немецкий самолет разведчик! — Уверенно заявил Дима. — Он ведет разведку наших артиллеристских позиций. Немцы, наверняка, готовят удар по этим позициям, что заткнуть нашей артиллерии рот. Ведь, именно артиллеристы нанесли им сегодня основное поражение во время предыдущего боя, подожгли и сожгли семь танков!
— И что бы ты, Дима, сделал бы в этом случае? — С улыбкой на лице поинтересовался Фролов.
— Ну, во-первых, я бы постарался, каким-либо образом еще до боя уничтожить этих артиллеристов. Может быть, нанес бы по ним бомбоштурмовой удар! Или спустил бы на них отряд диверсантов, чтобы они под каким-либо прикрытием прорвались на огневые позиции обеих батарей и подорвали бы их орудия!
К этому момент немецкий воздушный разведчик, немного времени покрутившись в небе, развернулся и направился куда-то в сторону. Наблюдая за тем, как удаляется немецкий самолет, Фролов ругал себя самыми последними словами. Он никак не мог понять самого себя, ведь, опыт боев ему уже продемонстрировал выгоды мысленной связи, которая так помогала ему решать все сложные вопросы по организации и проведению боя.
Дима Лукашевич поднял голову и посмотрел на своего командира. Он хотел ему предложить и самому сбегать до артиллеристов, а там он уже сможет сделать их телепатами! Но не будет ли это слишком поздно? Подумав, Иван Фролов кивнул головой и сказал, обращаясь к младшему Лукашевичу:
— Дима, вероятно, тебе придется туда сбегать! И я думаю, что там тебе следует остаться!
— Я бы сбегала вместе с тобой, Дима! — Смотря мальчишке в глаза, сказала Анна. — Но ты же знаешь, что я не могу даже на минуту оставить одного своего мужа!
Эта сцена мысленного разговора троих человек происходила прямо на глазах батальонного комиссара, Ивана Ивановича Козырева, который уже докуривал свою самокрутку. Комиссар недоуменно поднял глаза на Фролова и просто поинтересовался:
— Иван Анатольевич, не могли бы вы объяснить, что происходит на моих глазах? Мне показалось, что вы разговариваете между собой, но ни одного слова я так и не услышал! Вы не подскажите, что же именно сейчас происходило на моих глазах?
Фролов не стал вдаваться в подробности произошедшего, а просто сказал:
— Мы тут решали, кому из нас следует сбегать к артиллеристам, чтобы установить с ними постоянную связь на время боя!
— Ну, зачем кто-то должен постоянно бегать такую длинную дистанцию? Когда имеется другой, более современный способ связи!
— Чтобы установить такой современный способ связи, для начала мы должны, встретиться с артиллеристами лицом к лицу, а затем уже задействовать этот наш новый способ связи! — Пояснил Иван Фролов.
— Да, я не совсем понял, зачем же вам потребовалось бежать и встречаться с артиллеристами, когда и у нас, и у них имеется телефон! Бери телефонную трубку, и разговаривай с ними, сколько душе удобно!
С этими словами батальон комиссар Козырев прошел в землянку командира батальона. Там, внутри он всем командирам и красноармейцам, пришедшими за ним, показал полевой армейский телефонный аппарат. Он уверенно снял с рычагов телефонную трубку и громко в нее прокричал:
— Алло, это штаб артиллеристской батарее! Наш командир хочет переговорить с вашим командиром!
Глава 10
Огненный шар солнца стоял в зените, своими лучами он, казалось бы, старался выжечь глаза Ивану Фролову, не давая возможности ему их открыть и посмотреть, что же сейчас происходило вокруг него. Парень стоял и ревел, как корова, слезы двумя широкими протоками текли по его щекам, покрытым трехдневной щетиной. Обеими руками Фролов держался за рукоятки пулемета ДШК, удерживая его ствол в строго вертикальном положении. Он прицелился в самый центр гало дневного светила, в солнце, Иван ожидал, когда из этого солнечного гало на него начнет валиться, падать немецкий штурмовик «Юнкерс 87»!
В этот же момент другие немецкие штурмовики летали над самыми головами красноармейцев, укрывшихся от авианалета в траншеях, над кронами деревьев. Они вели по обороняющимся красноармейцам пулеметно-пушечный огонь, бросали малые и средние авиабомбы, бросали на их головы ампулы с огнеметными смесями. Одним словом, немецкие пилоты старались сделать все, чтобы своими штурмовиками, их бортовым оружием и боевыми возможностями, уничтожить вражескую пехоту, которая перекрыла путь немецким танкистам и пехоте, прорывающимся к мостам, по которым части и подразделения РККА выходили из окружения. Вот уже тридцать минут эскадрилья из двенадцати «Юнкерс 87», а если говорить простым солдатским языком, то эскадрилья «Лапотников», бомбами, пулеметно-пушечным огнем и ампулами с огнеметными смесями обрабатывала укрепленные позиции отряда капитана Головина и лес, в котором, по мнению немецких разведчиков, были расположены огневые позиции артиллеристских батарей краснопузых.
Во время телефонного разговора с Сергеем Сергеевичем Гореловым, капитан артиллерист сухо заверил своего комбрига Фролова в том, что его батарея полковых орудий не нуждается в перебазировании на новые огневые позиции. Горелов открыто и прямо подчеркнул, что он и его артиллеристы не боятся вражеских авианалетов, так как огневые позиции его шести 76 мм орудий надежно прикрыты этим самым лесом.
В заключение беседы капитан Горелов все же высказал свои опасения по поводу того, что в случае появления вражеской пехоты в этом лесу, то его артиллеристам будет нечем ей противопоставить. Капитан Горелов подчеркнул:
— Я сейчас нахожусь в положении, когда в любом деле могу надеяться, рассчитывать только на своих артиллеристов. Эти простые парни в последних боях с фашистскими оккупантами демонстрируют самый настоящий героизм! Номера пушечных расчетов настолько сработались, они сегодня бьют довоенные нормативы практически по всем позициями нормативов. Каждое мое 76 мм орудие может сделать до 15 выстрелов в минуту, что в свою очередь позволяет шести полковым пушкам выпускать по врагу до 90 снарядов выстрелов в течение одной только минуты. Общий вес выпущенных снарядов, выпущенных моей батареей в течение одной минуты, составляет почти 700 килограмм взрывчатого вещества.
Честно говоря, Ивану Фролову не понравилась тональность этого разговора с капитаном Гореловым. Так как находись он сам на его месте, командуя полковой батареей, то он сам бы попытался найти эффективное противодействие возможным атакам вражеских пехотинцев на своих же артиллеристов. В конце концов, ему удалось убедить этого заносчивого артиллериста в необходимости, выделить артиллеристский взвод, в составе двух 76 мм орудий, для охраны тылов его же полковой батареи. Помимо этого, на свой страх и риск, Иван Фролов рискнул предложить капитану Горелову, чтобы тот сразу же эвакуировал бы свою батарею, как только вблизи нее появится вражеская пехота.
Разговор же с лейтенантом Голубевым начался из рук вон плохо, он чуть ли не прервался в самом его начале. Не успел Фролов представиться, как Голубев уже на него кричал о том, что держать в одном маленьком лесочке две батареи — это есть вверх генеральской глупости и тупости! Ивану Фролову хотелось выслушать реальные предложения Голубева по поводу того, как же тот собирается исправить это положение, но лейтенант теперь раскрывал свой рот только для того, чтобы высказать очередную грубость. Когда Иван был на грани и собирался телефонную трубку положить на рычаги, в разговор вмешался комиссар Козырев. Он сумел каким-то образом успокоить этого молодого и очень нервного лейтенанта. После краткого разговора с комиссаром лейтенант Голубев сумел услышать вопрос Ивана Фролова о том, как же он собирается решить эту проблему?
— Да все очень просто, товарищ генерал! — Начал говорить Игорь Голубев. — Посмотрите на карту, если капитан Горелов хочет свою батарею оставить на прежних огневых позициях, тогда мою батарею было бы целесообразно переправить через Щару и поставить вон в той небольшой роще. С этой новой позиции я, по-прежнему, могу вести огонь по танкам противника, в тоже время, остаюсь вне его огневого воздействия. К тому же противнику потребуется дополнительное время на то, чтобы меня разыскать на новой позиции, а за это время покажу этой немчуре, что может сделать настоящий советский артиллерист. А в том случае, если немцы прорвут наш фронт своим танками, то они далеко не уйдут! Я же тогда свои орудия выведу на прямую наводку!