— Насколько мы отстаём от графика?
— На два-три месяца.
— Это плохо, Артур. И вы знаете, как это плохо. Совет не доволен вашими действиями. Если так дело пойдёт, мы будем вынуждены прекратить финансирование вашего проекта. Может быть, нам лучше отдать наши деньги вашему конкуренту?
— Проект доктора Келли не имеет никаких перспектив. Вы знаете об этом.
— Да, знаю. Но знаю также, из-за чего он не имеет перспектив. Из-за вас, — Моргунов ткнул в мою сторону холёным указательным пальцем, на котором хищно блеснул камень в массивном перстне. — Если вы поделитесь с ним своей разработкой…
— Модест, — я едва сдерживал раздражение и досаду. — Даже, если я поделюсь ею, всё равно это слишком опасно и нереально. Это лишь теория на самом деле. А у меня… У меня выверенный, апробированный проект!
— Вы говорили, — Моргунов откинулся в кресле, ещё раз потеребил цепочку. — И пока ещё я вам верю. Но возможно, скоро я останусь в одиночестве… И буду вынужден согласиться с мнением Совета. Вы поняли, Артур?
— Да, мне всё ясно, — проговорил я, зацепив взглядом багровое от злости лицо Олега, его нервно подрагивающие губы, тут же добавил: — Модест, у полковника Громова есть предложение. Его разведчики нашли лагерь секты. И он хочет провести там зачистку.
— Это преждевременно, — Моргунов нахмурился, нервно подёргал цепочку. — Очень преждевременно. Всё, разговор окончен.
Он не простился, лишь голограмма замерцала и растаяла, как лёгкий туман под лучами яркого утреннего солнца.
— Ну, вот видишь, Олег. Моргунов — против.
— Твою мать, Артур, мне плевать, что он против! — прорычал Громов. — Я сам это сделаю! Без его благословения!
— Если сделаешь, будешь последним идиотом.
— Я понял.
Постоял мгновение, перекатывая желваки. Но потом резко развернулся и, не прощаясь, вышел, обиженно хлопнув дверью.
После ухода Олега, я ещё долго сидел, погружённый в свои мысли. И лишь резкие трели дроздов — оповещение электронного дневника, вывели меня из ступора. Перед носом повис голоэкран с расписанием дел, где недвусмысленно демонстрировалось, что я должен быть на пути к телецентр, где предстояла очередная встреча с журналистами.
Я поставил флаэр на автопилот, включив максимальную скорость, которую позволял «свободный коридор». Между стоящими мрачными стенами башнями едва не задевая крыльями, проносились летательные аппараты всех форм и размеров — от имитации китов и дельфинов до спорткаров, ретромашин, выкрашенных в кислотные цвета — ярко-жёлтые, оранжевые, электрик. Одно сходство — из дюз двигателей вырывался поток голубого пламени. Система слежения умело разводила все летательные аппараты по невидимым для людей маршрутам.
Вот уже показался телецентр, похожий на связку труб церковного органа с изящно вырезанными балкончиками-студиями на разной высоте. Когда флаэр залетел на площадку, я выскочил и ринулся внутрь: опаздывать я не любил. Пройдя пункт контроля, где меня дотошно ярко-оранжевым лучом осветил с ног до головы сканер, я направился к телестудии, уже замечая на огромных экранах, встроенных в стены, собственную физиономию. Ведущий, с пафосом, завывая рассказывал мою биографию — традиция, которую стремились сохранить телевизионщики.
«Девятнадцать лет назад никому не известный аспирант МГУ написал диссертацию. Тема его была ужасно далека от того, что интересует большинство людей. «Атлас Сверхновых». Артуру Никитину хотелось собрать информацию об этих удивительных космических объектах с самого начала наблюдения людей за звёздами. Он объездил полмира, чтобы найти легенды, сказки и воспоминания очевидцев разных эпох. Эх, если бы у меня была машина времени, — думал он. Прокатился бы я по всем эпохам.»
Ничего я об этом не думал. Да и машины времени не существуют и никогда не будет существовать. Неужели не ясно? Если бы кто-то в будущем изобрёл бы такой агрегат, мы бы давно встретились с путешественниками во времени. Впрочем, кто знает.
«Но Артур Никитин представить не мог, какой фурор произведёт его диссертация. Впрочем, скорее его исследования ввергли в шок научный мир. Он выяснил, что шестьсот лет назад взорвалась Сверхновая, а поток гамма-излучения оказался направлен к солнечной системе! Нет, все знали, что подобные вспышки встречаются не так редко и приносят порой неприятности людям. Но по большей части они рассеиваются, не доходя до Земли. Но этот поток оказался слишком сильным…»
Я оказался перед массивными дверями, ведущими в зал. Меня заметили. Выскочила худенькая ассистентка в белой кофточке и короткой юбочке, обнажавшей тощие ноги с костлявыми коленками, потащила в гримёрную. Но и там гремящий из динамиков голос ведущего не давал покоя:
«Учёные так далеки от мыслей и чаяний простых людей. Доказать, что Земле грозит смертельная опасность, было трудно. Нет, не так — невозможно. Ну, Сверхновая, ну, взорвалась, но на Земле всё хорошо, также встаёт солнце, согревает своим светом весь мир. А то, что это мир мог разрушаться к чертям собачьим, доказать Никитин не мог. До поры до времени.
И вот, представьте себе, господа, поток гамма-лучей, едва заметные его отголоски, достиг солнца. А оно вдруг, словно обозлившись, что люди даром пользовались его энергией, стало всё больше и больше вызывать на земле «солнечные шторма», выводившие из строя электронику, электрогенераторы, электросети.
Но и это казалось не таким опасным. Электронику научились защищать от помех, генераторы быстро чинить. Но когда стал испаряться озоновый слой планеты, что порождало красивейшие явления — «северное сияние», и начал стремительно меняться климат. Становилось всё жарче и жарче. И вот когда начались испаряться целые озёра, мелеть океаны, а там, где почти половина года шёл снег, теперь можно было жарить яичницу на сковороде, просто вынести во двор собственного дома и оставив на солнечном свету».
Нет, ну что не придумают эти журналюги? Яичницу жарить на сковороде под солнечным светом. Бред. Я рассматривая свою физиономию в зеркале и в сердце кольнула боль: «здорово я сдал». Промелькнувшие на голоэкранах изображения, где мне было едва за двадцать, и отражение в зеркале так контрастировали друг с другом. Худощавый парень с вечно растрёпанной шевелюрой густых каштановых волос. С озорным взглядом ярко-голубых глаз, чертовски обаятельной полуулыбкой на губах превратился в немолодого усталого мужчину. Волосы сильно поредели и я зачёсывал их назад, открывая высокий лоб, который прорезали неровные морщины. Прежде округлые смягчённые черты лица теперь словно окаменели, кожа обтянула скулы, безобразный рубец от ожога пропахал правую щёку — память о той страшной катастрофе, в которой погибла Катя. И глаза смотрели на мир теперь жёстко и с неподдельной грустью.
Я помотал головой, отгоняя назойливые мысли. Больше всего удручало, выводило из равновесия, как восхищение, доходящее до благоговения к моему проекту, сменилось раздражением и озлоблением. Людям надоели роскошные трёхмерные анимации, в которых убийственный поток гамма-излучений достигал Земли, срывая покров озонового слоя, превращая голубой шарик в мёртвый камень с обугленными стволами деревьев, высохшими озёрами и океанами.
Не проходило и недели, как я с досадой обнаруживал очередную карикатуру на себя. Меня изображали то нищим в жалких отрепьях, что сидит перед бездонным сундуком и просит с лицемерно-печальным лицом подать на спасение Земли. То оседлав картонный звездолёт, я пересчитывал толстые пачки денег с омерзительно-довольной ухмылкой. Пару дней назад социальные сети извергли из своих грязных глубин ещё одну картинку, где я доил тощую корову, из вымени текли струйки золота, а на шкуре была нарисована карта мира.
— Господин Никитин, ваш выход, — жизнерадостно прощебетала ассистентка, не подозревая, какие ураганы бушевали в моей душе.
Я выбросил глупые мысли из головы, выпрямился и направился на очередную Голгофу.
— Только не заходите за линию, — зачем-то прокричала девушка мне вслед.
Студия встретила гудением растревоженного улья. В двух рядах кресел, стоящих полукругом, расположилось три десятка разномастных гостей, большая часть из которых сидели с равнодушными лицами — профессиональная массовка. Им было плевать, что смотреть и что слушать — выступление шпагоглотателя, популярного артиста или учёного. Но среди них явно затесались люди заинтересованные. Их выдавало выражение глаз, сосредоточенное, напряжённое. Один человек показался особенно подозрительным. Он не улыбался, сидел выпрямившись, будто его мучил геморрой, чёрные давно не стриженые патлы доходили до плеч, а щетина была явно недельной, если не больше.
Рядом со стеной студии, где на театральном заднике демонстрировались виды Москвы, стояла пара мягких кресел коньячного цвета, диван. А перед ним торчал с глупейшей улыбкой на остроносом бледном лице ведущий — молодой человек в облегающих блестящих брюках и футболке кислотного цыплячьего цвета.
— Поприветствует нашего гостя! Артур Никитин! — отвратительным дискантом воскликнул он. — Первый вопрос!
Поднялся высокий бородач в джинсах, с мощным торсом. Ему не хватило лишь чёрных очков и заклёпок на кожаной куртке, чтобы выглядеть настоящим байкером. Или бандитом.
— Патрик Фог, — представился он осипшим баритоном. — Господин Никитин, как вы прокомментируете сегодняшний взрыв на космодроме? Есть предположение, что к этому причастна секта «Очищающая сила Сверхновой». Это правда?
Перед мысленным взором промелькнули картины бушующего огня, обугленные куски ракет, фермы, которых разметало взрывом по всему космодрому, зияющие провалы крыш и стен цехов. И главное — неподвижные тела на каталках, которые медики в синих комбинезонах завозили в белые флаеры медпомощи. «Только одно моё слово! Рассказать об этом в красках, возбудить в людях ненависть к секте, к её лидеру. А когда Громов со своими парнями разнесёт на куски их лагерь, никто не возмутится. Катя получит отмщенье!»
— Мы пока не уверены, что к этой диверсии причастна секта. Она не взяла на себя ответственность за взрывы. Полиция ведёт расследование, — проговорил я медленно, с усилием и тут же отругал себя за малодушие.
Бородач явно выглядел разочарованным. Скривившись, он плюхнулся на место, развалился там. Взгромоздив ногу на ногу, кажется, совсем потерял интерес ко мне, да и ко всему ток-шоу.
Второй встала девушка. Облегающие брюки в чёрно-белую полоску с поясом выше талии в ладонь шириной, удлиняли и так бесконечно длинные стройные ноги. Под тонкой тканью белой шёлковой блузки круглились по-девичьи высокие груди. Иссиня-чёрные вьющиеся волосы тяжело рассыпались по округлым плечам.
Какая роскошная кобылка, будто прямиком из службы элитного эскорта прискакала, — промелькнула в голове мысль. — Громова бы сюда, он быстро бы её объездил. Слабость у него к таким.
— Эва Райкова, — красотка ещё и голос имела подходящий — хрипловатый, мелодичный. И гласные выговаривала округло, мягко. — Господин Никитин, почему вы с таким упорством боретесь против других, альтернативных проектов? Это зависть, ревность или вы хотите быть единственные в своём роде учёным, который спасёт Землю.
— Я ни с кем не борюсь, госпожа Райкова, — я был задет до глубины души этим обвинением. — Я просто делаю своё дело.
Девушка улыбнулась, чуть сузив огромные серо-зелёные глазищи. С кошачьей грацией, словно пыталась соблазнить меня или скорее инстинктивно, запустила руки в гриву своих шикарных волос, отпустила, позволив им опасть тяжёлым водопадом по плечам.
— А что вы скажите о проекте академика Кэлли? Редьярда Кэлли? Его проект не менее эффективен, чем ваш. Но стоило бы Земле значительно дешевле. Да и выполнить его проще. Он предлагает эвакуацию землян на звездолётах на планету земноподобного типа. Во Вселенной десять миллиардов таких планет!
— До них надо долететь, Эва. До ближайшей около четырёх световых лет, до реально земноподобных сотни лет. Туда доберутся только потомки наших потомков… Кроме того, чтобы спасти всех людей, нужен не один звездолёт, а несколько сот тысяч. А это, как вы понимаете, значительно, дороже…
— Нет! — словно она ждала этого, радостно выпалила Эва.— Если использовать вашу «ловушку для Сверхновой»... Так ведь вы называете эту технологию? Можно будет перемещаться по всей Вселенной за пару недель. Словно переходишь из комнаты в комнату! Для этого достаточно одного звездолёта! И он уже у вас есть!
Я запнулся, пытаясь изо всех сил справиться с бешено колотившимся сердцем. Чёрт всех дери, никто не понимает, что на самом деле представляет собой эта «ловушка», сочиняют небылицы, окружая моё детище ореолом таинственности. Простое и изящное решение выглядит в глазах обычных людей настоящей магией.
— Хорошо, я покажу вам.
Передо мной едва заметно замерцал голубым светом прямоугольник — интерфейс по управлению голографическим проектором студии. Я набрал код, яркие лампы, встроенные в стены и потолок, медленно угасли. В полутьме раскрутились разноцветные спирали галактик, вихри звёздных скоплений. В самом центре вращался большой шар — солнце и планеты солнечной системы.
— Вот смотрите, — движением руки я отодвинул солнечную систему, уйдя в мерцающую звёздную пыль. — Здесь сгусток звёздной туманности, похожей на бабочку, который остался после взрыва Сверхновой. Сюда мы пошлём звездолёт, который создаст несколько вот таких воронок — аналогов «чёрных дыр». Рукотворных. Они поглотят гамма-излучение…
— Никитин, всё это мы видели много раз, — насмешливый голос оборвал мою пламенную речь. — Это не интересно. Госпожа Райкова говорит об использовании вашей ловушки, как туннеля для перемещения кораблей.
Синеватый отблеск от звёздного неба скрывал лицо говорившего, но голос показался мне подозрительно знакомым. Странно, почему я не заметил этого человека среди зрителей?
— Эта технология по созданию лишь первой части туннеля, — я набрал код, и надо мной повисло стилизованное изображение воронки. — Как эта вещь работает, мы знаем. Мы проводили эксперименты. Они прошли успешно.
— Когда вы работали с Кэлли, — подала голос Райкова. — Шла речь о создании второй части этой воронки, а это настоящая «червоточина».
— Эта технология не отработана. Возможно… Мы пошлём людей на верную смерть. Скорее всего. И кроме того… — я выключил звёздное небо, особенно яркий после полутьмы свет залил студию, вызвал резь в глазах, отозвался болью в голове. — И, кроме того, наш проект предполагает спасение всей Земли, с её уникальным животным и растительным миром. А не только разумной её части.
Этого человека в первом ряду я так и не смог узнать. Хотя женщина рядом с ним была мне хорошо знакома. Ольга Золина, астрофизик и жена известного астробиолога. Академик Красимир Золин, муж Ольги, был очень стар, в конце прошлого года ему исполнилось 94, почти полностью парализованный, он передвигался в инвалидной коляске. Сделать биопротезы человеку с букетом старческих заболеваний никто не решался. А мужчина рядом с Ольгой вызывал зависть великолепной физической формой — подтянутый, с гордо развёрнутыми плечами, обтянутыми дорогим пиджаком, яркий румянец на щеках, ровный загар, густая шевелюра тёмных волос. Сама женщина, ещё достаточно молодая, на его фоне выглядела бледной поганкой с длинными прямыми чёрными волосами, вытянутым худым лицом и тощей фигурой, затянутой в нечто невыразительно серое. Ольга изменила себе, бросила старика и вышла замуж за молодого? Это странно.
Зверски разболелась голова, словно острые раскалённые иглы врезались в лоб, виски, отдаваясь в челюсть. Я рылся в собственной памяти, как в старом хламе, пытаясь выудить информацию об этом человеке. И не мог.
Мужчина вдруг вскочил с места и, явно красуясь собой, легко впрыгнул на подиум рядом со мной.
— Поприветствуем нашего второго гостя! — истошно заорал ведущий. — Академик Красимир Золин! И его очаровательная супруга! Ольга!