Но тогда был явно не мой день: все изначально пошло не по моему обычному сценарию, потому что через несколько минут спокойного чтения я вдруг краем глаза увидела движение у кромки леса.
Все эмоции и инстинкты, приобретенные мною на войне, забурлили во мне с новой силой, застилая глаза и освежая в памяти тот кошмар, что мы пережили. Весь тот стыд и ужас, через который мне пришлось пройти.
Не дав себе и подумать, я поддалась им, мгновенно вскочила с камня и одним резким движением выхватила палочку из кармана, нацеливая ее на человека, стоящего передо мною. Во мне было только чувство ненависти и страха, смешанное с желанием порвать на части того, кто снова заставил меня пережить все, что я держала в себе в течение месяца.
И когда я поняла, кто передо мною находится, все чувства только усилились.
У меня перед глазами одно за другим стали появляться те воспоминания, которые я целенаправленно в себе подавляла: Малфой-мэнор, огромный зал, смех Беллатриссы, боль в руке, унижение и собственное бессилие, черные глаза совсем рядом с моим лицом и серые глаза, смотрящие на меня со скрытым сочувствием.
Сейчас же эти глаза смотрели на меня с полным повиновением судьбе, как будто он только ждал того, чтобы я его убила и принимал это. Никогда еще Драко Малфой не выглядел так жалко: пепельно-белые волосы отрасли и лежали в полным беспорядке, щеки впали, а под глазами были синяки, будто он не спал весь этот месяц.
Наверное, раньше, до войны и того кошмарного года, я бы его пожалела, но сейчас мне хотелось его испепелить каким-нибудь хорошим заклинанием и поблагодарить Мерлина за предоставленную мне возможность это сделать. Все мои страхи, ночные кошмары и чувство бессилия, которое я испытывала в Малфой-мэноре, появились снова, показывая все те мгновенья, что я тщетно пыталась забыть. А тихий голос в моей голове нашептывал мне: «Убей, убей…»
Но что-то пошло не так: лишь на секунду, но тихий голос разума спросил меня его голосом: «А он этого стоит? Стоит твоей совести?» Казалось, на секунду я даже увидела кривую ухмылку на его лице. Это меня и отрезвило окончательно.
Ведь действительно: Малфой этого не стоил, и к тому же это слишком просто и неправильно для меня.
И вообще, судя по виду Драко, оставить его в живых будет более жестоко, чем просто убить и избавить его от всего, что навалилось на него после войны. А если он посмеет рассказать хоть слово из увиденного им, вот тогда-то…
Я медленно опустила палочку, смотря ему прямо в глаза.
— Ты не достоин даже этого, — произнесла я тихо, четко проговаривая каждое слово. — Но если посмеешь сказать хоть слово о произошедшем, клянусь, я тебя унижтожу, — с ненавистью прошептала я.
После чего, все еще настороженно смотря на него, я подняла книгу с земли рядом с собой.
— Ты права. Даже этого, — тихо ответил мне он, когда я уже развернулась к замку, намереваясь уйти как можно дальше от него. — Я не скажу.
Я резко остановилась, никак не ожидая услышать такое из уст Драко Малфоя, и повернулась, удивленно посмотрев ему в глаза.
Я ожидала какой угодно реакции на мои слова: угроз, ругательств, но не признания моей правоты в его ничтожности и полного согласия без какого-либо шантажа с его стороны. А он спокойно стоял на том же месте, положив руки в карманы брюк своего дорогого черного костюма, и смотрел мне прямо в глаза.
«Может, мне показалось?» — тут же пробежала у меня в голове мысль.
— Нет, тебе не показалось. И тебя, похоже, ищут, — сказал Драко.
Я повернула голову и посмотрела туда же, куда и он. И действительно, если хорошо приглядеться, можно было увидеть Гарри и Рона, идущих в сторону Черного озера. Судя по их размеренному шагу, можно было абсолютно точно сказать, что нас с Малфоем они еще не заметили. Что же, это даже к лучшему.
— Тебе лучше уйти, — твердо сказала я Драко, поворачивая голову в его сторону. — Ты ведь не хочешь попасть в больницу со сломанными конечностями?
— Что, Грейнджер, не хочешь, чтобы тебя увидели с Пожирателем смерти? — язвительно произнес тот в ответ, даже не соизволив повернуть голову в мою сторону.
— И как это ты, интересно, угадал! — в тон ему сказала я, развернулась в сторону замка и пошла по противоположной дороге от друзей, чтобы на них не наткнуться и не отчитываться перед ними о своем местонахождении.
«К Мерлину и Гарри, и Рона, и Малфоя! И <i>его</i>, особенно <i>его</i>, к Мерлину! Как мне все это надоело!» — таковой была единственная мысль, крутившаяся у меня в голове.
Глава 4. Лондон
Демиан и Питер еще ни разу не были в Лондоне. Прожив всю жизнь в приюте в другой части Англии, они и вообразить не могли, что представляет собой этот город с его яркими фанарями, светящимися вывесками магазинов и необычными красными телефонными будками.
Все здесь казалось им удивительным и непостижимым. Еще никогда в жизни мальчики не были так счастливы. Профессор Долгопупс, сопровождавший их, казалось, был так же счастлив, как и они.
После того как они согласились поехать в школу Хогвартс, он вызвался помогать им с покупками для школы, чему оба мальчика были несказанно рады.
— Итак, профессор, куда нам? — спросил Питер, улыбаясь во все тридцать два зуба и пытаясь осмотреть все вокруг.
— Пока я с вами в немагическом Лондоне, я не могу использовать магию. Мало ли еще магглы заметят, поэтому будем использовать обычные средства передвижения, — ответил он, идя по направлению к эскалатору в метро.
— Кто такие магглы? — поинтересовался Питер.
— Магглы — это люди, не обладающие магией. Так их называют волшебники, — пояснил профессор.
— Понятно, — кивнул Демиан, который, по-видимому, и слова не услышал, увлеченный рассматриванием контролера.
Спокойно доехав до нужной им станции, они сошли с поезда и направились к выходу. Выйдя из метро, их компания оказалась на длинной улице с огромным количеством разнообразных магазинов, полностью забитой людьми.
Профессор, явно уже бывавший здесь раньше, ловко передвигался среди этой толпы людей, четко следуя по намеченному пути. Демиану и Питеру же приходилось чуть ли не бежать за ним, чтобы не потерять его из виду.
Но наконец профессор Долгопупс остановился и произнес:
— Вот мы и на месте!
— «Дырявый котел», — прочитал название невзрачного бара Демиан. — Что-то он не выглядит столь многообещающим.
Будем честны, если бы профессор не указал им обоим на это бар, они бы в жизни на него не взглянули. Маленький, обшарпанный, с почти не горящей вывеской — он смотрелся странно на этой улице, набитой магазинами известных марок и брендов.
— Все в впереди! — с энтузиазмом произнес Долгопупс, открывая перед ними дверь.
Мальчики вошли, а профессор проследовал за ними. Внутри бар казался точно таким же, как и снаружи: темным и обшарпанным.
Когда они зашли, на них почти никто не обратил внимания. Все присутствующие здесь были заняты: кто-то разговаривал с собеседником, кто-то поглощал свой завтрак. Только барменша, блондинка с карими глазами, заметив профессора, радостно улыбнулась и приветливо помахала рукою.
Они подошли к девушке, и профессор нежно ей улыбнулся, взяв за руку.
— Мальчики, познакомьтесь с моей женой и владелицей бара — Ханной Аббот-Долгопупс. Милая, это Демиан Гордон и Питер Левент, — предствил их профессор.
— Здравствуйте! — хором ответили дети, приветливо улыбаясь.
— Привет… — протянула миссис Аббот-Долгопупс, неотрывно глядя на Демиана.
Глава 5. Неожиданности
1998 год
Подготовка к балу шла полным ходом. Оставалась неделя до этого знаменательного для всех события. Меня, конечно, это совсем не интересовало, но нужно было признать, что все трудились, не жалея себя. Замок пестрил великолепием украшений, развешанных буквально на каждом углу. Старались абсолютно все, будто желая найти утешение во всех этих хлопотах и не думать о событиях нынешнего года.
Как бы странно это ни звучало, но даже слизеринцы были рады помочь. Множество из них прибыло в замок без лишних указаний со стороны Министерства. Конечно, ни о каких теплых отношениях между нашими факультетами речи не шло, но вражды тоже не было. Все поголовно вели себя так, будто ничего и не было: ни войны, ни неприязни между нами в течение долгих лет, ничего. Мы не общались, просто работали вместе, игнорируя присутствие друг друга.
Я бы не смогла сказать, что бесконечно рада этому. Нет, никогда эти слова не вылетели бы из моего рта. Да и зачем лишний раз лгать? Я, как и все, просто смирилась. Перестала думать об этом и обращать на них внимание. Перестала бояться, когда Панси Паркинсон заходила в библиотеку, чтобы помочь нам с мадам Пинс расставить книги. Перестала задерживать дыхание, когда Блейз Забини проходил в коридоре мимо меня. Перестала хвататься за палочку каждый раз, когда видела Крэбба и Гойла. Потому что просто устала жить в страхе.
Однако нужно отдать им должное, от них все же была польза. Они действительно стремились помочь и помогали, не жалея себя ни в чем. Зачем им это? Не знаю. Я не разговаривала ни с кем из них, но думаю, что им тоже было не все равно на школу. Хотя, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слизеринцы хитрые и понимают, что это лишь маленькая часть в списке того, что им придется сделать, чтобы отмыть свои имена и фамилии. Очень-очень маленькая часть.
Наверное, так думали и все остальные, но вслух никто ничего не высказывал. Ученики молчали, не желая снова ворошить прошлое. Гарри и Рон сначала бесились и пытались следить за моими передвижениями, но после очередной ссоры со мной стали делать это в тайне от меня. Я же, естественно, все знала и поэтому с ними не разговаривала, постоянно избегая их. Так было легче: игнорировать всех и вся вокруг меня, кроме, естественно, преподавателей.
Так было проще: замкнуться, не отвечать на глупые вопросы окружающих, по типу «Как твое настроение?» А какое, к Мерлину, у меня настроение, когда мои родители меня не помнят? Когда каждую ночь я просыпаюсь от кошмаров? Когда все молчат, не желая ворошить прошлое, а мне при виде этих людей хочется применить к ним всем Круцио и Аваду? И о какой, Мерлин, спокойной жизни идет речь, когда все мои убеждения порушились, я изменилась, но всем удобнее видеть меня в образе «старой доброй Гермионы», которая всех прощает и не держит зла, думает только о других! И почему я все это держу в себе, не позволяя сорваться на окружающих? Зачем? Я ведь знаю, что наступит момент, когда «взорвусь». Ну и пусть, плевать я хотела на мнение других.
Хотя было заметно, что моим душевным состоянием обеспокоены все, включая учителей. Окружающие вели себя слишком осторожно рядом со мной, слишком гладко. Я чувствовала, что попала в какую-то психиатрическую больницу, где всегда соглашаются с моим мнением, дабы не вывести из себя.
Что ж, и на том спасибо, что не связали и не держали на успокоительных в отдельной комнате. Правда, я точно не была бы там одна. Уверена, они и Малфоя сделали бы моим соседом поневоле.
После нашей встречи мы с ним больше не сталкивались. С ним вообще больше никто не сталкивался, потому что не мог его нигде найти. Он как будто растворялся в воздухе, появляясь только на завтрак и ужин. Да и то не всегда.
Мне даже стало его жалко на секунду. Выглядел он ужасно. Нет, Малфой, как и всегда, одевался дорого и со вкусом, ходил с гордой осанкой и презрительным ко всем взглядом, но этот год сломил его. Это можно было заметить по кругам под его глазами и еще большей бледности его кожи. Он выглядел, как дряхлый старик, проживший трудную и несчастную жизнь, совершенно не состарившись.
Он, как и я, ни с кем не говорил, избегал окружающих, предпочитая одиночество. Почему? Чем он занимался? Одному Мерлину это известно, да я и не пыталась выяснять, просто анализировала информацию, которую получала из чужих разговоров. И то не специально. Работая в компании Паркинсон, поневоле, но улавливаешь децибелы ее голоса даже в другом конце библиотеки.
Однако нужно отдать ей должное: она не распространяла слухи, а беспокоилась о Малфое как о друге. Просто разговаривая с Забини о нем, она говорила довольно тихо, но недостаточно, так что у меня получалось услышать. Что поделать, у нее слишком звонкий голос. Это даже не ее вина. Наверное.
Все-таки что-то от «старой доброй Гермионы» еще осталось, раз я вообще способна на жалость и понимание. Не моя вина, что этого хватает лишь на какую-то секунду, после чего мне снова хочется их убить. Вот это точно не моя вина. Наверное.