Они вывалились из Мэнфорд-хаус, задыхающиеся, как пловцы, бросившие вызов сильнейшему течению и каким-то чудом победившие его. Не поворачиваясь, бегом промчались через ухоженный палисадник, слыша за спиной злой гомон брауни, и лишь за калиткой осмелились перевести дух.
За ними никто не шел. Садовая дорожка была пуста, лишь из дома доносился приглушенный писк, словно целое полчище мышей воспользовалось отсутствием хозяев, чтобы закатить славный концерт.
Вышли. Спаслись.
Все верно, подумал Лэйд, брауни — домашние существа, они привязаны к своему обиталищу даже сильнее, чем монахи к монастырскому храму. Духи домашнего тепла и уюта, они, скорее всего, не покинут своего дома, даже если он займется огнем.
Лэйд дрожащими руками ощупал себя, пытаясь понять, не оставил ли в доме случайно пару пальцев, но, благословение Бейрбруку, все члены как будто бы были на месте. Его лицо было покрыто бесчисленным множеством царапин и ссадин, но, пытаясь стереть с него ладонью кровь, он мало чего добился — руки были расцарапаны еще сильнее. Машинально взглянув вниз, Лэйд еще раз возблагодарил Лукавого Жнеца за то, что собираясь в Трест, из-за прохладной ночи надел не легкий полотняный костюм, как намеревался, а плотный, из легкой шерсти. Но даже он зиял многочисленными прорехами и дырами, ниже колен полностью превратившись в лохмотья.
— Главное — не показаться в таком виде на глаза Сэнди, — пробормотал он, — Она решит, что я вознамерился дать бой всем кошками в этом городе. И впридачу потерпел сокрушительное поражение. Полюбуйтесь, что эти мерзавцы сделали с моими габардиновыми брюками!
— Я думал, это саржа, — пропыхтел Саливан, рассматривавший собственные увечья.
— Только идиот наденет саржевый костюм, собираясь в Новый Бангор. Это настоящий английский габардин по шесть шиллингов за фут.
Саливан выглядел не лучше него самого. Старые шрамы на его лице скрылись за великим множеством свежих алеющих царапин, некоторые из которых пролегли опасно близко от глаз, воротник форменного полицейского мундира болтался, лишившись всех пуговиц, шлем же он и вовсе потерял где-то в самом начале битвы.
— Мне не поверят, — пробормотал он, бессмысленно пытаясь поправить наполовину оторванный рукав, — Великий Боже, лейтенант решит, что я хлебнул лауданума на ночном дежурстве. Маленькие твари… Отвратительные маленькие твари… Это же уму непостижимо, Чабб!
— Да, — сдержанно согласился Лэйд, — Совершенно непостижимо.
— Я отправляюсь в участок. Надо, чтобы это осиное гнездо взяли под контроль. Если хотите, можете составить мне…
— Нет нужды, — кратко отозвался Лэйд, с удовольствием делая глубокий вдох. Насыщенный обычными запахами Миддлдэка, воздух Хукахука по своему составу был далек от воздуха тропических лесов, он отдавал лошадиным навозом, дымом, пивными дрожжами и углем, но сейчас Лэйд пил его сладкими глотками, как изысканный херес.
— Почему?
— Насколько я могу судить, ситуацию уже взяли под контроль.
— Кто?
Лэйд мрачно усмехнулся.
— Те, кому это полагается по роду службы.
Саливан, должно быть, был глуховат на правое ухо, потому что гул локомобиля расслышал на несколько секунд позже Лэйда. Но расслышав, вдруг сделался неподвижен, точно статуя Командора.
Локомобиль ехал по ночной улице с выключенными фарами, но очень ровно и уверенно, будто его водитель знал каждый дюйм мостовой Хукахука наизусть. Это был не наемный паровой экипаж, вечный соперник и конкурент уличным кэбам, и не тяжелый портовый грузовоз из тех, что орудуют на погрузке кораблей в Клифе. Это была машина другого рода — компактная, с вытянутым паровым котлом и тремя короткими трубами, прикрытыми сверху причудливыми пламегасительными конструкциями. Широкие колеса на каучуковых покрышках катили по мостовой почти беззвучно, единственным, что выдавало приближение странного ночного экипажа — едва слышимый гул его котла, срыгивавшего лишнее давление легким белесым дымом.
На локомобиле не было ни символов, ни эмблем, ни надписей, он был выкрашен в глухой черный цвет, но Лэйд отчего-то знал, кому он принадлежит, как безотчетно знал и сам Саливан.
— Благодарите Бога, старина, — пробормотал Лэйд полисмену, — Кажется, вас только что избавили от многих хлопот. Я бы сказал, ваше дело только что перешло в компетенцию иной службы. Впрочем, не уверен, что это обстоятельство вызовет у вас облегчение.
Из салона локомобиля вышли двое мужчин. Оба были одеты в строгие костюмы, наглухо застегнутые, с высокими стоячими воротниками и длинными рукавами, никаких украшений — ни жилетных часов, ни запонок. Весьма странное облачение по меркам Миддлдэка с его провинциальными простыми нравами, где даже члены Треста не считали обязательным стеснять себя формальностями.
Потушенные газовые фонари не давали возможности рассмотреть детали, но Лэйд с самого начала знал, что костюмы на них — черные. Черные, как и их локомобиль, черные, как безлунная ночь над островом, черные, как непроглядная океанская бездна, куда никогда не проникает солнечный свет.
Лэйд поймал себя на мысли, что с удовольствием отвернулся бы в другую сторону, лишь бы не видеть двух джентльменов, выбравшихся из локомобиля. Один только их внешний вид отчего-то обладал свойством раздражать глаз, точно топорщащиеся острые края черных костюмов незаметно царапали мягкую слизистую оболочку.
Дело не в костюмах, подумал он. Даже в Майринке, где до черта нотариальных контор и торговых представительств, а клерков больше, чем чаек в порту, эти двое мгновенно привлекли бы к себе внимание — недоброе, настороженное внимание всех окружающих. Возможно, дело было в их манере держаться — какой-то неестественно грациозной, скованной и торжественной одновременно. Именно она в сочетании с глухими черными одеяниями заставляла их выглядеть не клерками, а исполненными сознанием своего долга гробовщиками, явившимися к неостывшей еще постели мертвеца.
Один из них мгновенно открыл грузовое отделение локомобиля и принялся там копаться, другой сделал короткий беззвучный шаг по направлению к Лэйду и Саливану.
— Канцелярия, — мягким невыразительным голосом произнес он, — Подскажите, господа, это ведь Мэнфорд-хаус?
Даже в глухую ночь его лицо выглядело бледным. Не той бледностью, которой бледны европейцы, впервые прибывающий в Новый Бангор. И не той, которая отличает несчастных, подхвативших тропическую лихорадку. Какой-то особенной бледностью неприятного лунного оттенка, которая почти не давала возможности разглядеть точки пор на коже, но в то же время заставляло лицо казаться острее, чем оно есть.
И еще взгляд. Лэйду приходилось заглядывать в глаза опьяненных рыбой безумцев и полллинезийских варваров, сродни не умевших читать, но носящих на ремне по меньшей мере дюжину скальпов. Ни там, ни там он не встречал того, что было во взгляде представителя Канцелярии — холодного вежливого любопытства, обжигавшего как прикосновение сухого льда к коже.
Взгляд крысы, раздумывающей, шмыгнуть ли мимо или попробовать эту штуку на вкус.
Саливан дернул шеей и сделал вид, будто вопрос этот к нему не относится. Лэйд и сам почувствовал, как его язык противнейшим образом примерзает к нёбу.
— Да. Он самый.
— Благодарю.
Джентльмен в глухом костюме вернулся к локомобилю, из которого его приятель выуживал какое-то странное оборудование — серебристые металлические баллоны в переплетении гибких ребристых трубок. Что-то подобное ему, кажется, доводилось видеть у водолазов королевского флота, собирающихся спуститься на головокружительную глубину. Лэйд много отдал бы за то, чтоб господа из Канцелярии нырнули в морскую пучину и не вернулись на твердую землю, но у них, кажется, имелись другие планы.
Обвязавшись поверх строгих черных костюмов сложной сетью из тросов и трубок, взгромоздив за спины блестящие ртутью баллоны и взяв в руки что-то вроде коротких карабинов с несоразмерно толстыми стволами, соединенных шлангами с баллонами на их спинах, они двинулись в сторону Мэнфорд-хаус — так спокойно, будто это было обычной прогулкой.
— Все в порядке, джентльмены, — один из них улыбнулся, проходя мимо. Лэйд не был даже уверен в том, тот ли это был, который спрашивал про дом, или другой, — Отличный вечер, не правда ли?
Отсутствие ответа, кажется, ничуть не смутило клерков Канцелярии. Оба синхронно опустили на лица газовые маски, сделавшись похожими на жутких идолов с каучуковой кожей и незрячими стеклянными глазами. И зашагали к дому, покачивая своим странным оружием. На пороге они остановились, опустили стволы карабинов — и те вдруг изрыгнули в темноту Мэнфорд-хауса тугие шипящие хвосты белого газа, повисшего в воздухе непрозрачными клубами. Потом они шагнули в это облако и вдруг мгновенно в нем растворились. Точно призраки.
***
Прошло не меньше минуты, прежде чем Саливан наконец смог заговорить.
— Если бы я не видел этого собственными глазами…
— Я же говорил, Новый Бангор сложно уличить в нарушении правил — он сам создает их, когда ему заблагорассудится. Не думаю, что вы должны были увидеть это, Эйф. Это все предназначалось для меня, но я случайно втащил вас в игру, за что, наверно, должен принести извинения.
Саливан мотнул головой, точно конь, пытающийся сбросить завязший перед глазами клок паутины.
— Все то, что вы говорили там, внутри…
— Не берите в голову. Просто еще один раунд одной старой и порядком надоевшей мне игры. Не первый и уж конечно не последний. Что ж, в этот раз ему удалось меня удивить. Не напугать, но удивить. Недурной ход.
— И вы говорите об этом так спокойно?
Лэйд пожал плечами и едва не зашипел от боли — кажется, и спина была покрыта множеством кровоточащих царапин, которых он прежде не замечал. Когда он вернется в лавку, надо будет избавиться от костюма, лучше всего сжечь. У Сэнди при всех ее достоинствах слишком живое воображение, обнаружив его, она может придумать Бог весть что.
— А что еще остается? Среди джентльменов не принято покидать стол, пока банкомёт не объявил счет.
Мэнфорд-хаус спокойно глядел на них мертвыми темными глазами. Из дома не доносилось звуков боя, которых Лэйд внутренне ожидал — ни криков, ни грохота мебели, ни звона стекла. Одно лишь только шипение газа, который время от времени вырывался наружу мутными клубами, туманом висящими в воздухе.
Саливан пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство, столь плотно сплетенное из английского, полинезийского и ирландского, что Лэйд не разобрал и толики его смысла.
— Уж извините, Чабб, но скорее я поверю в то, что у меня на плечах бочка из-под виски, чем в ваш рассказ об… об острове. Уж я-то точно не являюсь его частью!
— Да ну? — вежливо удивился Лэйд, борясь с желанием отойти подальше от дома, — Что ж, было бы странно ожидать иного.
— Меня зовут Эйф Канлон Саливан! — отчеканил констебль, — Я родился в тысяча восемьсот семьдесят третьем году в Килкенни и прибыл на остров в девяносто третьем, два года назад. Я знаю это так же точно, как то, что небо находится наверху, а земля — внизу!
— Было бы странно, если бы вы считали иначе, — усмехнулся Лэйд, — Беда лишь в том, что у каждого островитянина, полли он или британец, отыщется история вроде вашей. Их роднит то, что все они фальшивы от начала и до конца. Не знаю, что это, милосердие Нового Бангора или изощренная шутка, но будьте уверены, каждый из здесь живущих свято уверен в том, что когда-то прибыл на остров с континента. По служебной надобности, из любопытства, по коммерческим делам, в командировку, по зову сердца… Однако это не так. Там, в большом мире, если он, конечно, еще существует, никто и никогда не слышал о констебле с именем Эйф Канлон Саливан.
Удивительно, как после всего пережитого у Саливана остались силы на гнев. Щеки его явственно побагровели, Лэйд видел это несмотря на темноту и тонкие слои дыма, распластанные в воздухе.
— Мою мать зовут Илли Нолан, урожденная Рэйли! Моего отца зовут…
— Хватит, Эйф, — мягко сказал он, — Я и так втянул вас в это дело, и глубже, чем следовало. Не хочу причинять вам дополнительные мучения. А это очень мучительно — сознавать, что являешься не человеком свободной воли, а слугой Левиафана, который волен сотворить с тобой все, что угодно, исходя из правил какой-то странной игры, которую он ведет сам с собой очень давно, быть может, тысячелетиями.
Саливан издал короткий рык — и Лэйд поблагодарил Бога за то, что при нем уже нет его полицейской дубинки. Эйф, конечно, парень выдержанный, но только когда дело касается драки в пабе или поножовщины, а не тогда, когда кто-то бомбардирует устои самого мироздания. Тут немудрено потерять контроль над собой.
— Значит, я что-то вроде куклы Нового Бангора? — осведомился он, недобро прищурившись, — А вы, значит, нет? Вы, значит, не Лэйд Лайвстоун, владелец бакалейной лавки «Лайвстоун и Торп», который жил на острове еще за двадцать лет до моего прибытия?
Лэйд поморщился.