— А может, ты предал её? И она давно покинула тебя?
Больше сказать было нечего. Феликс, осунувшись, опустил руку.
Эстер грустно глядела на него, будто сестра, расстроенная его дурным поступком.
— Создатель, — сказала она тихо, осторожно, боясь ранить снова, — ты далеко не я, но я — это ты. Я часть тебя, и я безумно хочу, чтобы ты жил. Я сама уже мертва, как ты и сказал. Так не дай же умереть себе.
Внезапный озноб пробил его насквозь. Она почти процитировала его недавние размышления. Ей всегда известно, что у него на уме.
Она не собирается убивать его, когда могла бы убить его сотню раз подряд и сотню вечностей назад. Эстер просит его жить дальше.
А хотела бы Алина, чтобы он жил дальше?
Словно отвечая, до него донеслась слабая мелодия. Да, это мелодия из музыкальной шкатулки! Или же это кто-то играл на высоких клавишах рояля. Тонкие, знакомые звуки коснулись его слуха, лаская память и сердце.
— Ты слышишь? — робко спросил он. — Музыка. Откуда?
— Алина, — улыбнулась Эстер, и к тихой, отражающейся эхом мелодии присоединился женский голос. Её голос. Голос той, память о которой была единственным, что не давало ему сгинуть окончательно в пучине его оживших кошмаров.
Мелодия звала. Мелодия тянула. Он был не один…
Во второй раз его разбудил звонок. О нет, только не эта песня, не этот голос! Сменить бы рингтон как можно скорее, не то он точно сойдёт с ума.
Звонок не утихал. Смартфон, к счастью Феликса, лежал на тумбочке, так что ему не пришлось прикладывать усилия, чтобы заставить себя подняться. Ему стоило лишь перевернуться на другой бок, протянуть руку, и вот уже пальцы лениво щупали края нетерпеливо вибрирующего смартфона. Феликс забрал его в кровать, и ленивые пальцы всё так же неохотно мазнули по экрану.
— Алло? — слишком поздно он осознал, насколько заспанно прозвучал его голос. А прежде, чем приложить телефон к уху, он обратил внимание на часы, висящие на стене. На них было давно за двенадцать.
— Феликс, чёрт тебя дери, кончай депрессировать! — заревел в ухо отрезвляющий голос Дениса. — Что, так весь день будешь дрыхнуть?
Старый добрый Денис, подумал он со слабой усмешкой. Всегда следит, если с тобой не всё в порядке, но никогда не предугадаешь, когда именно он залезет тебе в голову. «А я так и знал, что ты залезешь».
— Мне было плохо, — по-детски просто оправдался Феликс, после чего Денис вновь заскрежетал через трубку:
— Конечно, плохо! Нам всем когда-то бывает плохо. Но это не повод хоронить себя заживо под одеялом.
— Это ты так пытаешься приободрить меня? Скажу честно, выходит у тебя не очень складно.
— Может быть, — неожиданно тихо ответил Денис. — Но я тебе серьёзно говорю. Смирись с этим, Феликс. Она мертва — нет, я вру, её тело мертво, но её душа жива, и вот она уж не умрёт никогда. Я уверен, она ещё придёт к тебе, чтобы повидаться, а потом она уйдёт в Рай, где её уж точно ничто не ранит.
«Даже мои безумные фантазии», — подумал Феликс.
— Но я не хочу, чтобы она уходила… — вслух выдавил он, и смартфон, выпав из его пальцев, соскользнул по вздутой подушке вниз и упёрся в шею.
— Дружище. Друг мой, послушай. Ты ещё увидишь её. Я обещаю тебе, — отдалённо просипел Денис.
— Как ты можешь быть уверен в этом?..
— Я не уверен, Феликс. Я знаю это.
Феликс закрыл глаза, так ничего и не ответив. Видимо, взглянув на него изнутри, Денис, не прощаясь, сбросил звонок, и Феликс вновь остался один, наедине с воспалённой памятью.
Его выкинуло на пол старого дома, населённый лишь пылью и грязью. От падения по спине растеклась пылающая боль. С какой же это высоты его так выбросило?
Совсем рядом разбилась упавшая люстра. Дом дрожал. Клубы пыли взвились вокруг его тела. Старые раны не поскупились заявить о себе.
Феликс приподнялся, превозмогая боль. Шариковая ручка так и была зажата в кулаке.
Новый толчок, и с деревянных полок посыпалось всё, что на них лежало, от книг и коробок до стекла и часов. А над ним, будто сотканный из паутины и чернильных слов, вырос худой женский силуэт. Узнаваемые строки, плавающие в мерцании её прозрачного тела, соединялись меж собой как капли густой жидкости, из которой выделялись новые слова, обволакивающие чернотой небольшой шар света, бьющийся в груди на месте сердца.
— Вспоминай! Вспоминай, что ты должен, что ты обязан сделать! — кричала Эстер. — Не понимаешь? Спасай себя!
Он резко поднялся — не должна она так разговаривать с ним, глядя сверху вниз — и его спину прошило пламенем. Свет сердца погас. И на какой-то миг Эстер слилась с темнотой пыльной комнаты. Слова растаяли и полностью заполнили собой фигуру Эстер, вернув ей человеческую плоть. Куртка была нараспашку, брюки порваны, платок перекосился, и из него торчали толстые чёрно-белые нити.
— Твоё упрямое геройство в её честь не даст тебе ровным счётом ничего. Она не придёт, а тебе бы давно пора убираться отсюда! Выбирайся, чёрт меня возьми! Живи. Живи!
Мир пошатнулся. От потолка оторвалось несколько досок. Уронив Феликса на ближайший ковёр, потёртый и блёклый, Эстер накрыла его собой, и деревянный град обрушился на неё, совершенно не задев её Создателя.
Шум чуть утих, и он вылез из-под её плотных тисков. По телу снова прокатилась боль. Бежать, звенело в голове, только бежать! Где-то поблизости есть лестница.
Эстер бросилась к нему, только он отошёл к стене, и повторное землетрясение сбило их обоих с ног. Падая, Эстер схватила его за руку, так и не выпустившую спасительный инструмент, и на пол они падали вместе, в страхе обнимая друг друга. Падали сквозь пол. Падали в бездну.
Что-то ударило в голову… И снова на спину…
— Создатель!
Феликс открыл глаза. Эстер лежала на нём под обломками, сверкая от безумного счастья — уберегла, он живой, шанс ещё теплится.
Голова гудела и раскалывалась, под затылком ощущался какой-то бугор. Ручка укатилась из разжавшейся ладони. А дом продолжал разрушаться. Грохот со всех сторон давил на мысли. Второй этаж вот-вот обвалится на первый. А пока… Пока затишье. Перед бесповоротно грядущей бурей.
С несменной улыбкой Эстер укрывала собой Феликса, прижимая к себе его лохматую голову, забирая боль, вытесняя печаль последним огоньком надежды, оставшимся в запасе. Из её глаз потекли чернила. Его шрамы стали её шрамами, отразившись на лице и оголённой шее. Её платок висел на краю пробитого потолка…
— Не исправляй всё подряд, как ты пытался, — шептала Эстер. — Тогда ты точно умрёшь. Исправь хоть бы одно. Нужный момент. Только найди его.
— Я знаю, Эстер, — мягко ответил Феликс и стёр чернила с её щеки. — Я уже знаю, что исправить.
— Так не медли. Беги. Спаси свою душу…
Её веки опустились, и она обмякла на его груди. Чёрные слёзы полились на грудь. По белым волосам с затылка потекла кровь…
— Эстер!
Он встормошил её. Она не отвечала. Она не слышала…
Старый дом зашатало с новой силой в такт его страхам. Они камнями придавливали его к полу, мешали дышать, заставляя темнеть в глазах. А издалека сквозь гул и грохот к нему тянулась тёплая музыка.
Его момент был здесь и сейчас. Он достаточно переписывал прошлое. Пора писать будущее.
Извиваясь посреди щепок, Феликс нащупал ручку на полу и выбрался из-под тела Эстер. Боли больше нет. И страха больше нет. Энергия последней надежды подняла его на ноги, и в руке Феликса грозно сверкнуло его оружие.
Взмах — и падающие обломки застыли в воздухе. Противный скрип растворился в волшебной мелодии музыкальной шкатулки. Входная дверь, до того крепко запертая, распахнулась настежь, пустив в тяжёлую духоту поток свежести. Северный ветер подхватил на лету пыль, превратив в миллионы снежных звёзд. Новый взмах — обломки поднялись к потолку. Искры энергии вырвались с кончика ручки, воссоединившись с шальными снежинками. Сердце клокотало. Его ожившая сила просила воли.
Феликс вскинул голову и распростёр руки. С его криком необъятный свет вырвался из груди, озарив дом, проникнув в самый его тёмный угол. Поднятые к потолку обломки вернулись на прежние места, а снежная пыль огромной сетью осела на стенах, окнах, вещах, ярко переливаясь драгоценными камнями.
Пора бежать. Заклятье кончится в любой момент. А ему ещё так нужна эта магия!
Он оглянулся на Эстер… Вместо неё на полу лежала его собственная сумка. Должно быть, об неё он ударился головой, когда падал со второго этажа. Он поднял её и закинул лямку через плечо. Плотная, тяжёлая. Ну конечно! Там планшет с черновиками, там его рукописи — там вся его жизнь. Вот чего ему не хватало. Вот, что он искал!
— А это ты не забыл?
За спиной, тяжело дыша, стояла раненая, но живая Эстер Естедей.
И протягивала ему листы чистейшей белой бумаги.
— Этого вполне хватит на ещё один роман, — сказала она, улыбаясь.
Злости и прошлые обиды как ветром сдуло. Тем самым ветром, принёсшим ему свободу. Феликс взял листы и поправил короткий локон, сбившийся на её перепачканный лоб.
— Прости меня.