— Всегда так просто? — искренне удивился Уилл, — Значит, и вы тоже оказались здесь весьма тривиальным образом?
— Ну, тут уж как сказать… — Лэйд задумчиво почесал кончик носа, — Все началось из-за телеграммы.
Уилл мгновенно насторожился. Точно ищейка, взявшая след, но еще не уверенная в этом, поднявшая напряженный хвост.
— Какой телеграммы?
— Ее автор пожелал остаться анонимным. Но вот содержание… Я получил эту телеграмму в Лондоне и, думаю, вы можете представить мое изумление, когда я ее прочел. Неизвестный доброжелатель сообщал мне, что Джейк Лауфер по прозвищу Стервятник из Джарроу, был замечен неделей ранее берущим билет на корабль, отправляющийся в Британскую Полинезию, на остров, название которого показалось мне в тот момент незнакомым. Да, я говорю о том самом Джейке Лауфере, безжалостном грабителе, ловком спиритуалисте и самозваном черном маге, основателе печально известного Ордена Трех Черных Кинжалов, который столько лет держал в страхе всю Южную Англию. Видимо, мерзавец, ощутив на своем плече хватку британского правосудия, намеревался удрать туда, куда редко заглядывает солнце метрополии. Возможно, я бы даже дал ему удрать, если бы не Оливер, мой несчастный брат, павший от руки Стервятника из Джарроу годом раньше. Я поклялся себе, что его смерть не останется неотмщенной и собирался настичь Лауфера, где бы тот ни укрылся, пусть и на краю света! Сам сэр Фридрик Уильям Ричардс[10], этот хитрый прощелыга, пожал мне на прощанье руку. У него тоже был зуб на Лауфера — ходят слухи, тот был связан с германской разведкой и одной небезынтересной русской княжной, чье имя до сих пор на слуху из-за дерзкой кражи Дерианура[11], случившейся годом раньше на парижской выставке. Он даже намеревался дать мне в поддержку два дредноута королевского флота, но не смог — секретность, сами понимаете… Ну и, конечно, в этом деле не обошлось без парижских социалистов и чертежей этой чертовой подводной лодки!..
Лэйд едва не прыснул со смеху, обнаружив, что нижняя губа Уилла выпятилась, отчего его безусое лицо стало чрезвычайно похожим на лицо обиженного ребенка с этикетки двухпенсового брусничного чая.
— Что такое, Уилл? — притворно изумился он, — Вам не нравится история?
— Я… Я полагаю, вы немного приукрасили ее, — ответил Уилл, силясь сохранить достоинство и не подозревая, до чего нелепо выглядит, — Возможно, чтобы заинтересовать меня или…
— Приукрасил? — Лэйд возмущенно потряс набалдашником трости перед лицом Уилла, наслаждаясь его растерянностью, — Приукрасил?! Как джентльмен, я не могу снести такого обвинения! В этой истории нет ни одной приукрашенной детали! Они все выдуманы от начала и до конца!
Уилл осунулся, однако это зрелище, против ожиданий, не доставило Лэйду того удовольствие, которого он ожидал. Пожалуй, ему даже сделалось немного стыдно — точно поманил уличную собаку пустым конфетным фантиком…
— Если хотите узнать что-то интересное, следуйте простым правилам, — посоветовал он грубовато, передернув плечами, — Поменьше распускайте уши и не лезьте к людям с расспросами. Как я уже говорил, Он, может, и наделен отвратительно богатой фантазией, но он обыкновенно не утруждает себя, измышляя зов для очередного олуха. Мы, люди, достигли таких высот по части обмана самих себя, что охотно хватаем зубами даже самую нелепую, наспех сляпанную, наживку. Может, поэтому гости острова и не любят распространяться о том, какими путями они оказались на острове. Согласитесь, мало приятного поведать окружающим, что Бангорский Тигр в свое время прибыл от коммерческого общества «Стивенсон и сын» — изучать рынок сбыта для конского волоса для набивки матрасов…
Глаза Уилла мгновенно приоткрылись на сотую долю дюйма шире.
— Это правда?
— Нет, — хладнокровно ответил Лэйд, — Просто проверяю, насколько хорошо вы выучили урок. Впрочем, это вполне могло бы быть правдой. Если ваше воображение бессильно представить себе тигра без клетки, можете представить меня в любой удобной вам роли. Можете вообразить меня маркшейдером, нанятым чтобы определить границы горных выработок. Или торговцем обувью, вознамерившимся одеть всех островитян в превосходные каучуковые галоши. Или, на худой коней, дирижером Лондонского симфонического оркестра, прибывшему для того, чтоб найти подходящую акустику для концерта, приуроченного к дню рождения Роберта Бёрнса… Черт, вы опять выглядите недовольным — а ведь я обеспечил ваше беспокойное воображение работой на много часов вперед!
Уилл насупился.
— Конечно. Очень любезно с вашей стороны.
— Если хотите, чтоб старый Чабб переключил пластинку, только скажите, — Лэйд безмятежно провернул трость в руке, — Щелчок пальцев — и я вновь приму облик вашего покорного экскурсовода, жаждущего сообщить бесценные сведения об этом круге ада, восьмом по счету. О, тут собралась славная компания. Не та, в которой я бы рискнул сыграть в бридж, но вполне сносная, чтобы весело провести вечер или два — сводники, лицемеры, воры, мздоимцы, фальсификаторы, фальшивомонетчики, сеятели раздора, взяточники, льстецы…
— Восьмой? — Уилл тут же поднял на него беспокойный взгляд, — Но…
— Пытаетесь сообразить, где старый Чабб обжулил вас, спрятав еще один, седьмой по счету? Не переживайте, у меня совести больше, чем у иного кэбмэна, я не пытаюсь тайком внести изменения в маршрут. Я лишь взял на себя смелость поменять их местами, так что мы навестим восьмой прежде седьмого. Впрочем, если вам не терпится свести знакомство с насильниками и самоубийцами…
— Нет, все в порядке, — поспешил заверить его Уилл не без сарказма, — Полагаю, я вполне удовлетворен ворами, фальшивомонетчиками и мздоимцами.
— Вот и отлично. Тогда мы прибыли по адресу… Черт подери, Уилл! Старая кляча и то внимательнее вас! Только представьте, в какое глупое положение вы бы меня поставили, если бы превратились в лужу под катками этого локомобиля!
Не превратился бы, мрачно напомнил он себе. У Уилла, в отличии от него, есть полное право беспечно вертеть головой, разглядывая жутковатые марсианские красоты Коппертауна. Он здесь даже не гость, просто наглый мальчишка, влезший украдкой в оставленную без присмотра щель. Если он и изобразил на лице испуг, то лишь для того, чтобы не выбиваться из роли.
— Из-ззвините меня, мистер Лайвстоун. Здесь так шумно и, кроме того, этот проклятый туман…
Лэйд оттер рукавом со лба мелкую морось. Может, она и не была чистой кислотой, но кожу от нее неприятно пощипывало.
— Вот почему я не частый гость в Коппертауне, — пробормотал он, изучая влажную ладонь, — Я староват для здешнего климата, а многие, представьте, живут здесь всю жизнь. Жизнь эта, впрочем, надолго обычно не затягивается, типичный обитатель Коппертауна в сорок уже глубокий старик, отравленный всеми известными человечеству ядами, которые здесь сосредоточены в воздухе, воде и земле. Славное местечко! Впрочем, я стараюсь избегать его не по этой причине. Слишком уж много опасностей здесь подстерегает зазевавшегося джентльмена и, уверяю, грузовые локомобили, прущие не разбирая пути, не самая серьезная из них.
— Признаться, я и сам ощущаю себя здесь весьма неуютно, — признался Уилл, — Дело даже не в воздухе, а в…
— В людях. Я знаю. Сперва этого не замечаешь, но потом это ощущение жжет сильнее, чем ядовитый смог Коппертауна. Вы ведь ощущаете, как косятся на вас прохожие? Как глядят уличные мальчишки? Какими взглядами одаривают клянчащие милостыню изувеченные бродяги, сами вчерашние рабочие?
— Я…
— Это ненависть, — спокойно обронил Лэйд, — Эти люди, которые смотрят на вас, редко доживают до сорока, обычно бесчисленные болезни, травмы и непосильная работа сводят их в могилу гораздо раньше. Здесь ни за какие деньги не достать чистой воды, и даже собственная комната для них, обитателей грязных бараков, кажется недостижимой мечтой. Как вам эта сторона Эдемского Сада? Не правда ли, создает весьма гнетущее ощущение? Да, они ненавидят вас. Ненавидят за ваш чистый костюм, за то, что знают — вечером вы вернетесь домой и единственное, что сохраните на память о Коппертауне, это пару легких ожогов. Они же обречены оставаться здесь до скончания жизни. Добрый доктор не поставит им компресс, а священник не отпустит грехи, отпуская в лоно небесных праведников. Их похоронят в общей могиле, и они знают это при жизни. Впрочем… Впрочем, признаю, иногда встречаются и приятные исключения. Взгляните хотя бы на тех дам дальше по улице! Прелестны, юны и жизнерадостны, сущая отрада для глаз. Как они вам?
Уилл покорно перевел взгляд в указанном Лэйдом направлении, после чего тут же пригладил рукой волосы и приосанился, стараясь придать походке несвойственную его возрасту солидность. Если он полагал, что это сделало его импозантнее и мужественнее, то заблуждался самым серьезным образом, но Лэйд счел за лучшее не указывать на это.
— Вполне… миловидны, — сдержанно заметил Уилл, напустив на себя безразличный вид.
— Должно быть, работницы здешней спичечной фабрики, — предположил Лэйд, — У них не так-то много времени для отдыха, так что они стараются пользоваться каждой свободной минутой. Наверняка болтают о шляпных булавках и моде! Видите, жизнь в Коппертауне может казаться поначалу едва выносимой и оглушительной, но многие тысячи людей живут здесь и, как видите, вполне этим довольны.
Насколько позволял видеть сгустившийся смог, девушки в самом деле молоды, и некоторые — весьма хорошенькие. Должно быть, недостаточно долго дышали ядовитым воздухом Коппертауна — по крайней мере, кожа еще не сделалась отечной и не приобрела неприятно желтоватый оттенок, как у старожилов. Сколько лет пройдет, прежде чем они превратятся в немощных старух, чьи кости скрипят так, что слышно за квартал? Пять? Десять?
— В чем еще заключена опасность? — спросил Уилл, украдкой наблюдая за ними и наивно полагая, будто это остается незамеченным его спутнику.
— Что?
— Вы сказали, что в Коппертауне человека подстерегает много опасностей. Мне любопытно узнать, в чем они заключены.
— Как посмотреть… — Лэйд развел руками, едва не задев спешившего по своим делам фабричного курьера, за что удостоился гремучей связки непонятных ругательств, которые не меньше чем на две трети были непонятным ему заводским арго[12], - Многие полагают, что опасность таит покровитель Коппертауна, но, как по мне, это грешит против истины. Возможно, он не самое безобидное существо в Новом Бангоре, однако редко гневается без причины, а люди, снискавшие его злость, чаще всего сами в том виноваты. Нарушили технологический процесс или иным оскорбили дух машины. Вам что-нибудь известно о нем, Уилл? Не сочтите за наглость, однако я бы предпочел не пускаться в длительные разговоры — от здешнего воздуха у меня отчаянно першит в горле.
— Ну, полагаю, я кое-что знаю про него. Разумеется, поверхностно, но…
— Что ж, с удовольствием послушаю сам. Если вам, конечно, не претит на время поменяться ролями.
— Не претит.
***
— Его зовут Медноликий и он хозяин Коппертауна, — Уилл оглянулся на Лэйда, точно ища на его лице подсказку, но тот сохранил самую серьезную и невыразительную гримасу из своего арсенала, — Но посвященные часто кличут его Увечный Кузнец. Он покровитель фабрик и машин, безумный механический зодчий, чьи глазницы наполнены расплавленной медью, а голос — оглушающий рев. Говорят, обычный человек выживет из ума, если вдруг ненароком увидит его, потому он является лишь изредка, и то лишь лудильщикам, его преданным слугам и последователям. Еще я слышал, что на телах тех, кто заслужил его расположение истым почитанием технического процесса он оставляет священные стигматы — ожоги, оставленные каплями раскаленного металла.
— Это все? — спокойно спросил Лэйд, когда Уилл замолчал.
— Честно говоря, я не очень-то много времени отдал изучению Коппертауна. Мне и находиться-то здесь больше часа сложно. Потом ужасно шумит в ушах, и сложно избавиться от этого жуткого запаха…
— Значит, в райском саду вы облюбовали себе лишь пару аллеек? — съязвил, не сдержавшись, Лэйд, — Предпочитая обходить стороной заросшие сорняками окраины?
Должно быть, его слова задели Уилла за живое, потому что он дернул подбородком. Точно добропорядочный школяр, встретивший неодобрение учителя и судорожно пытающийся вспомнить все, что ему известно о Битве при Гастингсе.
— Ну… Еще я слышал, что время от времени лудильщики выбирают первосвященников из своего числа. Для этого добровольца обрекают на ужасные муки. Его суставы дробят паровым прессом, в рот заливают расплавленный свинец. Если после этого он выживет и проживет неделю, то приобретает что-то сродни церковному сану. Таких лудильщиков избавляют от работы, их носят на руках из цеха в цех, чтобы их дух, обласканный Медноликим, помогал конвейерам и станкам работать без ошибок. На их телах раскаленными иглами выводят чертежи непонятных машин, которые, исходя из настоящих инженерных расчетов, никогда не будут работать, и химические формулы несуществующих веществ.
— Недурно, — вынужден был заметить Лэйд, — Весьма недурно. Судя по всему вы немало знаете про нравы Коппертауна, возможно, даже больше, чем некоторые люди, всю жизнь прожившие в Новом Бангоре.
Кажется, эта сдержанная похвала не обрадовала Уилла.
— Значит, вы полагаете, что Медноликий не представляет опасности?
— И да и нет, — задумчиво обронил Лэйд, — Он сродни молотку, лежащему на верстаке. Если вы будете соблюдать заведенные в мастерской правила, то все обойдется наилучшим образом, если же нет — легко изувечите себя до полусмерти. Медноликий — отнюдь не безумный демон-кузнец, которым его часто изображают злопыхатели, но, с другой стороны, едва ли он будет среди тех, кого вам бы хотелось пригласить на холостяцкую вечеринку или званый ужин. К нарушившим технологический процесс он относится безжалостно, как к заводскому браку.
— У вас, конечно, есть на примете пара историй?
— Безусловно! Вспомнить хотя бы мистера Пайплза, владельца сталелитейной фабрики. Мистер Пайплз был прогрессивным джентльменом для своего времени, возможно, даже чрезмерно. Он обнаружил, что если в сталь, добываемую Томасовским методом, на этапе охлаждения добавлять вместо руды и окалины обыкновенную известь, это может увеличить выход на добрых десять процентов. Большой хитрец мистер Пайплз! Эту особенность изобретенной им рецептуры он пытался скрыть, подвергая сталь дополнительной закалке, но в силах ли человек обмануть законы физики? Гвозди, отлитые на фабрике мистера Пайплза, имели обыкновение лопаться в руках плотников, а лошадиные подковы не выдерживали и сотни миль. Зато он в кратчайший сроки вдвое увеличил производство и заключил пару выгодных поставок. Отважный человек. А может, он полагал, что если обитает в Редруфе, Медноликий не дотянется до него из Коппертауна…
— Но он дотянулся?
Лэйд уклончиво хмыкнул.
— Скажем так, мистеру Пайплзу не суждено было мучиться, составляя ответ на рекламации по поводу его продукции. На одной из инспекций, когда он в сопровождении ведущих инженеров осматривал свое хозяйство, размышляя, видимо о том, как еще можно улучшить выход, произошла авария в одной из огромных доменных печей, отчего расплавленная сталь хлынула наружу. Досадная авария из числа тех, что нередко случаются в Коппертауне, особенно там, где не следят должным образом за безопасностью производственной линии. Гробовщикам, готовившим мистера Пайплза в последний путь, пришлось звать на помощь рабочих-металлургов с его завода, но даже те не смогли освободить полностью тело своего хозяина из металла. Говорят, хоронить его пришлось в укрепленном гробу, и то он трещал, едва выдерживая вес мертвеца, а нести его пришлось целой дюжине человек! Как по мне, стальную статую мистера Пайплза стоило бы установить на входе в Коппертаун, чтобы та напоминала господам фабрикантам о нраве Медноликого. Увы, в погоне за выручкой они часто забывают про благоразумие, а это прямой путь к… Простите, кажется, мой рассказ не захватил вас? Я чувствую себя уязвленным как рассказчик. Ах, вот как… Вы все еще продолжаете изучать работниц спичечной фабрики, этих юных и ветреных прелестниц? О, Уилл, не могу корить вас за это, как джентльмен, но подобает ли подобный настрой исследователю?.. Вообразите только, если бы Данте вместо того, чтоб слушать многомудрые душеспасительные рассуждения Вергилия, пялился бы на обнаженных грешниц, которые корчатся в раскаленных могилах, будучи закованы в скалы вниз головой или терзаемы гарпиями! Прошу вас, будьте хоть толику серьезнее!
— Их лица… — пробормотал Уилл, явно не слушая его, — Вы тоже видите это?
— В чем дело?
— Они будто… Будто вымазаны чем-то. Не могу рассмотреть из-за проклятого смога, но…
— Ах, это. Наверно, перепачкались тянучками или шоколадом, вы же знаете, юные дамы жить не могут без сладкого! На чем я остановился? Ах да, ну конечно. Мне пришел на ум мистер Гибсон. Тоже делец — и небесталанный. Улучив момент, выгодно купил у разорившегося немца, имя которого я позабыл, патент на изготовление какой-то особенной синтетической нефтяной пленки. Многоэтилен или что-то вроде того. Превосходная вещь, которая в будущем во многом наверняка вытеснит привычный нам каучук. Этой штукой можно пропитывать дождевики, укреплять покрышки и гальванические кабели, даже изготовлять небьющиеся оконные стекла! Жаль, что в погоне за техническим прогрессом мистер Гибсон, стремясь поскорее компенсировать понесенные затраты, ввел на своей фабрике правила, которые показались бы драконовскими даже для островных потогонок, где работают сплошь дикари-полинезийцы. Его рабочие трудились по восемнадцать часов в сутки, получая при этом четыре пенса в день и, сверх того, душеспасительные проповеди от самого мистера Гибсона по церковным праздникам и воскресеньям. Неудивительно, что технологический процесс зачастую нарушался на каждом шагу — люди, еле волочащие от голода ноги, склонны допускать ошибки. Видимо, в какой-то момент ошибок стало слишком много…