На самом деле, чтобы не привлекать внимания к машине.
Теперь Ник видел зависть и раздражение на многих лицах, пока они переводили взгляд с него на машину и обратно. Тот факт, что большинство из них верили, будто вампиры получают бесплатную машину за счёт их налогов, не совсем помогал имиджу.
Ник не потрудился указать, что он отказался бы от шикарной квартиры в Вашингтон-Хайтс и бесплатных шлюх крови с красивыми грудями даже за половину тех свобод, которыми он наслаждался, когда был человеком. Эти ублюдки, похоже, не понимали, что М.Р.Д. платило за его сотрудничество и отсутствие свободы такими вещами, которые на самом деле не имели ни малейшего значения.
Он бы предпочёл охотиться за собственной пищей.
Он также предпочёл бы иметь возможность попросить его/её остаться, а не выгонять, когда его время истекало. Он предпочёл бы, чтобы кто-то был рядом достаточно долго, чтобы он не забывал узнать его/её проклятое имя — и в запоминании имён имелся хоть какой-то смысл.
Он также хотел бы задержать его/её достаточно долго, чтобы им был какой-то смысл расстраиваться, когда ему приходилось выгнать их за дверь… и это не было просто похоже на случайную жестокость.
Текущее положение дел при М.Р.Д., конечно, делало жизнь менее сложной.
Это также означало, что Ник жил практически в клетке.
Что-то вроде домашнего тигра.
Домашнего тигра, который не был на настоящем свидании почти пятьдесят лет.
Стиснув зубы, он проигнорировал все недовольные взгляды, застегнул пальто, выпрямившись во весь рост, и направился через Чёрч-Стрит в парк Зуккотти, где, по словам Джордана, он будет ждать его с Морли.
Джордан предупредил его, чтобы он был готов к федералам и ещё нескольким людям из отдела убийств Миднайт, включая Чарли и её напарницу Натали Вилланову.
Ник нашёл их всех — по крайней мере, всех из своего участка — недалеко от скульптуры Joie de Vivre[8], которая выглядела немного потрёпанной, когда он увидел её вблизи.
Это место всегда казалось ему довольно жалкой пародией на парк.
Большая его часть была вымощена. Даже ряды деревьев, теперь освещённых на ночь маленькими белыми лампочками, похожими на рождественские гирлянды, казалось, вырастали из цемента, так как большая часть их корней жила под плоской прогулочной площадкой.
И всё же ночью было очень красиво.
Просто с точки зрения Ника, это был не грёбаный парк. Не настоящий парк.
— Миднайт! — завопила Чарли. — Сюда.
Ник с трудом удержался, чтобы не закатить глаза, и подошёл к тому месту, где они все стояли, глядя на что-то на земле.
Осознав, что почувствовал запах, как только вышел из машины, Ник поморщился, подойдя ближе, и невольно поднёс руку к носу и рту.
Увидев его, Чарли расплылась в улыбке и, хихикая, толкнула его плечом.
— Ты брезглив, Миднайт? Серьёзно?
— Мёртвые штуки плохо пахнут, — сказал он, бросив на неё раздражённый взгляд. — Разве у тебя нет шпаргалки по вампирам?
Она тупо уставилась на него, а потом рассмеялась.
— Но ведь это твоя работа, нет? Нюхать мертвечину? Что, чёрт возьми, ты делаешь для нас, если не это?
— То, что мы можем чуять запах, ещё не значит, что нам он нравится.
— Ты занимаешься не той работой, Миднайт, — весело сказала она, снова хлопнув его по плечу.
Ник не привык к такому количеству физических контактов с людьми с тех пор, как его обратили.
Что это такое, бл*дь? Почему эти ньюйоркцы постоянно прикасаются к нему?
Особенно женщины, казалось, всё время распускали руки.
[8] Joie de Vivre (фр.) — Радость Жизни.
Он не совсем сердито посмотрел на неё, но поймал себя на том, что уходит из зоны досягаемости её рук и тела, приближаясь к источнику крови.
Увидев стоявших рядом Джордана и Морли, Ник поймал себя на том, что меняет направление движения, устремляясь к ним.
Морли обернулся, когда Ник подошёл ближе.
В тот же миг он слегка подскочил, как будто поразился, увидев Ника — или, может быть, он был просто удивлён тем, как близко Ник подошёл к нему, прежде чем Морли что-то почувствовал или услышал.
Высокий пожилой афроамериканец быстро пришёл в себя.
Через несколько секунд его глаза успокоились, скользнув взглядом по Нику, словно оценивая его.
— Что думаешь? — сказал он, указывая подбородком и седой головой на землю. — Это опять твой художник. Не так ли?
Ник нахмурился.
Сделав несколько шагов вперёд, он посмотрел в направлении, указанном Морли.
На этот раз изображение было нарисовано на самом тротуаре.
Ник сделал мысленную заметку изменить параметры своего поиска по всему городу, чтобы включить в него поверхности пола и земли, когда дома вернётся к исследовательскому порталу. Он ограничил свой первоначальный запрос стенами зданий, но, возможно, этот парень писал на всех видах поверхностей — чёртовой земле, бортах грузовиков или поездов, трубах, деревьях, парковых скамейках.
Выбросив эту мысль из головы, Ник сосредоточился на картине перед собой.
Опять же, всё выглядело так, как будто картина предшествовала сцене.
Пятна крови, как и прежде, оказались на рисунке.
Из-за места расположения появились следы ботинок и потёртости, и судя по ним, картина пробыла там по меньшей мере несколько дней, несмотря на то, что сами убийства выглядели недавними — даже более недавними, чем сцена, которую они обнаружили в переулке прошлой ночью.
— На этот раз мы попросили техников принести полевой набор, — сказал Морли, бросив на него мрачный взгляд. — ДНК. Они думают, что кровь снова гибридная.
Ник кивнул, чувствуя приступ тошноты, когда посмотрел вниз на молодые изувеченные тела.
— Джордан сказал мне, — только и ответил он.
Их было восемь, как и сообщил Джордан по линии.
На этот раз они были одинаково разделёнными по полу — четыре мальчика и четыре девочки.
Формально они, может, и были подростками, но выглядели как дети.
С точки зрения Ника (возможно, пресыщенной точки зрения), они были похожи на младенцев.
— Какого хрена, — пробормотал он себе под нос. — Кто это делает?
На этот раз Джордан и Морли посмотрели на него.
На лицах обоих отразилось удивление, возможно, от эмоций, прозвучавших в голосе Ника. Ник увидел, как они через несколько секунд обменялись взглядами. Он заметил, как брови Морли поползли вверх, тем самым выражая молодому человеку его удивление.
Ник изо всех сил постарался не обращать на это внимания.
Он знал, что было совершенно бессмысленно напоминать им, что он сам когда-то был человеком, и отличается от них не так сильно, как они, казалось, хотели верить.
Его взгляд вернулся к картине.
Хотя на ней была изображена прелюдия к тому, что он увидел лежащим на полу парка всего в пяти метрах от этого места, было легче смотреть на эту сцену глазами художника, чем глазами того, кто убил этих детей.
Нику показалось, что он ощущает в этих подробных мазках и линиях что-то вроде сочувствия.