Глава 1: По следам мертвеца
В один дождливый ноябрьский день в дверь дома семьи Шварцев позвонил молодой полицейский и, печально глядя в пол, передал матери Фридриха весть о смерти их родственника.
Дядя Фридриха, Маркус Шварц, оставил после себя большой дом, в котором хранились семьсот тридцать две видеоигры для различных систем, пятнадцать собранных вручную за последние тридцать лет компьютеров и двадцать три игровые приставки, выпущенных частично еще в прошлом веке. При других обстоятельствах унаследовавший все это богатство семнадцатилетний интроверт и геймер Фридрих Шварц был бы без ума от счастья, но смерть любимого дяди отодвинула на задний план все мысли о внушительной коллекции. Сегодня ему было не до игр.
Дядин двухэтажный дом стоял в Грауберге, том же маленьком городке, где жил и Фридрих с матерью, только на противоположном его краю. Холостяк Маркус Шварц жил там один уже много лет. Фридрих знал дядю с пеленок и считал его самым близким человеком на Земле и своим лучшим другом. Не то что бы у дяди было много конкурентов — Фридрих не был известен особой общительностью, а курд Мухаммед, который «организовывал» Фридриху прошивки железа и пиратский софт, вряд ли мог считаться настоящим другом.
Умерший приходился братом отцу Фридриха Герберту Шварцу, чье лицо парень помнил лишь смутно, так как отец умер от тяжелого воспаления легких, когда мальчику было три года. С тех пор хорошо обеспеченный дядя помогал семье брата чем мог. Несмотря на это, мать Фридриха, и его старшая сестра Сабина недолюбливали родственника и старались избегать его общества. Они не были исключением. В Грауберге, маленьком городке, где каждый знал друг друга, бытовало мнение, что Маркус Шварц — человек не от мира сего. Дядя Маркус считался чудилой и отщепенцем. Он не участвовал в городских собраниях, не общался с соседями, не был женат и зарабатывал себе на жизнь непонятными никому махинациями, которые он проделывал из дома через интернет.
Фридриху, с малого детства проводившему у дяди все свое свободное время, была не понаслышке знакома эксцентричность Маркуса. Тот мог потратить целый день, подключая водяное охлаждение и «киберпанковую» подсветку к системному блоку компьютера, который использовал лишь для работы. Перед началом своего ненормированного рабочего дня (а работал дядя один-два дня в неделю) он обычно запускал одну из лент с Джеки Чаном на старом Hitachi и, сидя за монитором, часто шевелил губами в такт диалогов фильма. Он утверждал, что боевики с элементами кунг-фу — лучший способ сосредоточиться на деле.
Его дом походил на пыльный лабиринт из электронных приборов, книжных кип, стопок картриджей, полуразобранных приставок, пузатых мониторов и целых гор пяти- и трехдюймовых дискет. Для подростка, ценящего электронные развлечения, это было страной чудес. Фридрих никогда не забудет, как они вместе с дядей взламывали код игры Sonic the Hedgehog, чтобы встроить режим замедленного действия, проявляли под красным светом фотолаборатории съемки скриншотов с изображениями кошачьих мемов, пересчитывали, жарко споря, ляпы во втором терминаторе и гоняли наперегонки в Mario Kart 64, поставив для разнообразия телевизор вверх ногами.
В прошлом году они провели вместе все лето, работая над проектом постройки копии игрового мира первой Legend of Zelda из кубиков в Minecraft. Мать журила Фридриха за бессмысленный досуг, но дядя Маркус всегда говорил, цитируя философа Бертранда Расселла, что время, потраченное с удовольствием — не потраченное время. Когда карта наконец была готова, они устроили новоселье, открыв ее для общественности, а дождавшись наплыва восхищенных «туристов», напичкали ее динамитом и подорвали, устроив колоссальный фейерверк, чуть не поваливший сервер. Об этом катаклизме еще долго вспоминали в сети.
Фридрих любил дядю, как родного отца. Он знал Маркуса лучше всех остальных. Дядя слыл чудаком. Он был импульсивным, легко возбудимым, рассеянным и нелюдимым человеком. И да — за последние несколько недель он замкнулся, стал молчалив и необщителен даже со своим племянником. Но уж точно — в этом Фридрих был уверен на сто процентов, несмотря на все факты, доказательства и объяснения, приведенные ему и матери в этот день — совершенно точно и определенно его дядя Маркус Шварц не был самоубийцей.
А вот судмедэксперт, прибывший вслед за полицией на место происшествия, так не считал и зафиксировал смерть через повешение.
***
Фридрих сидел перед телевизором в своей комнате на втором этаже и играл в Super Mario World на подаренной ему дядей по случаю десятого дня рождения приставке SNES. То есть его пальцы играли, машинально отправляя команды итальянскому водопроводчику через серый округлый контроллер европейской версии Super Nintendo, в то время как мысли Фридриха были обращены к сегодняшним трагическим событиям. Сабина, старшая сестра Фридриха, когда еще жила с ними в Грауберге, всегда злилась на манеру брата убегать в игровые миры от реальных проблем, но для Фридриха это было некоторого рода терапией. Игры помогали ему отдалиться от невзгод, обозреть общую картину ситуации и продумать план действий. Вот и сейчас он убежал из темного ноябрьского вечера на яркий и цветной остров динозавров, чтобы там попытаться переработать случившееся.
Несмотря на то что игра вышла чуть ли не за десять лет до его рождения — в девяносто втором году, Фридрих обожал ее. Он спас принцессу сотни раз и буквально наизусть знал весь остров: девять миров, семьдесят два уровня, девяносто шесть выходов (если считать секретные), семь боссов… Включая игру, Фридрих словно возвращался домой.
Так и сейчас: вот Марио получает короткую инструкцию об очередном похищении принцессы злым драконом, вот он оказывается на распутье в южной части острова. Фридрих, конечно-же, шлет упитанного итальянца налево, чтобы первым делом посетить опциональный уровень.
За окном порывисто свистит ноябрьский ветер и бросает тяжелые капли дождя в окна, черные силуэты сосен и тополей «Звериного Парка», на краю которого стоит дом Шварцев, раскачиваются на фоне почти такого же черного, затянутого тучами неба, а Марио весело бежит слева направо по освещенной солнцем долине, прыгает на головы крылатых динозавриков, забавно плюща их, хватает на ходу монетки с изображением Йоши, уклоняется под веселую ксилофонную мелодию от гигантских пушечных снарядов с нарисованными на них хмылящимися лицами, скользит на заде по склонам холмов, сбивая противников с ног словно кегли, собирает цветок, позволяющий ему кидаться огненными шариками и, оттолкнувшись напоследок от защищенной футбольным шлемом головы стражника, перепрыгивает финишную планку.
Фридрих играет на автомате и практически не видит происходящего на экране. Он думает о дяде. Думает так, словно тот еще жив. Разум Фридриха понимает, что это глупо, что Маркус навсегда ушел из его жизни, но отказывается принять этот факт. Фридрих ненавидит себя за то, что не чувствует утраты, не переживает горя. В отчаянном поиске своей скорби он вспоминает все мелочи этого сумбурного дня.
Полицейский позвонил в дверь сегодня утром, когда мама собиралась на работу в магазин, а Фридрих еще спал и видел во сне Монику Тишлер. Проснувшись от шума голосов в гостиной на первом этаже, Фридрих встал, оделся и пошел посмотреть в чем дело. Еще на середине лестницы до него донеслись отрывки разговора, показавшиеся ему тогда полным бредом: «тяжелая форма депрессии», «не справился с социальной изоляцией», «горькая утрата». Фридрих спустился на несколько ступенек ниже и увидел заплаканную маму и полицейского с дежурно-грустным выражением лица, сидящих в креслах за кофейным столиком. Почему-то это все показалась тогда Фридриху сценой глупого розыгрыша, и даже когда мама, не заметив еще сына, произнесла имя дяди и повторила шепотом за полицейским: «покончил с собой», — даже тогда Фридрих еще не верил, что дядя Маркус мертв. Разве это могло быть правдой?
Марио вновь выпрыгнул на карту острова, и перед ним открылся новый путь. Итальянец, движимый Фридрихом, вскарабкался вверх по лестнице, переплыл небольшой прудик, поднялся еще чуть-чуть и зашел в бонусный уровень. Здесь можно собрать несчетное количество монет и нажать кнопку с восклицательным знаком, которая активирует желтые блоки по всему острову, сделав игру чуть легче. Фридрих всегда делал это в самом начале прохождения. Ему нравилась идея, что препятствия, стоявшие на его пути, можно было обойти окольным путем.
«Они что-то перепутали! — вдруг пронеслось у него в мозгу. — Они спутали дядю Маркуса с кем-то другим! Мало-ли в Грауберге Шварцев? А если он просто уехал? Или заперся в фотолаборатории… А, может быть, дядя просто всех разыграл!»
Осевши в его голове, эта мысль никак не покидала ее. Фридрих ощутил внезапный порыв к действию. Он вскочил, бросил контроллер на кресло и принялся мерить шагами комнату. «Нужно поехать к нему и проверить! — сказал он себе. — Может быть, он жив! Может быть, он просто болен или ранен и нуждается в помощи!»
Он представил, как садится на велосипед, как гонит на другой конец города и видит свет в окнах дядиного дома.
Но уже в следующий момент до него дошло все безумие этой идеи, и он со стоном вновь повалился в кресло. Конечно же, полиция и врачи не могли просто ошибиться, а мама уже была на опознании тела. Он не видел дядю три дня. А еще был почтальон, первым обнаруживший тело под потолком гостиной через окно на крыльце дядиного дома.
Фридрих со вздохом опустился на кресло, вновь поднял контроллер и зашел в первый уровень на основном пути игры. Прислушиваясь к своим чувствам и все еще стыдясь отсутствию печали в себе, он заученными движениями заставил Марио сбить целую шеренгу вражеских черепах панцирем их сородича, оседлать дракончика Йоши, вскарабкаться по волшебному стеблю на небо и пробежаться по облакам, завершив уровень за рекордное время. Сам того не заметив, он проскакал на своем зеленом драконе по платформам-маятникам второго и затопленным ущельям третьего уровня, замедлившись только у входа во вражескую крепость.
Врата медленно поднялись, и каменный замок поглотил водопроводчика. Внутри крепости было мрачно и неуютно. Угрожающая, тягучая музыка навевала мысли о беде, а озера лавы под ногами фигурки Марио напоминали об опасности.
«Почему он ничего не сказал мне? — подумал со злостью Фридрих. — Почему он просто взял и бросил меня?»
Он яростно давил на кнопки контроллера, беспощадно сбрасывая в лаву вражеских черепах — даже тех, что не стояли у него на пути. В его сердце все сильнее закипал гнев.
«Ни слова! Ни намека! Он же знал, что у меня больше никого нет! Ушел и даже не попрощался! Мерзавец! Старый осел! Подлец!»
Он вскочил на ноги, замахнулся и со всей мочи запустил контроллером в экран телевизора. Экран выдержал, но шнур контроллера выскочил из гнезда, оставив Марио беззащитно стоять посреди зала с высоким сводом, под которым словно гидравлический пресс ритмично поднималась, опускалась и била по полу тяжелая колонна.
Этот уровень был самодвижущимся, и невидимая сила все толкала и толкала Марио вперед, под пресс. Фридрих до боли в костяшках сжал кулаки и хмуро ухмыльнулся. Со злорадным интересом он наблюдал за неизбежным путем Марио к гибели. Вот колонна нависла над фигуркой. Марио стоял в небольшом углублении, и стоило лишь пригнуться, чтобы выжить, но управление было потеряно, а даже если бы и нет — Фридрих не стал бы спасать тупого, жирного водопроводчика. Колонна затряслась и рухнула вниз, расплющив Марио, и вышвырнув его из уровня.
Фридрих стоял, тяжело дыша, и глядел на экран. Потом он судорожно всхлипнул и сам удивился этому. Его руки затряслись, и слезы покатились по щекам. Что-то сжало его грудь и ударило его под колени. И тогда, чуть ли не с облегчением, наконец обретя то всепоглощающее чувство горя, которое искал весь день, он упал навзничь на кровать и глухо зарыдал.
***
«Звериный Парк» на самом деле был густым лесом смешанного типа, южный край которого глубоко вгрызался в бок Грауберга и разделял северо-западную окраину городка на две части. Здесь лес действительно можно было назвать парком. Среди сосен и почти голых сейчас тополей тут и там пролегали асфальтовые дорожки для пешеходов, тускло освещаемые фонарями с лампами на уровне колена. В то время как водителям, желающим проехать из жилого района на севере Грауберга к рынку на западе, приходилось объезжать парк через центр города, велосипедисты и прохожие преодолевали этот путь напрямую за значительно более короткое время.
У парка не было конца. Его внешняя сторона плавно переходила в лес, становясь все диче с расстоянием от центра города. Лес раскидывался на тысячу пятьсот квадратных километров и прерывался только несколькими автомобильными трассами и железной дорогой, соединяющей Франкфурт с Кельном и ведущей через Грауберг.
Дом Шварцев стоял на самом краю жилого района Нордтайль, и ближайшие деревья «Звериного Парка» находились не более чем в пятидесяти метрах от него.
На ветвях одной из сосен — скрытая темнотой от посторонних глаз, сидела девушка, одетая во все черное. Мягкие брюки и теплая спортивная куртка выдавали ее невысокую, слегка полноватую фигуру. Из-под вязаной шапки выбивались пряди длинных, ярко-синих волос. Ее ботинки и перчатки были перепачканы глиной и древесной трухой. Хвоя забилась в складки капюшона.
В одной руке девушка держала бинокль. Капли дождя дрожали на стеклах при каждом порыве ветра. Бинокль был направлен в сторону города. Обхватив одной рукой ствол сосны, девушка прижимала к глазам бинокль второй рукой и не отрывала взгляда от освещенного окна Фридриха на втором этаже дома Шварцев.
***
Мама взяла несколько дней отпуска, а Фридриха освободили от школы на всю неделю. Большую часть утра вторника они вдвоем улаживали печальные дела, типичные для внезапной смерти родственника. Они ответили на вопросы в полицейском участке (пришлось ехать в центр округа), забрали осиротевшего кота Симбу из дядиного дома, договорились с бюро похоронных услуг и посетили священника. Мама сообщила печальную новость немногим родственникам и знакомым дяди Маркуса. Сабина обещала приехать к вечеру. Похороны были назначены на завтра.
— Как ты? — спросила мама сына, выезжая с парковки у церкви.
— Я в порядке, — коротко ответил Фридрих и ободряюще улыбнулся, хотя на душе у него было тяжело. Он видел, что мама тоже переживала, но понимал, что ее переживания были вызваны не столько утратой дяди Маркуса, сколько его собственными страданиями. Ему не хотелось подавать ей повод для беспокойства.
— Куда мы едем?
— Звонил господин Кляйн, — сказала мама, не отводя глаз с дороги, — и сказал, что нужно поговорить о завещании.
— Нотариус? Нашел время! — фыркнул Фридрих.
— Он утверждает, что это срочно, — объяснила мама. — Дело в том, что… ну, ты же знал дядю Маркуса. В общем, с интерпретацией завещания выходит затруднение.
Фридрих пожал плечами.
— Что тут интерпретировать? Мы самые близкие родственники. Разве этим не все сказано?
Ему было неприятно говорить сейчас о разделе имущества дяди.
— Дело не в этом, — замялась мама. — Просто Маркус оставил некое… послание, но господин Кляйн не может его разобрать.
— Я думал нотариусов обучают читать написанное любым почерком, — проворчал Фридрих, глядя в боковое окно, и тут-же поймал себя на том, что непременно хочет прочитать прощальное послание дяди. Может быть, хоть там тот объяснил, что двинуло его на то, что он сделал.
— Дело не в почерке, — возразила мама. — Господин Кляйн сказал, что это послание сделано не в письменном виде.
Фридрих уставился на нее и заинтригованно спросил: «А в каком же тогда?»
Мама грустно усмехнулась.
— Сейчас увидишь, — сказала она, сворачивая к зданию городского совета. — Думаю, тебе понравится.
***
Секретарша впустила их в кабинет в правом крыле муниципального здания, пригласила сесть на два мягких стула перед широким, заваленным документами столом и попросила подождать несколько минут.
Рихард Кляйн был не только нотариусом, но, по совместительству, еще и заместителем мэра Грауберга. Между многочисленными полками, забитыми томами книг по праву, истории и — почему-то — альпинизму, на стенах висели фотографии господина Кляйна, сделанные во время разных ситуаций и этапов жизни нотариуса. Вот он — молодой, в африканской саванне, а вот уже постарше — жмет руку какому-то африканскому политику. Сейчас Кляйну перевалило за шестьдесят и он был известен тем, что сильно хромал на одну ногу. Разглядывая все эти фотографии, Фридрих подсознательно прикидывал, на каких из них Кляйн уже увечен, а на каких еще здоров.
Его блуждающие мысли были резко прерваны, когда он заметил в углу помещения плоскоэкранный телевизор Филипс и подсоединенную к нему приставку XBOX 360. Фридрих растерянно моргнул. «Что за бред?! — подумал он. — Неужели Кляйн играет в видеоигры?» Однако тут же он обратил внимание на знакомый ему фиолетовый контроллер, подключенный к приставке, и по его спине пробежал холодок. XBOX принадлежал дяде Маркусу! Но зачем его принесли нотариусу? Фридрих открыл было рот, чтобы спросить об этом маму, как вдруг дверь распахнулась, и в кабинет, сильно хромая, вошел Кляйн.
— Примите мои искренние соболезнования, госпожа Шварц, и ты, Фридрих, — сказал он, пожав обоим руки, и рухнул в кресло перед столом. — Поверьте, я не стал бы докучать вам в такой тяжелый момент юридическими деталями, если бы время не поджимало. — Он развел руками, как бы извиняясь за бестактность своей профессии, и продолжил: Видите-ли, закон обязывает нас определиться с завещанием, и по большей части все понятно и однозначно, кроме, гм, одной детали.
— Мне сказали, что господин Шварц оставил послание нашей семье, — сказала мама. — Это так?
Нотариус снял свои очки в толстой оправе и устало потер глаза. В отличие от человека на фотографиях, настоящий Кляйн был седым, морщинистым и сутулым.