Охотник понял, что она вздрогнула. Сам не ожидал, что после ее питья голос так быстро вернется в норму. Не звучный приказ конечно, но хотя бы и не шепот умирающего.
— Тема была: «Ядовитые вещества органического происхождения, имеющие своим действием нарушение работы глазного нерва и лишение объекта зрения». Вроде, дословно вспомнила. — Кровать рядом с ним покачнулась, принимая на себя еще один вес. — Ну-ка, что сегодня?
Прохладная ладонь легонько коснулась лба.
— Лучше. — Удивленно отметила она. — Жар заметно спал. Ничего себе здоровье, скажу я. В предках орков не было?
— Нет. Только северяне.
— Никогда не видела черноволосых северян.
— Я ведь не говорил, что чистокровный. — Слабо улыбнулся охотник. Его бабка была из пустынников, отчего дети в их семье являли собой интересную комбинацию между белокожими северянами и смуглыми южанами. К примеру, самому Маркусу не был страшен ни холод, ни палящий солнечный зной, не оставляющий на нем ожогов.
— Тогда понятно.
— Где я? — Он снова повернул голову на голос.
— В безопасности. — Повторила она, словно это все объясняло.
— Это все еще округ Турнора?
— Что значит «все еще»?
Он недовольно вздохнул.
— Я понятия не имею, сколько шел и в какую сторону. Не удивлюсь, если окажется что мы на западе Антарии.
Она хмыкнула, но ничего не ответила.
— Так что это за место?
— Лес. — Сухо ответила она.
— Но что за лес? — Терпеливо допытывался охотник.
На что невидимая собеседница встала и, судя по шуршанию, стала копаться на полках.
— Ты будешь отвечать?
— А ты меня заставь. — Пробормотала она под нос. Щелкнули ножницы, отмеряя какую-то ткань. — Любопытный какой…
— Я ведь должен знать, куда меня занесло.
— Говорю же, в лес. — Будто несмышленому ребенку, пояснила она. — Большего знать и незачем.
Он помолчал, осмысливая, что успел понять. Это знахарка, судя по голосу не больше восемнадцати-двадцати трех лет. Рост средний. Телосложение тоже. Проживает в заброшенной избушке среди дремучего леса, и даже местные — хотя бы в посещенной им деревне — о ней не знают. Хотя она не самоучка, повязки сделаны опытными руками, не слишком тугие, и при этом крепко зафиксированы. И к тому же с дипломом Магика — раз защитила итоговую работу.
Но ведь обученные лекари, хоть Целители хоть ведуны, обязаны отработать шесть лет после выпуска в назначенных лечебницах. Конечно, могут и не работать, если способны сразу оплатить все пять курсов обучения. Но что бы дочь богатых родителей забыла в такой глухомани?
Того, что он пока знает, явно недостаточно. Всего одного взгляда на внутреннее убранство помещения хватило бы, чтобы составить множество выводов. Но придется довольствоваться теми способами добычи информации, что у него есть.
Он поднял руку и ощупал повязку. Ткань оказалась обильно пропитана вязким веществом, так что будь у него способность видеть, все равно свет не добрался бы сквозь плотные слои.
— Да ну не трожь! — Она наверняка всплеснула руками. — Тебя снова связать, что ли?
— Но я же осторожно. — Оправдался Маркус. — А что значит «снова»?
— То и значит. — Ворчливо отозвалась она и застучала ложкой, что-то размешивая. — То к печи рвался как сумасшедший. Я уже и сверху навалилась, да куда там, со мной на хребту и пополз! Кричу мол, дурень, нельзя тебе сразу в тепло — а кто бы там слушал. Синяков еще наставила из-за тебя, стервец… То повязку на глаза не давал положить, отбивался. Можно подумать, я к тебе не с лекарством подошла, а чтобы их выколупать!
Кажется, и правда смутно что-то вспомнилось. Как его торопливо обкладывали снегом и укутывали поверх плотным покрывалом, а в горло, разжимая зубы, вливали нечто, не уступающее крепостью самогону. Будь он тогда в состоянии разумно мыслить, то и сам бы понял, что нельзя слишком быстро греть кожу снаружи, пока не отошли от холода нижние ткани и мышцы. При таком обморожении согреваться необходимо в первую очередь изнутри, так что наверняка его пустили ближе к печи лишь после того, как снег растаял от его собственного тепла. Но можно представить, каким издевательством это ему казалось, и как он сопротивлялся из последних сил.
Возможно, его тогда тормошили, допытывались «Ты чувствуешь свои ноги!?», на что он не мог ответить. Только дернулся в ответ на укол в стопу, после чего мучитель констатировал: «Чувствуешь». Странно, что он не постарался никого придушить. Возможно, потому что уже был связан?
Охотник поджал губы.
— Ничего толком не помню. Прости, если причинил неудобства. Я заплачу за помощь… — Он осекся, вспомнив что деньги тоже остались со злосчастной сумкой. Странно, что голову он там не оставил!
— Да не надо мне ничего. — Теперь она смутилась. — Сама недавно хандрила, что скучно. Вот и доскучалась: открываю дверь, а там такой подснежник. На ловца и зверь бежит, а на лекаря работа.
Он старался, чтобы его голос был мягче: так лучше вызвать расположение собеседника, нежели хриплым карканьем.
— Все равно. Если бы не ты, то я до утра не дожил. Правда, спасибо тебе.
Она говорила слегка отстраненно, явно при этом отмеряя что-то:
— Так вам же, охотникам, смерть не страшна. Как сгинете, так и вернетесь. Разве нет?
— Далеко не всем так везет. Некоторым просто не суждено возродиться. И заранее никогда не знаешь.
Она помолчала, наверняка глядя на него. Маркус повернул голову и слегка улыбнулся.
— Что охотник, по метке поняла?
Она присела рядом, перемешивая содержимое глиняной емкости.
— Конечно. Я ведь эту руку зашивала. Кто тебя так оприходовал? Раны сильно воспалились.
— Тверги. Эти пакости со всех сторон ядовиты. Не смертельно, конечно. — Он усмехнулся, потрогав повязку. — Но с последствиями.
— Да ты подожди с глазами своими прощаться.
— То есть… — Оторопел Маркус. — Ведь больше суток минуло… Сколько я у тебя?
— Третий день как, но ты не переживай. Есть вероятность, что мое снадобье поможет. Только раньше времени не снимай повязку.
Он поднес к носу пальцы, что касались лекарства, но сочетание запахов оказалось совершенно незнакомым.
— Что это?
— Экспериментальная вещь. Тебе в любом случае хуже не станет.
— Разве у вас, лекарей, не утверждены основные составы уже лет как пятьдесят?
— А разве стандартные зелья тут помогут? — Отпарировала она и потянула на себя одеяло, открывая его до пояса. — А теперь не мешай. Нужно сменить повязки, им уже больше восьми часов. Только… потерпеть придется. — Добавила она, извиняясь.
Он постарался не кривиться, когда она разрезала бинты и отогнула перевязку. Присохшее зелье едва не отодрало верхний слой кожи.
Первое время она работала в тишине, осторожно промокала края раны от остатков старого лекарства и наносила новое какой-то лопаточкой. Но судя по всему, ей долго не приходилось с кем-то контактировать, и лекарша истосковалась по общению.
— Как же тебя так угораздило? — Поинтересовалась она, когда закончила смазывание. Рану сильно щипало, так что он ответил не сразу.
— Да как-то… не повезло. С самого начала: мне и староста не понравился, и погода выдалась мерзкая, и запас снадобий давно не пополнял. Сдуру решил идти в ночь, хотя до того сутки был в дороге.
Она приложила первый бинт, и он дернулся, с трудом переведя дух.
— Это сейчас я такой умный, понимаю, что мне попросту на жалость надавили. Но ведь как ныли, хитрые черти! Всей деревней сбежались; а деревня там, я тебе скажу… Кстати, надо нанять кого из них, чтобы нашли и вернули мою сумку.
— Сначала их еще найти надо. — Хмыкнула она, аккуратно разглаживая накладку.