Этот экипаж был мне знаком… Я уже встречал его ранее, когда убегал от людей Босса…
Подплыв ещё ближе, я заметил, что боковина-дверь экипажа поднята, а вокруг суетятся какие-то люди — их фигуры были тёмными, так что я сразу понял, что это не пассажиры экипажа с их необычной белоснежной формой.
На всякий случай я решил обойти место непонятных мне пока событий со стороны, чтобы не попасться на глаза тёмным фигурам, так что при первой же возможности свернул на прилегающую улицу и обплыл дом по соседней улице.
Наконец я почувствовал под ногами твёрдую поверхность. Какое приятное чувство…
Меня пошатывало и трясло от холода. Достав из кобуры свой коломёт, я, прижимаясь к стене здания, направился в сторону белого экипажа — его было хорошо видно отсюда, но он загораживал от меня то, что происходило на перекрёсте, у воды.
Чем ближе я подходил, тем отчётливее становились доносящиеся с перекрёстка голоса – их интонации были нервными, грубыми и агрессивными. Вскоре я смог различать слова:
— Где ключи от этой роскошной повозки, мразь??? — злобно спросил хриплый голос.
— Вы их не получите, — спокойно ответил ему другой.
Я его узнал — он принадлежал одному из пассажиров белого экипажа — самому старому…
— Да ну??? А если так, сучара?!
Послышался глухой удар, а затем стон боли.
Я ускорил шаг. Достигнув экипажа, я обошёл его сзади и выглянул на перекрёсток.
Перед распахнутой дверью экипажа, на земле, лежал тот самый человек в белом облачении — который только что отказывался отдать ключи (должно быть, от своего транспортного средства). Из его живота торчала обмотанная грязной тряпкой и ржавой проволокой рукоять ножа, а над ним нависал человек в заплатанном коричневом кожаном плаще и мешковатых чёрных штанах на босую ногу (кожаные плащи поверх голого торса — излюбленная мода бандитов не только Старого Города, но Северной Столицы).
Неподалёку лежало ещё два мёртвых тела, облачённых в белое, и шесть мёртвых бандитов. Видимо, тут произошла серьёзная стычка… При этом тела бандитов не имели каких-либо видимых увечий, а вот трупы пассажиров экипажа имели множество следов насильственной смерти.
Больше на перекрёстке никого не было, хотя в паре десятков метрах от суши, на воде, стояла лодка, сконструированная из плоскодонного парома с одноэтажной деревянной надстройкой в задней части. Попасть на эту лодку можно было по лестнице, расположенной на карме и ведущей в открытую дверь в нескольких метрах над уровнем воды.
В общем, вполне вероятно, что на лодке были ещё бандиты. Более того, осмелюсь предположить, что, скорее всего, на этой лодке «криминальные элементы» сюда и приплыли. Возможно, пассажиры экипажа устроились тут на ночлег или остановились по другим делам, а эти ублюдки заметили свет фар, тихо подплыли сюда и устроили резню.
Хотя, если у них есть мозги, то они выслали вперёд отряд, который обплыл этот перекрёсток стороной и застал пассажиров экипажа врасплох, тогда как плавсредство с основными силами подтянулось позже, когда завязался бой.
Убедившись, что в данный момент на перекрёстке нет никого, кроме этих двоих, спорящих о ключах, я вышел из своего укрытия, поднял коломёт и разрешил спор в пользу пассажира экипажа: выпущенный болт глубоко вошёл в череп бандита, голову его мотнуло в сторону, ноги подкосились, и он рухнул на землю бесформенной кучей.
Я поспешил к раненому.
— Неужели это вы… — его глаза округлились от удивления. — Не представляете, как я рад вас видеть… Я благодарен вам за своё спасение, но сейчас… сейчас… Могли бы вы помочь моим друзьям? На том катере ещё два преступника. И они могут причинить вред местным ученым… Если уже не причинили… Спасите их, пожалуйста — они хорошие люди…
В ответ я лишь коротко кивнул и, не теряя времени, направился к катеру, на ходу перезаряжая коломёт. Плавно переставляя ноги в воде, чтобы не создавать шума, я достиг лестницы — из тёмного проёма двери наверху доносились голоса:
— Уважаемый месье, я тебе ещё раз повторяю, хватайся за грёбаный кошелёчек и переводи мне всё свое Времечко! Хотя знаешь что? Я сегодня в добром духе, так что можешь оставить себе неделю — этого тебе хватит, чтобы добраться до твоих высоколобых друзей и попросить их возместить полученные тобой на трудовом промысле убытки!
— Молодой человек, я ведь не вчера родился, — ответил ему жалобный голос. — Я прекрасно понимаю, что как только я переведу вам Время, вы незамедлительно отнимите мою жизнь…
— Слушай, старичок, если ты не переведёшь мне чёртово Время, я отрежу тебе яйца и заставлю сожрать, как тебе такая альтернатива? Я тебе мамой клянусь: никто не будет тебя убивать, если расстанешься с «Песком» по-хорошему, понял??
— Мистер, вы — бандит, и вы только что убили моего коллегу, как только он выполнил перевод, при аналогичных договорённостях… Как же я могу поверить вашему слову после такого??
— Ну так он мне не понравился! Напыщенный, неприятный во всех отношениях сударь! С тобой-то всё по-другому! Неужто ты не заметил, как между нами образовалась какая-то магическая дружеская связь??? Я тебя словно всю жизнь знаю… Да чего там, ты мне теперь как отец родной! С чего бы мне тебя убивать?
— Спайки, ты же убил своего отца, — вдруг вмешался в разговор третий голос.
Раздался дружный, крайне неприятный смех.
Я тихо поднялся по лестнице и заглянул внутрь надстройки.
В тесном помещении лежали четыре мёртвых тела: один явно бандит, с татуировкой на лысой голове, один человек из белого экипажа и два седоволосых старика в брюках, высоких коричневых сапогах и светлых свитерах, залитых кровью.
Живых было трое: ещё один старик в коричневом костюме-тройке и два бандита в обносках, один из которых держал в руке самодельный кривой нож с лезвием из куска какой-то железяки и тёсаной рукоятью, а второй был вооружён самодельным же коломётом, крайне скверной неумелой работы.
Я достал из кобуры запасной болт, зажал его в зубах, прицелился из коломёта в голову бандиту, который был вооружён дальнобойным оружием, нажал на спусковой крючок, и бандит, не издав ни единого звука, повалился на пол.
Второй бродяга отреагировал куда быстрее, чем я того ожидал…
Я планировал воспользоваться моментом замешательства и успеть перезарядить свой коломёт, либо кинуться на второго бандита, если что-то пойдёт не так, но «момента замешательства» не случилось: бандит в тот же миг резко развернулся на месте и сам бросился на меня…
От неожиданности я подался назад, нога соскользнула со ступеньки, и я, всплеснув руками, полетел вниз.
Удар, и я ушёл под воду. Коснувшись спиной дна, я хотел было оттолкнуться от него, чтобы всплыть, но тут на меня что-то упало…
Я почти сразу понял, что это было не «что-то», а «кто-то», потому что на моей шее сцепились чьи-то руки и стали удерживать, не позволяя подняться.
Разумеется, если бы мы были на земле, а не под водой, у меня были бы неплохие шансы сбросить с себя бандита и даже одержать над ним верх в драке, но сейчас… Сейчас шансов было крайне мало…
Я боролся столько, сколько мог и так неистово, как позволяла вода, делающая каждое движение плавным и слабым… Воздуха не хватало, я из последних сил боролся с желанием вздохнуть, понимая, что вместо воздуха мои легкие наполнит жидкость, но вскоре в глазах моих начало темнеть, лёгкие самопроизвольно втянули в себя воду, а потом всё, вот уже в который раз за последние дни, погрузилось в темноту…
***
Белый Человек лежал на земле и тяжело дышал. Силы покинули его, разум был истощён — он понимал, что умирает. Ему осталось жить недолго: его сознание не выдержало такого путешествия: тысячи лет существования всего мира были разобраны им по кусочкам ради реализации мечты всей его жизни — увидеть своего отца.
Он заплатил за эту возможность самую высокую цену и теперь обязан найти в себе силы, чтобы прожить ещё совсем недолго…
Сделав неимоверное усилие, которое, впрочем, не шло ни в какое сравнение с теми, которые понадобилось совершить, чтобы оказаться здесь и сейчас, Белый Человек поднялся на ноги.
Да, несомненно это было то самое место: его дом стоял, в какой-то сотне метров впереди. Он помнил его именно таким: покосившаяся сараюшка вдали от деревни, подальше от домов «порядочных людей», у самого леса. На стенах грубые надписи, двор порос травой.
Его мать продавала своё тело за деньги, но Гелион никогда не стыдился этого. В отличие от других местных жителей…
Местные женщины не любили её за то, что к ней ходили их мужья. Подростки не любили её за то, что она никогда не продавала свои услуги им. А мужья не любили её за то, что, хоть их жёны и не верили в это, но она никогда не продавала свои услуги женатым мужчинам, если знала о том, что они женаты.
Но Гелиону нельзя было тратить время на воспоминания — совсем скоро он умрёт...
Сменив облик Белого Человека на облик повзрослевшего сына своей любимой матери, человек направился к дому.
Вот он оказался у двери. Вот положил ладонь на знакомую дверную ручку. Момент настал… Момент, ради которого ему пришлось стать богом… Он распахнул дверь и вошёл.
Его мать, ещё совсем молодая, сидела на кровати в углу комнаты и тихо плакала. Кроме неё, в помещении никого не было…
Его сердце сжалось. Но не потому что тут не было его отца, а потому что ему было невыносимо видеть свою мать такой.
Бесконечно одинокой.
Таким же стал и он, Гелион, в тот день, когда она умерла…
Внезапно он понял, почему все эти годы отец не откликался на его мольбы о встрече.
Существовать ему оставалось совсем недолго, даже по меркам скоротечной человеческой жизни, и он не позволит ей обрести ещё нарождённого сына лишь для того, чтобы он умер у неё на руках, вновь оставив один на один с её одиночеством.
Он спрячет свой дар глубоко внутри себя, уничтожив все свои воспоминания и фактически погибнув, чтобы переродиться новой жизнью внутри своей матери… Родится заново, чтобы подарить матери счастье не быть одинокой, а себе подарить счастье стать человеком и сыном, хотя бы на краткий миг…
Мать всегда говорила, что между ней и богом была связь скорее матери и сына, чем мужчины и женщины, и теперь он наконец понял почему.
У него не было отца… И придя сюда, он лишь закончил свою жизнь и начал её вновь…
Он тихо подошёл к матери и осторожно положил руку ей на плечо. Она подняла на него взгляд, и испуг на её лице моментально сменился выражением, которое он никогда не забывал: именно так любящая мать смотрит на своё любимое дитя…
Глава двадцать первая. Цифрогелион