Carpe nostra! - Штурман Жорж 2 стр.


Гермиона засмеялась и поцеловала его в щёку. Рон был очень милым, когда хотел. Особенно в такое прекрасное весеннее утро, рыжий и лучистый, со своими веснушками и обезоруживающей улыбкой.

— Тогда сегодня в шесть? Я пришлю тебе записку. Ты прямо вся светишься, давно я тебя такой не видел!

Лорда Флеминга не было на месте, поэтому Гермиона, поправив свой строгий костюм, принялась, как обычно, сортировать корреспонденцию. Она почти закончила и уже взмахнула палочкой, чтобы отправить на рассмотрение отредактированные поправки к закону о легализации маггловских достижений, как вдруг дверь кабинета распахнулась и бахнула о стену.

Гермиона подпрыгнула и вцепилась в палочку.

— Доброе утро, сэр!

— Миссис Уизли! Доброе ли это утро? Определённо, нет, мэм! Определённо, нет!

Лорд Флеминг был чем-то крайне раздосадован: мантия помята, лысина взмокла, дряблые щёки дрожат в негодовании. Он отдёрнул шторы, но, увидев ливень за волшебным окном, задёрнул обратно и принялся промакивать лысину белым платком.

— Этот молокосос Пэриш наложил вето на наш билль о великанах!

Ведьма разочарованно застонала. Данный законопроект был их козырем против партии «зелёных» во главе с Эдвардом-шило-в-заднице-Пэришем. Смысл же его содержался в том, чтобы с дружественно настроенными великанами заключать договор о поставках им пищи (да здравствует заклинание Энгоргио!) в обмен на защиту населения от опасных магических тварей. Пэриш беспрестанно твердил, что так нарушается экологический баланс: «Одних мантикор осталось пять тысяч! Последнего василиска безжалостно уничтожил Поттер! Это самоуправство!» Когда ему предлагали самому вскармливать злосчастных мантикор и высиживать гарпий, он мгновенно переходил на французский, и из его словесного потока можно вычленить было только: «право вето!» и «имею право!»

«Вот он и поимел своё право…» — досадовала Гермиона.

Ситуация усугублялась ещё и тем, что многие великаны подались ближе к волшебникам, а сотрудничать с ними маги боялись. Очередная громадная семья была замечена в лесу Дербишира, и многим магглам пришлось менять воспоминания.

Бормотание лорда оторвало ведьму от тревожных мыслей.

— Говорил же мне Люциус триста раз… — мистер Флеминг ожесточенно рыскал по карманам, — а я-то, старый дурак… вот что, миссис Уизли… Гермиона… Достаточно этот прохвост вставлял нам палки в колёса. Я выведу его на чистую воду. Вот, держите!

Старый лорд протягивал на ладони монетку, обычный сикль.

— Сейчас у Люциуса весенний благотворительный бал. Туда и Пэриш собирался. Вы к нему подойдите да и суньте этот сикль в карман. Непростая это монетка! Я её потом манящими чарами приманю и поглядим, правда ли, что Пэриш подпольные бои с этими тварями устраивает…

Гермиона, раскрыв глаза, уставилась на начальника. Чего ещё она не знает такого, что известно всеведущему Малфою?

— Вы только погодите… Нельзя вам в этом костюме на бал… и портал возьмите, вот.

Мистер Флеминг обвёл палочкой шерстяной терракотовый костюм помощниы, и — вуаля! — плотная ткань превратилась в закрытое коктейльное платье.

— С причёской, извините, помочь не могу — сами видите, что у меня на голове…

Большой зал отремонтированного Малфой-мэнора впечатлял высокими потолками с нестерпимо-синим небом. Изящные золотистые колонны, увитые гирляндами благоухающих весенних цветов, взмывали вверх. На столиках с закусками жемчужинами белели первые ландыши. Отовсюду слышался смех, сдержанный шёпот. Гермиона узнала и одутловатую физиономию министра Беррингтона, и спикера Милтона.

С Пэришем ведьма разобралась быстро, больше боялась. Сделала вид, что споткнулась и налетела на него. Долговязый пэр, как и всегда, разразился бранью, которую пару лет назад можно было ожидать от Малфоя… любого.

— Миссис Уизли! Кто бы сомневался! Слон в посудной лавке — и тот бы проявил большее изящество. Но вы, вы…

Гермиона тихо извинилась, отошла и взяла с подноса бокал шампанского, улыбаясь про себя. Дело было сделано. Можно и отметить.

Она разглядывала многочисленных гостей, выискивая знакомых, и предвкушала, как развернёт записку от Рона, а потом…

— Весьма ловко, миссис Уизли. Я впечатлён.

Гермиона вздрогнула. Рядом чёрной башней возвышался хозяин мэнора, задумчиво постукивая по тонкой ножке бокала. Имбирная свежесть тянулась от его кожи — так близко он стоял.

Гермиона поняла, что молчать будет невежливо.

— Прекрасный бал, мистер Малфой.

— Я смотрю, старый бассет Флеминг последовал моему совету… Возможно, он не зря взял вас в помощницы.

Она открыла было рот, чтобы, как обычно, защитить наставника, но Малфой вдруг склонился к её уху и прошептал:

— Скажи, что хочешь меня… Скажи, что хочешь, чтобы я имел тебя…

Гермиона похолодела, узнав интонации. Ошибки быть не могло: это с ним она была в «Лампе Аладдина». С ним, а не с Роном. Огромных усилий ей стоило удержаться на ногах и не осесть на блестящий паркет. Но пальцы всё-таки дрогнули, бокал с шампанским выскользнул и грохнул, брызнув осколками и вином.

Взгляды гостей сразу же обратились к ней.

— Миссис Уизли, вам плохо?

Это, кажется, Чесс Айронс с пятого этажа, Отдел регулирования популяций животных.

— Миссис Уизли, что с вами? Вы так побледнели…

А это Бонни Криббл, толстушка такая кудрявая, она ещё…

— Всё в порядке, господа, — раздался над ухом невозмутимый и такой ненавистный голос. — Миссис Уизли и мой друг, лорд Флеминг, напряжённо работают последнее время. Я провожу её и вызову целителя…

Цепкие пальцы Малфоя ухватили за плечо, рука отечески приобняла, создавая видимость заботы. До выхода из зала он её еще вёл, как и подобает джентльмену, а едва ступив на каменную террасу, потащил, совершенно не церемонясь. Майское солнце ослепило так, что ведьма зажмурилась.

Где-то в глубине сознания хотелось возмутиться, заорать, но из горла вырвался только шёпот:

— Что… что вам от меня надо… Куда… тащите…

Она нашарила палочку дрожащими пальцами, но рука тут же была завёрнута Малфоем за спину. Гермиона ахнула от боли и выронила единственное оружие.

Вынув из трости свою палочку, мужчина небрежно бросил и отталкивающее, и заглушающее.

— Да что вам нужно, Малфой?! — зло закричала Гермиона, чувствуя слёзы на губах. — Зачем вы это сделали?

Люциус театрально вздохнул и оперся на мраморную колонну, увитую плющом.

— Вам мало было Азкабана, да? — прошипела ведьма. — Я засажу вас в самую маленькую, самую грязную, самую мерзкую…

— Браслет, — оборвал Малфой. — Акцио, палочка Гермионы!

Убрав её палочку в карман брюк, он неторопливо вынул вишнёвую трубку, набил её табаком из серебряной табакерки и с наслаждением закурил. Гермиона прищурилась: он как будто долго ждал этого момента.

— Браслет, миссис Уизли. — По террасе поплыл сладковатый аромат дорогого «Кэвендиша». — Это ответ на ваш первый вопрос. Несколько дней назад ваш муж отнял некий золотой браслет у…

— У Уилкиса! — выкрикнула Гермиона. — Бывшего Пожирателя, а значит, и вашего дружка!

Люциус важно выпустил несколько колечек дыма подряд и лишь затем кивнул.

— И вы принесёте мне этот браслет, миссис Уизли. И никакая маленькая грязная камера в Азкабане мне не грозит, ибо…

— Это мы ещё посмотрим! — усмехнулась Гермиона. — Я предоставлю им свои воспоминания!

— А я — свои, — ухмыльнулся Малфой, — поверьте, Гермиона, вы весьма впечатлите присяжных снобов: голая, стонущая подо мной от удовольствия…

— Хватит! Вы обманули меня… Мне поверят… Я называла вас Роном…

— Святая наивность! Подумайте о том, какое впечатление может оказать на присяжных тот факт, что вы даже в постели не узнали собственного мужа. Я позабочусь о том, чтобы это дело попало в газеты. Только вообразите заголовки: «Героиня войны бросается на первого встречного…»

— Прекратите… вы — чудовище.

Волшебница бессильно оперлась на широкие перила и закрыла лицо ладонями, признавая своё поражение. Она чувствовала себя грязной, предательницей… падшей женщиной.

Они долго молчали. Люциус дымил, выпуская то череп со змеёй, то длиннохвостого павлина. Гермиона лихорадочно искала выход из ситуации, сдавив виски тонкими пальцами. В голову мало того, что ничего не шло, так ещё и внизу, в цветущем боярышнике, оглушительно голосила какая-то птаха. Гермиона мысленно свернула ей шею, втайне надеясь, что это тот самый белый павлин, и повернулась к своему собеседнику.

— А если я не принесу вам этот браслет, что тогда?

Назад Дальше