— Его можно понять. Алби, я всё это знаю из его доклада. И я не верю, что ты так психанула из-за одного капитанского окрика, тем более, что почти весь его гнев вылился на господина заместителя по оперативно-агентурной работе. Меня волнует, что случилось с тобой. Случилось ведь.
— Да. — Алби подсела поближе и положила голову на плечо мужа. — И так... неожиданно. Дор распорядился провести завтра погружение с параметрами по сектам, я сегодня весь день разрабатывала программу... Саю подключила. Я хотела запустить в сон Мэта, он показывает хорошие результаты, хотя до Дора ему всё равно как до Луны пешком. А, да что вспоминать... Нет, это ж надо было тебе увести у меня из-под носа лучшего сновидца!
— Я искуплю этот грех вечером, — пообещал Рифус.
— А сегодня Мэт сам заявился ко мне с приказом погрузить его в терапевтический транс. С приказом за подписью капитана. Знаешь, Риф... я никогда Мэта таким не видела, он был в предшоковом... конечно, я его сразу же закинула в самый глубокий из безопасных трансов...
— Любовь моя, не вали с больной головы на здоровую. Твой Мэт, хоть и машина... нет, машина у вас Дор Стайн... хоть и математическая функция, а не человек, тем не менее он тоже из плоти и крови. Мало ли, что у него могло произойти. Ну... не знаю, кто-то из родных умер...
— Нет. — Лицо Алби приобрело необычно жёсткое выражение. — Нет. Полгода назад у него погиб о... отец. Попал в автокатастрофу. Тогда Мэт просил меня отпустить его на несколько дней, ну там, опознание, похороны... конечно, я сразу дала ему эту неделю, никаких проблем, но попросила его всё-таки полежать в трансе, это же такой удар... Он согласился, он вообще никогда не спорит... и знаешь... когда я смотрела на график... там не было ничего. Всё, как обычно. Ни единого пика, будто у него не отец погиб, а максимум кофе на рубашку пролил. Никаких эмоций, я была больше потрясена, чем он. Риф, это ледышка в человеческом обличье. Действительно функция...
— Может, он не любил отца и втайне мог даже радоваться его смерти. Ладно, неважно. Тебя беспокоит, что такой эмоционально нечуткий тип, как Мэт Хард, вдруг разволновался настолько, что капитан приказал поместить его в транс? Тебя это тревожит?
— Мэт Хард, — тихо ответила Алби, — человек крайне исполнительный и пунктуальный. Он никогда не опаздывает, не спорит, выполняет все мои требования, но он никогда по своей воле не приедет в Отдел. А я собиралась вызвать его только завтра. Но он заявился к нам сегодня, сам, и был так взвинчен, что чуть не плакал. Графики зашкаливали. У него был сильнейший эмоциональный стресс.
— Если ему досталось от капитана так же, как вам, мог и психануть. Это же институтский эдельвейс, хоть и без чувства юмора и преисполненный собственной значимости. Если Дор включил сателлитского отморозка и начал прессовать этого рыжика, то я не удивлюсь, что тот приполз к вам с приказом в зубах. Хотя нафига Дору этот математический философ?
— А теперь я вынуждена погружать Саю, хотя она была нужна мне для отслеживания программы. Мне это не нравится, Риф. Мало того, что внезапно, как чёрт из табакерки, выскакивает эта непонятная история с какими-то чудаками, желающими колонизировать Внешний мир, так ещё стоит мне собраться провести сеанс, как у лучшего подопытного сдают нервы, как нарочно. Словно кому-то позарез понадобилось сорвать погружение, а заодно и выбить из колеи Мэта Харда. Мне это не нравится, Риф.
— Хм. — Гарт отпил тёмной жидкости и поманил Румиса к себе. — Если не хочешь внеплановой проверки своей богадельни, изволь наливать из новой кеги. Я пока ещё отличаю свежее пиво от вчерашнего эрзаца. Пошёл отсюда. А ты, — он обернулся к жене, — слишком драматизируешь. Я понимаю твоё недовольство, но не стоит придавать такое большое значение разным мелочам. У Мэта Харда могло случиться всё, что угодно, ты сама знаешь, что это очень замкнутый человек, о котором мы, в сущности, ничего не знаем.
Один нюанс Алби про Мэта знала, но не рассказывала о нём даже Рифусу. Слишком убедителен был отец Мэта Харда два года назад.
— Но капитан зачем-то же его вызвал!
— Ну вот у капитана и спрашивай. Алби, умоляю, не включай паранойю, эта моя прерогатива. Пей пиво, Румис принёс свежего. И учти: нет ничего такого, что бы в конечном итоге не оказалось у нас под контролем.
Она забралась с ногами на диванчик, скинув туфли, и потянулась за очередной креветкой. Рифус умел успокаивать, вернее, умел доказать, что всё действительно под контролем, а периодические затыки бывают у всех. И Мэт Хард живой человек со своими никому не известными трудностями и проблемами, и Дор, осатаневший от «ручного управления», выпускающий пар на своих подчинённых, и Альд, до самой своей смерти вынужденный искуплять грехи минувших лет... да и она сама, Алби Мирр-Гарт, чересчур привыкшая к тому, что «Гипнос» штука безотказная, а подопытные исполнительны и пунктуальны. Все они просто люди, живые люди, а где есть люди, там всегда найдётся место неожиданностям и незапланированным взбрыкам. Она поудобнее устроила голову у Гарта на плече и краем глаза начала наблюдать за ближайшей партией в бильярд. Болеть Алби Мирр-Гарт решила за полосатые шары.
* * *
Мэт сидел во внутреннем дворике, так и не решаясь покинуть здание особой бригады. После транса немного плыло перед глазами, но голова была на удивление ясная, а под коленками уже не дрожало. Для Алби явление Мэта с приказом стало полнейшей неожиданностью, молодой человек прекрасно видел это, но ему было всё равно. Что угодно, лишь бы его отпустил этот нервный озноб; после визита к капитану Мэт был убеждён, что потеряет сознание. Дор Стайн ясно дал понять, как он относится к таким почтительным сыновьям, как доктор наук господин Хард, и только присутствие Дира помогло Мэту не сползти по стенке в кабинете командира «Красного отдела». Дир же и объяснил Мэту, как пройти во внутренний дворик с клумбами и скамейками, пожелав хорошего дня, хотя Мэт подозревал, что все его хорошие дни остались позади.
Поэтому, когда его обзор перекрыла чья-то тень, он только уныло повернул голову.
— Вам полегче? — Альд Дир, казалось, проявлял искренний интерес. Мэт неловко пожал плечами:
— Да. Всё равно муторно, но... Уже не трясёт.
— Хорошо. — Дир сел рядом. — Послушайте меня, господин Хард... слушайте, я могу называть вас Мэт? Я, в конце концов, вас старше почти вдвое.
— Называйте, — Мэту было без разницы, даже пожелай господин заместитель капитана обращаться к нему «ваша рыжесть», как стебали Мэта Харда на первой Ступени Института.
— Так вот, Мэт, — Дир был серьёзен, отчего морщинки в уголках глаз стали заметнее, а сам взгляд будто заволокла светло-зелёная дымка, — сейчас слушайте меня очень внимательно. Я понимаю, у вас был сильный стресс. Одним-единственным трансом его не выправишь, но я бы не советовал вам надоедать Алби, вынуждая её тратить на вас время и аппаратуру. Вы её испытуемый, не забывайте об этом, в этих стенах она ваша начальница, а не сестра милосердия. Ваш завтрашний сон отменяется, и это Алби Мирр-Гарт вам тоже припомнит. Хотя, в отличие от своего мужа, она не любитель всяких карающих дланей и прочих возмездий. Просто не перегибайте палку.
— Вам легко рассуждать, — на собеседника Мэт не смотрел, — а что прикажете делать мне? Я сам себя ненавижу... И госпожу Мирр-Гарт подвёл, чего уж там... Ладно, сейчас немного посижу, а потом куплю каких-нибудь антидепрессантов...
— И думать забудьте, — Альд Дир едва заметно повысил голос, — никаких антидепрессантов, алкоголя или наркотиков. Вы ценны своим мозгом, что у нас, что на своей кафедре, так не гробьте его всякой химией. Вам надо расслабиться и начать смотреть на мир по-новому.
— По-новому... Я не могу себе представить своё будущее, господин Дир... Иногда мне кажется, что у меня осталось только прошлое...
— У каждого святого есть прошлое, а у каждого грешника — будущее. — Альд Дир усмехнулся чему-то своему. — На святошу вы не тянете. Тогда начинайте грешить. Это очень... оздоравливает.
Мэт покосился на собеседника. Лейтенант Дир нёс какую-то пургу, видимо, чтобы приободрить его, Мэта, но молодой человек не понимал ни слова. Альд незаметно наблюдал за ним. Дор Стайн ясно дал понять: Мэта необходимо в кратчайшие сроки привести в чувство, чтобы этот веснушчатый Пифагор не запорол обыск, не впал в прострацию и начал нормально погружаться, а коли Альд Дир смог расположить юношу к себе, ему, Диру, и карты в руки. Вербовщик против воли вспомнил этот диалог в кабинете на последнем этаже.
— Ну и сукин сын этот Хард. И ведь не шушера какая, доктор наук, да ещё и сновидец. Дир, куда мы катимся?
— В пропасть, господин капитан, как и все эти тысячелетия.
— Вам бы беллетристом стать... Но вы меня смогли удивить, Дир, я знаю, что вы вербовщик от бога, однако не ожидал, что этот рыжий сопляк так доверится вам.
— Он находился в пограничном состоянии и был готов уцепиться за любую руку.
— Вы сами напросились. Приведёте его в чувство. Чтобы больше никаких истерик, самобичеваний, глазок в пол и прочей.... херни. Он должен как можно быстрее вернуться в проект и работать, чёрт бы его подрал. Обыск, в конце концов, Реус может провести и один, так даже лучше, наверно. А вы изловите этого жука после транса и выбьете из него всю дурь. Ещё не хватало, чтобы Алби нянчилась с подопытным, как с младенцем. Да ещё Сае придётся погружаться вместо него. Вам понятно? Будете изображать его лучшего друга, пока он не прекратит агонизировать.
— Я так понял, господин капитан, я могу использовать методы по своему усмотрению?
— В смысле? — Дор непонимающе уставился на заместителя.
— Алкоголь и наркотики исключены, его мозги не должны подвергаться деструктивным воздействиям. Но Мэт Хард состоит не из одних мозгов.
— И?.. Дир, давайте по существу.
— Ему двадцать четыре, и он всё ещё девственник. Заучился. И я думаю исправить этот недочёт. Парень должен выдохнуть и расслабиться — он выдохнет и расслабится безо всяких ненужных влияний... м-м-м... на высшую нервную деятельность. Короче, когда он выкатится из транса, я заберу его с собой в бордель. Пусть порадуется жизни.
Дор даже со стула привстал от неожиданности.
— Дир, вы... Слушайте, давайте вы ещё его начнёте приобщать к своим... девиациям.
— Я абсолютно гетеросексуален, это во-первых. Во-вторых, если вы, господин капитан, думаете, что мои личные... хм... предпочтения как-то скажутся на «дефлорации» этого чудика, то увольте. Пусть развлекается в меру своих скромных возможностей. Мне свечку не держать. Но длительное воздержание такой же стресс для организма, как и нервное потрясение. Просто парень чересчур погружён в свои теории и вычисления, а жизнь-то проходит.
— А, делайте, что хотите, — Дор крайне смутно представлял Мэта в публичном доме, а когда, наконец, представил, то непроизвольно потряс головой, отгоняя кошмарные видения, — как бы он ещё больший стресс не получил с непривычки.
— В заведении мадам Дианы исключены любые стрессы. Уж поверьте. Я посещаю только проверенные места.
— Слушайте, идите уже, куда шли. Могли бы и не делиться со мной вашими... наработками.
— Разрешите идти?
— Идите.
— Я вас не понимаю, — втайне Мэт был даже рад неожиданному появлению заместителя командира. Он хотя бы говорил человеческим голосом, а не цедил какое-то хриплое карканье, как лысый капитан с жуткими шрамами на затылке. И Альд Дир, кажется, ничем не выдавал своего осуждения. — Что меня должно... оздоровить?
— Мэт, вы человек логичный и прямой, и я буду говорить с вами прямо. У меня приказ помочь вам преодолеть стресс. Я бы помог вам и без приказа, но капитан желает видеть результаты. Вы должны вернуться в проект. Это не обсуждается. Но пока вы слишком взвинчены даже после транса, вам необходима релаксация. Я не знаю, как вы расслаблялись в Институте, да мне и неважно. Сейчас пойдёте со мной. Покажу вам одно запоминающееся местечко. Вам, по-хорошему, туда ещё лет шесть назад следовало заглянуть.
— Господин Дир, я... я благодарю вас за участие, но, право, я никуда не хочу. У меня всё в порядке...
— Мэт, ваше «всё в порядке» аж глаз режет. Пойдёмте. Засиделись вы уже в своём целибате.
— Вы что, — против воли рассмеялся Мэт, — в бордель меня, что ли, приглашаете? Но это же абсурд.
— Абсурд, господин Хард, это ваш перекос в сторону высшей нервной деятельности в противовес низшей. Во всём должен быть баланс. Я уже понял, что вы не собираетесь заводить семью и не хотите эмоционально-зависимых отношений с женщинами. Разумно, мне, между прочим, сорок шесть, а я никогда не был женат и ничего, не умер. Если вы комплексуете по поводу внешности, уверяю вас, там это не имеет значения. И вам не придётся дарить этим девушкам цветы или водить по ресторанам. И они не отказывают. Ни в чём. — Тут губы Дира на мгновение тронула странная усмешка. — Вам уже давно пора, Мэт, обратить внимание на себя-любимого. Не понравится, оденетесь и уйдёте. Там и к такому не привыкать.
Мэт недоуменно пожал плечами. Хотя... может, Альд и прав. Пора расширить свой кругозор и хоть ненадолго отвлечься от мучительной правды. Которая, в частности, состояла в том, что даже при учёной степени доктора наук Мэт Хард оставался некрасивым рыжим молодым человеком с лошадиными зубами и россыпью веснушек. Про оттопыренные уши он милосердно решил себе не напоминать.
* * *
Линда Хард сидела в комнате с зашторенными окнами и запертой на задвижку дверью в полном одиночестве и тихо плакала, вытирая слёзы промокшим платочком. За эти полгода женщина, казалось, постарела на десять лет, в волосах засеребрилась седина, а лицо покрылось сеточкой морщин, даже глаза потускнели, из них пропал тот неяркий и тёплый свет, который так нравился Ральфу. Ральф... его смерть стала ударом, от которого Линда так и не смогла оправиться, а безразличие сына доконало несчастную женщину окончательно. С уходом мужа Линда в ужасе поняла, что осталась одна, совсем одна, ей некому было выплакаться, Мэт не удостаивал её даже взглядом, забирая тарелку с ужином с собой в комнату и не выходя из неё до утра, подруг у стеснительной и тихой женщины не было, и её мир заволокла чёрная беспросветная пелена. Лучик света по имени Ральф Брисс погас, и настала вечная ночь. А глядя на Мэта, Линда не могла сдержать слёз. Ах, как дорого ей в итоге обошлась эта ошибка молодости, недолгий брак с Сидом Кайтом, не принесший ничего, кроме горя. Линда все эти годы винила Сида в их несложившейся семейной жизни, а особенно в том «подарке», что ей оставил молодой «красногалстучник», — его сыне, плоть от плоти своего отца, и Мэт в итоге пошёл по той же дорожке, подписавшись на какую-то работу для Отдела. Линда любила малыша, но чем старше он становился, тем сильнее проявлялось его внешнее сходство с Кайтом. Хотя интеллектом Мэт превзошёл даже именитых профессоров, в очень юном возрасте добившись всеобщего признания (чем Линда гордилась вполне искренне), проклятая кровь Сида всё же дала о себе знать: по чёрствости и равнодушию Мэт мог дать папаше сто очков вперёд. Пока был жив Ральф, Линда всегда могла рассчитывать на его поддержку и сочувствие, он ни разу в жизни не попрекнул её тем безрассудным браком... а теперь Линда Хард осталась один на один со своим... потомком. Сил называть Мэта сыном у неё уже не осталось.
Она снова промокнула глаза и нашарила в полутьме блистер с капсулами. Эти антидепрессанты отпускались без рецепта и не очень-то помогали, но заглушать боль спиртным или чем похлеще Линда не желала. Она ещё в своём уме, пусть даже будущее видится исключительно в чёрных тонах. Хотя в последние дни забрезжила хоть какая-то надежда. То, что Линда попала на проповедь «Истоков"», стало для несчастной вдовы и матери законченного эгоиста светом в конце тоннеля. Ведь и правда: что их, брошенных, отверженных, презираемых собственными детьми держит в этой застроенной однообразными коробками пустыне, где каждый шаг известен не полиции, так службе надзора, а пресная вода становится всё дороже. «Истоки» уверяли, что раньше всё было не так. Люди жили в гармонии с природой и лишь потом возгордились настолько, что результат ощущается до сих пор: природа отвергла их, загнав в резервацию, где обнажились худшие человеческие качества. С этим Линда была полностью согласна. А Внешний мир, единственное место, где нет вражды, зависти, злости, где в изобилии чистая вода и растут настоящие деревья, Внешний мир объявлен вне закона и его посещение карается пожизненным заключением. Вот оно, говорили «Истоки», истинное лицо Ойкумены, содрогающейся в последних конвульсиях. Ойкумена не способна дать людям счастье, здесь только стальные клещи идиотских законов и запретов, ты можешь быть или учёным, или особистом, если хочешь получать от этого мира нечто большее, а простые люди вынуждены оставаться в тени, обслуживая презирающую их коалицию во главе с заплывшим жиром премьером. Как тонко и трепетно отзывались эти слова в душе Линды! Запреты, говорили «Истоки», в Ойкумене повсюду запреты «ради блага граждан», но когда это верхушка думала о гражданах? А Внешний мир огромен, там хватит места всем. Человечеству пора вернуться к истокам, слиться с природой и отвергнуть костистую лапу цивилизации, что несёт лишь порабощение... Линда слушала, затаив дыхание, мысленно подписываясь под каждым словом. Только на этих проповедях она чувствовала себя живой. А вчерашний разговор, вернее, набор бессвязных криков в адрес Мэта, окончательно убедил женщину оставить Ойкумену своему бесчувственному отпрыску, а самой уйти в бескрайние просторы настоящей земли обетованной...
* * *
— Господин Дир? — Улыбка мадам Дианы была обворожительной, но в глубине красивых карих глаз притаился страх. Диана не хотела признаваться себе, что каждый визит зеленоглазого сноба обходился ей парой-тройкой новых седых волос. Это не считая того, что девочки потом дня три не выходили на работу, залечивая синяки и внутренние повреждения. А отказать не было никакой возможности. — Мы рады видеть вас вновь...
— Диана, как вы «рады», можете мне не врать. Вы не «рады» даже по тройному тарифу, и по вас плачет аудит. Выдохните уже, ваши цыпочки мне сегодня без надобности, у меня нет настроения. Вот, знакомьтесь, мой коллега, Мэт Хард. Он из Института, уважаемый учёный, доктор математических наук, так что пусть ваши пташки не раскрывают рта в его присутствии. Иначе мой юный друг разочаруется во всех женщинах сразу. По высшему уровню, Диана, по высшему. Как у вас там в прайсе... категория «А-ноль».
— «А-ноль»? — недоверчиво переспросила мадам, стараясь не пялиться на угловатого рыжего парня, маячившего у Дира за спиной. — Но...