— Что?
— На Перевал, говорю, тебя распределили?
— Ну да.
— Жалко. Там никто долго не задерживается, а ты хорошенькая… Если б не Перевал, я бы предложил тебе встречаться. Кстати…
Его глаза загорелись, а на лбу большими неоновыми буквами вспыхнула надпись «Нахрена козе баян? Можно и одноразовым сексом обойтись». Однако и взгляд, и провокационную надпись я проигнорировала, без ненужных расшаркиваний спросив:
— Так с начальником могу поговорить? Или как? Он на месте вообще?
Дежурный как-то внезапно погрустнел:
— Пончик-то? Да куда он денется? Этот крючкотвор даже обедает сухарями, чтобы мы не расслаблялись, — и добавил, заметив мой вопросительный взгляд:
— Третий этаж. Вторая дверь налево. Слушай, а вечером ты что делаешь?
Махнула дежурному рукой, ограничившись простым «отвали», хотя очень хотелось усугубить его отогнутым средним пальцем, и зашагала в указанном направлении. Коридоры здания СОВНС освещены были плохо. Видимо, неспроста, а с тайной целью сделать более неприметными стены, которые неизвестный, но, скорее всего, уже покойный маляр выкрасил в ядовито-зеленый цвет. Причем, говоря «ядовито», я нисколько не преувеличила: у меня уже ко второму этажу глаза слезиться начали.
Так что ничего удивительного, что я едва не прошла мимо нужной двери. Остановила меня латунная табличка, внезапно тепло и приветливо блеснувшая на фоне окружающей болотной зелени.
«Начальник СОВНС Рикардо Понтсо», — прочитала я, заправила волосы за уши, остро сожалея по поводу своего внешнего вида. Эх! Я-то надеялась, что в поезде переоденусь в форму, приведу себя в порядок… Кто ж знал, что конец пути проеду в маршрутке, мчащейся по узким западным дорожкам на дикой скорости, нарушающей не только все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, но заодно с ними и прочие нудные законы. Как закон всемирного тяготения, например.
Кто знал, что на местном вокзале нет комнат отдыха, оборудованных общественными душевыми, а в двух гостиницах, обнаруженных на площади, которая, конечно же, именовалась Привокзальной, цены были такими, что у меня аж зубы заломило.
Нехитрый скарб пришлось сдать в камеру хранения — тоже недешевую, между прочим, а потом чистить зубы в вокзальном туалете, безмолвно радуясь тому, что у свитера такое высокое горло. Ибо, не спрячь я как следует засосы на шее, с репутацией на новом месте работы можно было бы распрощаться раз и навсегда.
— Войдите! — громыхнуло в вышеозначенном кабинете после того, как я несмело дважды стукнула по зеленой двери.
— Здравия желаю! — проорала браво и, чеканя шаг, прошлепала (правильно, переобуться-то я тоже не смогла, поэтому и щеголяла пусть и в изящных, но совершенно неуместных сабо) от порога к огромному письменному столу. За ним восседал маленький круглый мужичишка, получивший прозвище Пончик явно не только из-за фонетической схожести фамилии с бичом всех желающих похудеть модниц.
— Орать не надо, — без особого энтузиазма поприветствовал меня мой первый в жизни настоящий начальник и кивнул в сторону трехногого стула, безмолвно обозначая место, где я могла бы бросить кости. — Ты по распределению, что ли? Документы где?
Я протянула пачку бумаг, уже изученных дежурным, и присовокупила к ним выписку из диплома, а также несколько личностных характеристик от некоторых из моих преподавателей. Пончик бегло все просмотрел, потратив гораздо меньше времени, чем пацан в дежурке, а потом смешно сложил пухлые ручки на своем кругленьком животике и ласковым голосочком поинтересовался:
— Ну, душа-девица, и за что ж такую красавицу в наши офигении услали? Признавайся, что натворила?
Про «офигении» я второй раз спрашивать не стала, показушно надула губы и обиженно проворчала:
— Чего сразу «натворила»? Я вообще-то одной из лучших на курсе считалась…
— Потому и спрашиваю, — хмыкнуло начальство, растянув румяные булочки щек в добродушной улыбке, — деточка…
«Хорошо хоть не Кошечка», — подумала, чувствуя, что в помещении стало как-то жарковато.
— Деточка, я слишком давно занимаю этот пост, чтобы не понимать: просто так такие «подарочки», как лучшая ученица курса, Западному сектору никогда не обламывались, а уж Западу-7 и подавно. Поэтому лучше сразу расскажи, сама. Ибо дерьмо, оно же такое, как ни топи, все равно рано или поздно всплывет…
Я малодушно порадовалась тому, что Доминика так красиво обозвали, подумала немного, а потом махнула рукой на все сомнения и поведала Пончику обо всем, благоразумно умолчав об инциденте в поезде. Я же не самоубийца, чтобы о таком рассказывать, да еще и не кому-нибудь, а собственному начальству.
Пончик слушал внимательно, все больше мрачнея в процессе моего повествования, а когда я замолчала, витиевато выругался и выкатился из-за стола. Просеменил своими маленькими пухлыми ножками до столика в углу, на котором я успела заметить электрический чайник, кофе-машину, медный кофейник — вот уж не понимаю, для чего он нужен в комнате, где газовой плиты и в помине нет — и вазочку на высокой ножке, до краев наполненную, судя по цвету, бруснично-грушевым вареньем. Выбрав из нагромождения посуды две одинаковых пузатых чашечки, Пончик щедро плеснул в них из того самого кофейника, и в воздухе я отчетливо уловила миндальные нотки уже знакомого мне коньяка.
— Значит, говоришь, обещался на Комиссию пойти?
Начальство поставило передо мной чашечку с ароматным напитком, заставив меня тем самым усомнится в безоблачности своего будущего. А что я должна была подумать, если сначала ректор — ну ладно, я студенткой тогда уже фактически не числилась, а теперь и начальник СОВНС наглым образом плюет на сухой закон, недвусмысленно предлагая напиться?
Но от угощения отказываться не стала. Сунула нос в чашку и угукнула:
— Обещал.
— А тебя, стало быть, такой вариант не устраивает?
— Я вообще слабо себе представляю, что он может кого-то устраивать, — проворчала я. — Но мне сказали, что неуставные отношения у вас в Западе-7… как бы не в чести, что опасаться нечего, вот я и…
— Неуставные — да! — Пончик язвительно усмехнулся. — Но, деточка, ты, пожалуйста, не путай теплое с мягким! Где неуставные, а где «контакт» между Гончей и Охотником? Разницу улавливаешь?
Я похолодела, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Неужели снова мордой об асфальт? Да сколько можно-то!
— Но тебя, слава богу, к нам только распределили, прикрепив конкретно к Перевалу. Так что можешь не волноваться. Тайрон, — Пончик болезненно скривился и сделал большой глоток из своей чашки. — Ах! — крякнул от удовольствия. — О чем бишь я? А! Тайрон, говорю, всю эту ересь насчет «контакта» на дух не переносит сам и сотрудникам своим не позволяет даже заикаться на эту тему. Так что в этом плане тебе где-то даже повезло. Хотя…
Начальник скорбно блеснул внезапно повлажневшими глазами и снова приложился к коньяку. Я, настороженная его нездоровой реакцией, тоже нюхнула из чашки, судорожно восстанавливая в памяти разговор Отти с Давой. Убейте меня, но все те влюбленные улыбки и закатывание глаз с Пончиком вот никак не вязались.
— Хотя, если что вдруг, мы найдем, чем зубы Комиссии обломать… Тем более что ты лучшая выпускница…
И тут Пончик как-то вдруг оживился и заерзал в кресле, подтягивая к себе сразу все многочисленные бумажки, лежавшие на его столе.
— Фактически, ты же никуда не торопишься?
Я осторожно покачала головой. Цитируя классика, «до пятницы я совершенно свободна». В том смысле, что куда спешить, если уже успела испортить все, что было возможно.
— Не знаю. Вам виднее. Вы же мое начальство… А в чем, собственно, дело, господин Понч… э-э-э… Понтчо?
— Понтсо, — исправил Пончик. — А дело в том, что я от хорошей Гончей и сам не отказался бы. В профессиональном смысле, не пугайся. Я из бездарных вояк, и Охотник во мне просыпается лишь по осени, как раз к сезону охоты. У нас, конечно, и свои девочки есть… Не знаю, что там у них случилось: глаз замылился, нюх притупился или влюбились все и сразу мне назло, да только мы никак не можем отследить одного хитрого урода. Не глянешь?
— А есть на что?
— В морге пять тел. Самому свежему три дня.
Пять тел. Я со свистом втянула в себя воздух, на мгновение прикрыв глаза.
— Пять? — пробормотала, меньше всего на свете желая навещать местный морг и отлично понимая: раз уж само начальство просит об одолжении, отказываться нельзя. — Вы же осознаете, сколько времени у меня это займет?
— Не первый год замужем, — кивнул Пончик, — да и девочки наши тебя подстрахуют. Ну так как?
Я посмотрела в окно. Солнце уже скрылось за крышами домов. Вечерело.
— Сегодня все равно уже поздно, — констатировала очевидное, — а завтра — почему бы не глянуть… Только, господин Пончо, блин, Понтсо, простите! Мне бы на довольствие встать. Или хотя бы комнату в общаге, а то…
— А то пить так хочется, что переночевать негде? — понятливо хмыкнул начальник.
— Просто мой кошелек успел познакомиться с ценами в ваших гостиницах, — не разделяя его веселья, хмуро пояснила я. — И они как-то не нашли общего языка. Да и камеру хранения только до вечера оплатила…
— Я понял. В дежурке попросишь, Крис тебе пропуск сделает и расскажет, как найти гостиницу для командировочных. Так я скажу нашим девчонкам, что бы к утру в морг подтягивались?
— Часам к восьми, — кивнула, понимая, что с рейдом лучше не затягивать. — Думаю, раньше их дергать не стоит. Мы хоть и работаем всегда со страховкой, но, по большому счету, никогда ею не пользуемся. Вы же знаете…
— Знаю, — Пончик вдруг перестал улыбаться, вмиг утратив свое румяное булочное благодушие. — Светает нынче в шесть. Так я передам, чтоб они на пять тридцать рассчитывали.
— Как скажете, — пожала плечами, понимая, что столь ранняя побудка не добавит мне очков в глазах местных Гончих. Но не спорить же из-за этого с начальством?! Тем более что формально он все-таки прав.
Гостиница для командировочных на поверку оказалась самым обычным общежитием, пятиэтажным и старым, с туалетом на этаже и пятью общими душевыми кабинами в подвале. Но жизнь научила меня не крутить носом, а брать что дают.
В крохотной комнатке нашла панцирную койку с видавшим виды матрасом, на котором ровненькой стопочкой лежало хрустящее от дрянного стирального порошка постельное белье и два миниатюрных вафельных полотенца. Возле обнаружилась тумбочка с подпалиной от кипятильника, на подоконнике — полная окурков пепельница. Вот, пожалуй, и все, если не считать встроенного шкафа и рабочего, пусть и старенького, калорифера. Ну что ж, и то хлеб. В приюте, когда зимы были особенно морозными, мы нередко спали втроем в одной кровати, повернувшись на бок, как сардинки в банке, и накрывшись всем, что было в комнате. И все равно мерзли! А шкафа у нас вообще никогда не было.
Первым делом я застелила постель. Затем приготовила свежее белье, достала из баула форму и аккуратно разложила ее поверх одеяла. И только после этого взяла полотенце и спустилась в душевые. Горячая вода придала сил, и жизнь вновь обрела краски. В конце концов, чего я кисну? У начальства отметилась, до места почти доехала, от Доминика избавилась, как и планировала, между прочим. Нет, он, конечно, еще даст о себе знать, нo теперь-то ручки коротки. Пусть вызывает на Комиссию. Уж я не постесняюсь рассказать про то, как легла под первого встречного, лишь бы избавиться от Козлодома. То-то его, зятя министра, на смех поднимут…
В принципе, жить можно. А то, что на улице холод собачий… Так люди и в более жутких условиях живут. Например, в тропиках южного сектора. Или в Северных горах. Северные-то куда как хуже Западных. Холоднее, злее и опаснее… Правда, придется купить теплые вещи, да побольше, потому как моя курточка из драп-дерюжки вряд ли выдержит местные морозы, раз уж у них тут летом так холодно.
Задумавшись, я не заметила, как наступил вечер, и пришло время идти в местную столовку отоваривать талоны на питание. На ужин была ароматная рассыпчатая гречка с соленым огурцом и стаканом кефира. Не самая моя любимая еда, но дареному коню в зубы не смотрят. Это во-первых. А во-вторых, нормальную еду я в последний раз видела так давно, что успела позабыть, как она выглядит. Поэтому продукты были уничтожены в мгновение ока, а обалдевший от такого разнообразия желудок даже потребовал добавки. Кстати…