Через несколько минут к ним в дверь кто-то поскрёбся, и раздался тихий, тоненький голосок карлицы Авдотьи: — Эй, мужики, у вас там всё в порядке?
— В порядке, в порядке, — успокоил её старик Никифор. — Иди спать, Дуняша. Завтра всё расскажем.
— Ну, хорошо. А то мой Василий собрался идти вас выручать, — прошептала карлица в щёлочку двери и отправилась в свою комнату.
Глава 3
— Ну, что же? Не вернулся ещё Прохор-то? — встревоженный старческий дребезжащий женский голос послышался из угла богато обставленной большой кельи. Там, в полумраке горящих свечей, среди раскиданных по обтянутой атласом широкой перине подушек сидела, опершись спиной на несколько пуховых подушек седая, простоволосая грузная женщина семидесяти пяти лет. Её широкое, с нездоровой бледностью лицо блестело от мелких капелек пота. Опухшими глазами, полными отчаянья и ужаса, она смотрела на свою помощницу — келейницу Ефросинью и, тяжело дыша, то и дело проводила рукавом исподней рубахи по взмокшему лбу.
— Да нет, схимница Серафима, не видать пока, — утирая слёзы, отвечала ей та, также не сводя с хозяйки полных горя глаз. И вдруг резко кинулась к маленькому оконцу, заделанному слюдой. — Ай, вот-вот, слышу отпирают ворота…Ага… Вот они уже скачут сюда, матушка!
Через несколько минут в келье показался тот самый ратник, что приезжал какое-то время назад к Ратмиру, и упал на колени: — Не гневайся, схимница Серафима! Не привёз я тебе того скомороха, что мой боярин тебе описал.
— Ах ты, Боже мой! Что же так, Прохорушка?! — сдавленным голосом воскликнула тяжело дышавшая женщина, в отчаянии простирая к нему трясущиеся руки. — Как же быть — то теперь?! Иль не нашёл ты его, Прохорушка?!
— Да нашёл, матушка, нашёл. Только ведь он отказал мне.
Келейница Ефросинья охнула и, обхватив лицо руками, тихонько завыла.
— Цыц, Фроська! — прикрикнула на неё матушка и вновь обратилась к ратнику: — Как же простой смерд посмел отказать боярскому посланнику? — искренно удивилась она. — Ты бы его вожжами отхлестал, да, связав по рукам-ногам, сюда бы и доставил!
— Думал я про то, мать Серафима. Только их старший сказал мне, что званы они на завтра на царский двор свои потешки представлять, и потому сегодня будут отдыхать, да готовиться к тому представлению, — развёл руками ратник. — Какие уж тут вожжи?
— Прямо к самому царю званы?! — поразилась женщина. — Знаю, что царь Иоанн привечает скоморохов и сам с ними подчас вытанцовывает-куролесит — нечистого тешит. Что же за оказия такая — что этот жалкий скоморошишка так вдруг всем понадобился?! Как же быть-то мне теперь?
— А, может, я тебе сгожусь для помощи? — осторожно спросил ратник Прохор.
— Ты?! — изумлённо округлились опухшие глаза женщины. — Ты же ратник!
— Ну, скоморох, чином много ниже, чем ратник боярина, — уязвлено пожал плечами Прохор. — Ты же ищешь его помощи. Так какая беда-то приключилась у тебя, схимница Серафима?
— И думать не смей! — неожиданно прикрикнула на него фальцетом женщина и крикнула своей келейнице: — Фроська, подавай одежду, да вели повозку запрягать.
— Куда же ты, матушка, в такое время собралась?! Едва дышишь вон, — всплеснула руками зарёванная келейница Ефросинья.
— Не твоё собачье дело! Прости меня, господи! — воскликнула тяжело дышавшая женщина, сползая с перин на деревянный, добела скоблённый ножом пол. — А ты, Прохор, поедешь со мной стражником моим.
— Как скажешь, схимница Серафима, — согласно поклонился тот. — Так я пойду на двор. Там тебя буду ожидать у повозки. А куда поедем-то схимница Серафима?
— Так к нему же и поедем. К скомороху этому. Ты же сам сказал, что знаешь, где он живёт…
— Знаю, схимница Серафима. Только как же ты сама к нему поедешь? — пришла очередь дивиться ратнику Прохору.
— А что же мне делать прикажешь?! Вот сейчас сама поеду и в ноги к нему кинусь. Просить, умолять буду, чтобы он помог мне в этом страшном деле, — тяжело дыша, женщина присела на лавку и протянула одну опухшую ногу своей помощнице: — Давай быстрее, Фроська. Обувку мою доставай из-под лавки. А ты, Прохор, иди к повозке, да жди меня там со своими товарищами.
Ратник Прохор недоумённо хмыкнул и шагнул за дверь кельи.
— Ишь, любопытный какой, — недобро проговорила женщина и сама себе пояснила вполголоса: — Ежели этот скоморох и впрямь такой умелец по сыску, то я не только умолять его буду. Я в ногах у него валяться стану, чтобы только помог он мне в беде моей. Только бы чтобы никто о том не узнал… Господи, да как же ты позволил такому совершиться?! — неожиданно для себя воскликнула женщина и, поймав, удивлённый взгляд келейницы, запричитала: — Да что же ты смотришь на меня с укоризной, дура окаянная?! Чего только в сердцах не скажешь! А тут горе такое — любой разума лишится, увидев этакое! И себя мне жалко, и тебя, и их в первую очередь.
— Да, матушка, прости меня, если что не так подумала. Я ведь тоже до сих пор в горести от увиденного. Всё же родная кровь! — запричитала в свою очередь келейница, трясущимися руками пытаясь натянуть на распухшие ступни своей хозяйки вязаные шерстяные чулки.
Через короткое время повозка с женщиной и её помощницей пронеслась по залитой лунным светом степи от мощного деревянного забора, уставленного пиками, в сторону Москвы. Рядом с ней проскакали вооружённые ратники боярина Федоскина…
Ратмир опять проснулся от того, что на деревянный настил постоялого двора со скрипом стала заезжать какая-то повозка, и послышался глухой стук копыт верховых лошадей. Раздались мужские и женские голоса, опять появился отсвет от зажженной корчмарём свечи.
Ратмиру показалось, что он вновь услышал своё имя и, прикрыв глаза, прислушался. Но подъехавшие уже зашли в корчму и провожаемые корчмарём, стали подниматься по лестнице на второй этаж.
Ратмир присел на лавке и каким-то чутьём понял, что люди направлялись в сторону их комнаты.
— Что, Ратмир? — встревожено прошептал старик Никифор. Тот не успел ничего ответить. В этот момент они услышали за дверью чьё-то тяжёлое дыхание. Раздался негромкий стук. Ратмир бесшумно подошёл к двери, встал боком ближе к стене, держа в правой руке кинжал.
— Кто стучит? — спросил он, прислонясь спиной к стене.
— Потешник Ратмир мне нужен. Разговор у меня к нему очень важный. Отворите, тогда скажу — кто я, — раздался взволнованный, дребезжащий женский голос. Удивлённо хмыкнув, Ратмир быстро вернулся к лавке, взял с изголовья серый кафтан и, надев его, открыл дверь. Неяркий свет от горящей свечи заставил его прищуриться. В полумраке коридора он увидел перед собой грузную женщину за семьдесят в чёрном монашеском одеянии. Рядом с ней стоял корчмарь со свечкой в руке. За ними высилась фигура ратника Прохора. Чуть поодаль темнела ещё одна женская фигура. Пожилая женщина жадно взглянула на него: — Не ты ли тот самый потешник Ратмир будешь? Боярин Федоскин сказывал про молодого…
— Ну, я — Ратмир, — настороженно смотрел на неё скоморох. — А тебя-то сюда нелёгкая зачем принесла? Кто ты?
— Дозволь войти в твою комнату и переговорить с тобой наедине? — не дожидаясь ответа, женщина, молча, отобрала горящую свечу у корчмаря и, шагнув в комнату, прикрыла за собой дверь. Ратмир недоумённо следил за ней.
— А это кто? — женщина ткнула указательным пальцем в сторону лежавшего на лавке старика Никифора. — Вели выйти ему. При нём я не буду разговаривать.
— Это мой товарищ и место его здесь. А ты пришла сюда незваной, женщина, и хочешь здесь командовать? Не выйдет, — недовольно посмотрел на неё Ратмир. Он почему-то с первого взгляда проникся непонятной неприязнью к неожиданной гостье. Её поведение только усугубило эту неприязнь. Ратмир распахнул дверь: — Иди, откуда пришла. Не желаю иметь с тобой никаких дел.
— Погоди, Ратмир. Ты же видишь, что это человек монашеского сословия, — неожиданно вступился за женщину старик Никифор и, накинув на себя кафтан, подошёл к ней и участливо спросил: — Что за беда приключилась с тобой, матушка? Присядь вот сюда на лавочку, да расскажи нам. Или мне уйти-таки?
— Спаси тебя Бог за радушие твоё, добрый человек! Но у меня и впрямь разговор один на один с товарищем твоим. Не обессудь! — воскликнула женщина, ободрённая его поддержкой. Она перевела взгляд на Ратмира: — Прости, что ненароком обидела твоего товарища, потешник Ратмир. Беда у меня приключилась страшная. И не знала я, как мне быть. Да только поверенный мой — боярин Федоскин — рассказал мне про тебя. Вот я и приехала просить тебя о милости — помоги мне в беде моей. Я в долгу не останусь.
— Да кто ты? — по-прежнему сухо спросил Ратмир, глядя исподлобья на незваную гостью. Что-то сильно беспокоило его в этой женщине. А что именно — он никак не мог понять.
Матушка промолчала, проводив взглядом закрывшего за собой дверь старика Никифора, и после повернула голову к Ратмиру:
— Я — схимница Серафима из Девичьего монастыря. Игуменья наша матушка Евникия отбыла на днях на богомолье во Владимир. Оставила меня приглядывать за монастырём и сестрами нашими. А сегодня вот такое горе у нас… И к кому обратиться-то? — она поднесла дрожащей рукой свечку так близко к лицу Ратмира, что тот даже отшатнулся назад.
— Поберегись с огнём-то так! — воскликнул раздражённо он и, отойдя в сторону, присел на лавку, указав ей рукой на другую лавку: — Присаживайся, в ногах правды нет.
— Спаси Бог тебя, сынок! — с облегчением присела на другую скамью схимница Серафима. Она поняла, что этот строптивый скоморох всё-таки решил снизойти до её беды. Поставив свечку на стол и достав из кармана монашеского одеяния белый с вышивкой рушник, она утёрла им взмокшее лицо: — А не видела ли я тебя раньше, потешник Ратмир? Уж больно мне лицо твоё знакомым кажется.
— Не знаю. Нет у меня времени на пустые разговоры. Говори, что за беда у тебя. Выслушать — выслушаю, но не обещаю, что смогу помочь, — резко прервал её Ратмир. Он с усилием потёр пальцами переносицу и недовольно уставился на нежданную собеседницу.
— Ехать тебе сейчас со мной нужно. Там всё сам увидишь, — неожиданно залилась слезами женщина.
— Ехать?! — воскликнул раздосадованный Ратмир. — Я не желаю сейчас никуда ехать. Просто расскажи, в чём дело и всё.
— Три послушницы монастыря …страшную погибель свою нашли сегодня в нашей кладовой… — сдавленным голосом сквозь слёзы, тяжело дыша, прошептала матушка Серафима.
— Убили? — вскинул голову Ратмир.
— Порешил их кто-то…страшно порешил. Не пожалели душегубы девиц невинных наших, — женщина преданно уставилась в глаза Ратмиру. — Я поначалу хотела обратиться к покровителям своим при дворе. Остались у меня ещё несколько родственников. Да только потом до меня дошло, что негоже нашему монастырю такие известия в народ пускать. Тайно нужно бы сыск провести, да найти обидчиков и наказать примерно. Чтобы неповадно было такое вытворять.
Ратмир помолчал и неожиданно спросил:
— А кем ты была в миру? Только правду говори мне.
— А мне и скрывать нечего, — приосанилась женщина. — В миру я звалась княгиней Натальей Вельяминовой.
— Кх-м …вот оно как. Значит, не показалось мне, — каким-то странным голосом произнёс Ратмир. Лицо его окаменело, глаза приобрели стальной оттенок. Он прищурился, глядя куда-то мимо незваной гостьи.
— Что скажешь, потешник Ратмир? Нужно тебе ехать туда самому и всё смотреть, — с надеждой склонилась в его сторону женщина.
— Что тут говорить… — каким-то чужим голосом продолжил Ратмир, переведя на неё холодный взгляд. — По убийствам Разбойный приказ должен следствие производить. В Судебнике так сказано. Я не могу поперёк закону идти. Можешь ехать сразу в Разбойный приказ, и там тебе дадут знающих людей.
— Ох, нет! Я же тебе пояснила, потешник, что негоже нам такие истории в народ пускать. Игуменье нашей матушке Евникее и монастырю какой урон будет нанесён! Смотри, я вот тут серебряных монет тебе принесла. Если мало — скажи. Ещё принесу. Только уж не нужна монастырю такая огласка, а тебе и твоим товарищам всякая денежка пригодится, — торопливо зашептала растерявшаяся схимница Серафима.
— Нет, — твёрдо ответил Ратмир и указал на дверь. — Иди, откуда пришла.
— Сынок, да не отказывай ты мне в просьбе моей! Смотри, на колени встаю перед тобой — только помоги! — воскликнула в отчаянии пожилая женщина. Она грузно сползла со скамьи и, тяжело дыша, встала перед Ратмиром на колени. — Да если бы не молва, что только ты можешь верно отыскать татей, разве ж встала бы я на колени перед всякой чернью!
— Чернью, — усмехнулся одними губами побледневший Ратмир и с прищуром посмотрел на стоявшую перед ним на коленях женщину: — Незачем тебе с чернью дела иметь, женщина. Вот и ступай себе с Богом в свою обитель и посылай за дьяком Разбойного приказа.