— Постараюсь.
— Удачи, — говорит Алекс.
Пожатие рук.
- - — -
Ругается последними словами умирающий под ногами раздавленный снег. Не глядя по сторонам, Лиза спешит домой. Допрос затянулся. Караулин очень старался, но притянуть и ее не получилось.
А она теперь безработная.
Вот и подъезд. Тепло. Голос из темноты:
— Лиза!
Она не пугается. Ждала. Надеялась — и не ошиблась.
— Пойдем, — просто кивает она и направляется к лифту.
Сумбур в сердце. Смесь радости и страха на прячущемся за отстраненностью лице, красном не только от мороза.
— Нет, — останавливает ее Кирилл, берет за руку и разворачивает к себе.
Глаза в глаза. И что же, что темно? Неважно.
— Не зайдешь? — огорченно выдыхает Лиза.
— Не сейчас, — бросает гость. Кашляет.
— Простыл?
Кирилл морщится:
— Пробежка аукнулась. Отвык. По морозцу-то.
— Чаю?
— Нет, кх-кх, спасибо. Что интересовало следователя?
Лиза косится по сторонам. Почтовые ящики скалятся грязными ухмылками, боковые квартиры затаились во мраке, от входной двери сквозит. Войти могут в любой момент.
— Может… все же поднимемся? — настаивает она.
Новый приступ кашля сгибает Кирилла пополам.
— Хорошо, — наконец, соглашается он.
Лиза идет вперед. Ему не видно, что она улыбается.
- - — -
Он простоял более трех часов. Стоял бы и дальше. До вечера. До утра. Неделю. Жизнь.
Звонок в кармане вернул из небытия.
— Как дела? — спрашивает Алекс. Он говорит едва слышно. Видимо, рядом находятся те, кому не следует знать о разговоре.
— Никого.
— Ты еще там?!
— А что делать?
— Они не пришли и не позвонили. — Голос Алекса тих. — Три часа — слишком большой срок. Уже не придут.
— Что теперь?
Кирилл говорит устало и почти равнодушно. Единственное чувство — дикая опустошенность. Он не знает, что делать и зачем жить. Алекс сообщает:
— Тебе — ждать. Мне — искать.
Итак, жить ради будущего. Все еще наладится. Обязательно.
В голове гуляет ветер, а надо строить планы. Куда податься? Правила просты: если тебя ищут — будь на шаг впереди. Иначе…
Он понимает. Все обычные связи отпадают. Вот только…
Кирилл смотрит по сторонам. Неужели в век сотовых этот аппарат не снят и не сломан? Удачно, не нужно искать кого-то или что-то, не нужно просить.
Кутаясь в шапку и воротник, он покидает арку «Атриума», на которой как честный человек уже обязан был жениться, если бы овеществилось все, что о ней за эти часы передумал. Из кармана брюк появляется завалявшаяся потрепанная карточка-жетон. Хранил, будто знал. Жетон входит в отверстие таксофона.
Давно остывший труп уличного телефона мертво глядит на Кирилла дырами с цифрами.
Не получилось. Звонить с Алексовой трубки не стоит, номер могут отследить. Ладно, адрес он помнит — однажды в день рождения Лизы помогал ей нести из дома в офис огромный торт, Владимир Терентьевич отрядил. Еще глазами некрасивые намеки делал. Старый развратник.
Вообще-то, к ней тоже опасно. Но нужно все знать.
Вот и встретились.
Он идет за ней следом. Кирилл знает, что Лизе он нравится. Хорошая девушка, только себе на уме. Не будь у него Алены…
Боль. Не пришли, не позвонили. Нахлынуло.
Сквозь безобразные круги и нелепые пятна — бледное лицо:
— Кирилл, что с тобой?
Кружится голова. Куда-то пропадает тело. Почти насильно девушка вталкивает его в лифт. Поддерживает, сопя где-то в районе груди под склоненной шапочкой. Когда ворота уединенности раздвигаются, она бережно подхватывает его за талию и ведет к квартире.
— Ты!
Удар в грудину.
Рука в перчатке, а грудь у Кирилла в пуховике, и эффект получается больше моральный. Ошеломить, а не угробить.
— Оставь Лизавету в покое! Еще раз увижу…
Боже, как мелочно… Сердце вновь начинает биться.
Это не Сычевы бугаи. Жить и радоваться.
— Успокойся, я вообще…
Его оправдания никому не нужны. Поджидавший на площадке парень пьян и невменяем.
— Саня! Это не то, что ты подумал! Собственно, что ты, вообще, себе вообразил! Не имеешь права, это моя жизнь, ты ушел — вот и уходи! Ой, мамочки!!
Кинувшаяся между ними Лиза кричит от страха — в руке напавшего блестит нож. Длинный, узкий, холодный. Противный и непредсказуемо опасный, как хозяин.