Кейт метнула на Джона осуждающий взгляд, но люди, у которых хватало домашних забот, один за другим потянулись к дверям, перед уходом пожимая братьям руки. Правда, на сей раз они смотрели на Джона с меньшей сердечностью.
Люди Кейт под ее взглядом к нему даже не подошли.
Неважно. Роб смог устоять против зова мести. Возможно, теперь он готов прислушаться к голосу разума.
— Я хочу поговорить с тобой, Роб, — произнес он, когда их осталось трое. Роб кивнул в направлении стола. Кейт пошла было за ними, но Джон возразил: — Наедине.
Она взглянула на Роба, и тот кивком попросил ее выйти.
Но прежде она смерила Джона презрительным взглядом. Женщина, меньше часа назад трепетавшая в его руках, исчезла. Перед ним стоял непокорный воин.
Глядя в ее сузившиеся глаза, он задумался, которая из этих двух Кейт настоящая.
Она приблизилась к нему почти вплотную.
— Опять лезешь на рожон, Джонни Тряпка? — Ее хриплый шепот был едва слышен и предназначался только для его ушей.
Горячий гнев окрасил его скулы румянцем, когда она прошла мимо него к лестнице.
Джонни Тряпка. Голубоглазый малыш.
Прозвище, которое он постарался забыть, едва уехал из дома. Меньше всего он хотел вспоминать о нем сейчас, перед серьезным разговором со старшим братом.
Между ними было всего три года разницы, но именно Роб, старший сын, был любимцем в семье. Высокий, сильный, неразговорчивый, с черными, как у их матери, волосами и карими, как у всех Брансонов, глазами, он лучше владел оружием, чем словами.
Слова отдали на откуп голубоглазому Джонни, подкидышу в гнезде Брансонов.
И Джонни еще ребенком стал мастером рассказывать истории, научился шутить и смешить их своим дурачеством. Для него это стало единственным способом заслужить их одобрение.
Порой, когда Черный Роб спешил схватиться за меч или занести кулаки, смышленому Джонни удавалось разрешить ситуацию миром.
В конце концов его отослали из дома, отправив в качестве забавного подарка юному королю Якову. В тот день он понял, что своими ловкими словами и смешными выходками так и не смог заслужить отцовской любви. А прибыв ко двору, узнал, что шестилетнему королю тоже не хватает старшего брата.
И еще он узнал, что хорошо подвешенный язык способен не только уберечь от неприятностей, но и наоборот, навлечь их на его голову — и вот тогда приходила пора взяться за меч. Со временем он научился владеть оружием не хуже своего брата.
Об этом он и напомнил себе, когда сел с Робом за стол, как будто словесный поединок с братом был немногим легче, чем драка на мечах. Неумелый боец может непреднамеренно ранить больнее, чем собирался.
Как и человек, который неважно владеет словом.
Джон положил руки на стол. Роб молча смотрел ему в глаза и ждал, когда он начнет говорить.
Возможно, новые аргументы переубедят его. Докажут, что выбор в пользу короля это единственное правильное решение. Возможно, брат почувствует облегчение. Даже благодарность.
— Что будет потом, после того как ты выследишь Вилли Сторвика? Ты задумывался о последствиях, Роб?
Это будет посерьезнее кражи скота, чем на границе грешили многие с обеих сторон. Обоюдные убийства затянутся на десятилетия, останутся в памяти поколений в легендах и песнях. На границе у этого было свое название. Кровная вражда.
— О последствиях должен был думать Вилли-со-шрамом, когда убивал Зандера Гилнока.
— Но, конечно, у Кейт еще есть время передумать. — Он откинулся назад, сложил на груди руки и пожал плечами. — Женщины часто меняют свое мнение. Тогда ничто не помешает тебе послать королю подмогу.
— Так вот каков твой план.
Никогда не пытайся одурачить своего брата.
— О чем ты?
— Ты хочешь совратить ее, чтобы она помогла тебе.
Обнаженная Кейт под его телом… Он отогнал это видение.
— Такую женщину, как она? Нет. — Еще недавно по глупости он на то и рассчитывал. — Но женщины переменчивы.
По крайней мере те, с которыми он имел дело раньше.
— Кейт? — Роб чуть не расхохотался. — Плохо же ты ее знаешь, если так думаешь.
— Я хорошо знаю женщин.
Роб подался вперед.
— Да неужели? Тогда ты ничего не знаешь о жизни на границе.
Кейт и его родина, две непредвиденные загадки. Но в том, что он должен сделать, ничего загадочного не было.
— Для того, чтобы выполнять приказы короля, я знаю достаточно.
Роб изучал его с некоторым замешательством на лице.
— Ты превратился в такого послушного лакея. Король, видно, наобещал тебе с три короба.
Король ничего не обещал прямо, однако намекнул на богатую невесту и придворную должность — кравчего или даже казначея.
— Нет ничего позорного в том, чтобы служить своему суверену.
— Надеюсь, его подачки приносят тебе радость, — с издевкой ответил Роб. — Но нам ему предложить нечего. Все, что нужно, мы способны добыть себе сами, без помощи твоего короля.
— Ты о пище в желудке, рубахе на теле и прочной крыше над головой? Верно, тут вы способны справиться сами. Но только король может обеспечить в стране мир и подарить вам время, чтобы насладиться всем этим.
Роб моргнул. Что-то промелькнуло на дне его глаз, словно он узрел проблеск другой жизни. Джон задержал дыхание. Неужели брат наконец-то понял?
А потом Роб поднял глаза к потолку, где еще вчера, в комнате этажом выше, лежало тело его отца.
— Только господь может дать человеку время. — Он покачал головой. — Только господь.
— И господь ниспослал нам короля, как представителя своей воли на земле. — Наклонившись вперед, он сжал руку брата. — Помоги ему, Робби. Прошу тебя.
Но перед ним снова сидел прежний Роб.
— Помогай своему малышу сам, Джонни. Только не воображай, что его значок наделил тебя властью над нами.
Джон вздрогнул.
— Об этом я даже не думал.
— Правда? — усмехнулся брат.
Джон откинулся назад, внезапно задумавшись. Действительно, а зачем еще он вернулся?
Он приехал домой со знаком королевского отличия на груди, как глашатай королевской воли, и рассчитывал тем самым завоевать уважение отца. Или хотя бы обратить на себя его внимание.
Вместо этого он снова стал Джонни Тряпкой. Даже хуже. Отринутым семьей изгоем, чужаком родом из далеких краев. Врагом вроде Вилли Сторвика.
Но он увидел далекие края, узнал жизнь за пределами этой долины.
— Мне известно, чего хочет король. Уравнять Шотландию с Англией.
— Ты думаешь, он посмеет бросить вызов своему дядюшке Генриху? Тому самому, кто стравливает приграничные семьи?