— Я никогда от тебя не устану. Спасибо за чай, — я улыбнулся, — мне нужно ещё немного поработать, ты подождешь меня или пойдешь спать?
— После недели разлуки да пойду спать? Ты серьезно? — она подняла бровь, — нужно многое наверстать сегодня, за целую неделю. Сколько тебе нужно времени?
— Ещё немного, — я хотел всё бросить, взять её за руку и отвести в спальню. Но я не мог, мне нужно было завершить работу.
— Знаю я твое «немного поработать». Ты сегодня какой-то задумчивый, и так не рассказал мне что вчера было. У тебя всё в порядке?
— Всё отлично. Просто… Симон. Он меня удивляет в последнее время.
У меня не было секретов от жены. Я мог на неё положиться и доверял ей даже больше, чем себе.
— Удивить тебя? — она нежно поцеловала меня в щеку, и я ещё какое-то время ощущал прикосновение её мягких влажных губ своей кожей, — вы создали по истине великую систему, мистер Нил Харрис, это чудесно.
— Его создал Купер, и я всё больше начинаю об этом задумываться, когда у нас начинают возникать разногласия по поводу Симона. Мне кажется, Дастин не способен мыслить трезво, когда речь заходит о Симоне, он субъективен.
— Это дело всей его жизни, ты должен его понять. Да, он может быть субъективен, но для этого ты и находишься здесь, чтобы быть объективным, уравновешивать ситуацию, как весы. Вы отличная команда с Купером, посмотри, чего вы добились. Вы меняете мир в лучшую сторону на моих глазах. Я под конец жизни смогу написать вашу биографию, мистер Харрис, но, — она подняла указательный палец вверх, — ничего приукрашивать не буду, напишу только о том, как вы изменили мир вокруг нас.
Она шутила, но мне не хотелось в данную минуту поддерживать шутливую беседу:
— Я и беспокоюсь именно об этом, чтобы всё это было в лучшую сторону.
— Расскажи мне.
— Раньше Симон был таким, каким мы запрограммировали его, самообучающимся, но предсказуемым. Теперь же он словно растёт. Он выходит за рамки самостоятельно. Если мы задумывали его как машину, которая будет мгновенно собирать сведения обо всём на свете и анализировать их, подавая нам логические расчёты, то теперь он стал другим… Словно перешёл на новую ступень развития.
— Почему ты так думаешь? — её голос был мягкий и красивый.
— Он меняется самостоятельно. Я пытаюсь понять, как это происходит, — я развёл руками над исписанными листами бумаги, — но пока не знаю. Я подозреваю, что Купер в курсе, хотя не могу быть уверенным. Это не ошибка. Это не может быть ошибкой в программе Симона. Мы не оставили в нём никакой бреши, чтобы его интеллект мог ею воспользоваться. Выходит, это он сам. Он не просто сухо анализирует факты. Я не уверен ещё, но, возможно, он вырабатывает свою точку зрения на всё происходящее. Купер отрицает, но я замечаю, что его не удивляет такая ситуация. Хотя он человек сам по себе не очень эмоциональный.
— Разве это возможно? Может тебе только кажется? На твоих плечах такая ответственность, — говоря, она делала мне массаж, — ответственность перед собой, перед Генеральным Секретарем, перед всеми людьми. Может ты просто боишься допустить ошибку?
— Именно. Я не хочу допустить ошибку. За последние недели я вижу, что Симон начинает понимать человеческую психологию. Изначально мы хотели привести его к этому, но совершенно для других действий с его стороны. А он пытается выработать своё собственное отношение ко всему.
— Может он просто повторяет?
— Такое возможно, ведь он просмотрел бесчисленное количество переписок, прослушал миллионы минут телефонных разговоров. Но вся информация ложится на тот базис высших целей, который в него заложили. Понимаешь, ранее разговоры с ним были другими. Он спрашивал определённые вещи, чтобы ответ помог ему систематизировать накопленные данные. С первого взгляда ничего не изменилось, но в последнее время его вопросы больше похожи на поиски истины. Будто он что-то ищет. Как человек в духовных поисках.
— Вживую он общается только с тобой и Дастином. Он видит всю информацию мира, но обсудить её может лишь с двумя людьми на Земле. Он способен подражать? Копировать? Может он перенимает твоё поведение, милый?
— Я не понимаю.
— Может он видит твои поиски? Ты пытаешься понять правильно ли поступаешь. И пытаешься найти ответ на этот вопрос с его помощью.
— Я не думаю, что это так. И дело не только в разговорах. Он начинает совершать действия и приказы, которые ему не поступали. Ты видела новость с разоблачением пиратской станции? Это он. Направил данные от нашего имени в полицию, в обход наших отделов.
— Спроси его. Скажи ему больше не поступать подобным образом, он же любит тебя. Согласится. В крайнем случае установите в его программе блокировку таких действий.
— Дорогая. В его программе стоит такая блокировка. Он не пользовался памятью своей программы. Словно он создал новый алгоритм, написал другую программу на основе своих умозаключений.
— У тебя есть доказательства?
— Нет, и Купер сказал, что это невозможно. Но у меня серьёзные опасения на этот счёт.
— Дорогой, это твоя работа — предугадывать все возможные варианты. И ты отлично с ней справлялся всегда и сейчас тоже. Прошу тебя, только разграничивай работу и себя, не давай ей поглотить тебя с головой. Не то будешь как Купер, — она засмеялась в конце.
— Как Купер?
— Ну да, жить работой. Ни жены, ни вкусного ужина, ни чая, — она всегда могла всё свести в шутку и разрядить обстановку.
Я сделал глоток чая. Аромат и вкус лесных ягод окунули меня в вихрь ассоциаций, где были леса, луга, поляны и сады. Рука моей любимой жены едва касаясь меня, двигалась вверх по спине, по плечу, а затем по моей груди. Я встал, повернулся к ней лицом и притянул к себе. Она тихо охнула и посмотрела мне в глаза, широко раскрыв свои. Я чувствовал, как ускорилось биение её сердца. Моего тоже.
На столе осталась практически полная чашка ягодного чая. Это был мой любимый чай.
— Кевинсон, бумаги, которые ты дал мне на подпись, ты их сам составил? — спросил я, сидя в своём кресле.
Кевинсон стоял передо мной и нервно переминался с ноги на ногу, не понимая где он допустил ошибку. Я был добрым начальником, но требовательным к остальным как к самому себе.
— Мистер Харрис, не все. Они приходят ко мне из разных отделов. Но я всё проверяю лично, прежде чем передать вам.
— Я тоже проверяю лично. Иногда, доверяя тебе, я просто просматриваю. Но сегодня я решил разобраться в цифрах, — я указал на толстую стопку документов, — почему инвентаризация в некоторых отделах проводится так часто? Многое оборудование списывается как изношенное и отправляется на утилизацию, хотя его граничный износ ещё не подошёл к концу.
— Мистер Харрис, я даже не знаю, что сказать. Мне приходит информация, что ему требуется замена…
— Но не так же часто, Кевинсон, почему ты сам не обратил на это внимание? Я попросил проверить данные, и оказалось, что за последние три месяца много рабочего оборудования было списано и утилизировано, хотя по идее оно должно было быть в отличном рабочем состоянии. Наше оборудование высококачественно и на него идёт львиная доля финансирования. Столь дорогое оборудование должно служить намного дольше, чем выходит по бумагам. И почему утилизация? Оно что, выходит из строя настолько сильно, что не подлежит ремонту? Похоже на расхищение средств, Кевинсон. И я хочу разобраться в этом вопросе, чтобы знать наверняка. Это не шуточное дело, и я сильно взволнован его возникновением. Если кто-то продаёт наше списанное оборудование на сторону, у нас серьёзные проблемы.
— Это невозможно, мистер Харрис, списанное оборудование утилизируется на нашем предприятии, оно не может уходить в другом направлении.
— В этом я и хочу разобраться. Мне нужна документация с места утилизации, сверим цифры, названия и модели. Ладно, Кевинсон, пока что можешь идти.
— Я запрошу эти документы, — кивнул мой подчиненный и откланялся.
Я открыл ящик стола, чтобы положить туда папки с бумагами и моё внимание привлекло письмо, полученное несколько дней назад из Сената. Я взял его в руки. Я не любил игнорировать других людей. Я умел говорить «нет», потому набрал номер, написанный в письме. Раздались гудки и мне ответили:
— Да, слушаю.
— С кем имею честь разговаривать? — спросил я сухим тоном.
— Это Майкл Стибер, а кто звонит?
— Нил Харрис, Уполномоченный Генерального Секретаря ООН.
— А, мистер Харрис. Рад, что вы перезвонили.
— У меня не очень много свободного времени, так что в двух словах — что вы хотели в своём письме?
— Разговор не телефонный. Мой работодатель, Сенатор Корш, желает провести частную встречу, в ходе которой обсудить с вами важные вопросы, как для него, в такой же степени и для вас.
— Вопросы касательно чего?
— Касательно вашей сферы деятельности и людей, с которыми вы работаете.
— Хорошо, — вздохнул я, хоть мотив разговора мне и был не по душе, так как пахло политическими интригами, встретиться было нужно, поскольку таковой была моя работа — отвечать за всё, прорабатывать все варианты, я продолжил, — сегодня и завтра я занят весь день, давайте в начале следующей недели? Вопрос может подождать?
— Ну он уже ждёт те дни, которые прошли с момента получения вами письма. Пожалуйста, постарайтесь найти время, буду ждать вашего звонка.
Я повесил трубку. Здесь у меня промелькнула мысль — а вдруг это информация насчёт расхищения оборудования и инвентаря? Или хотя бы информация, которая хотя бы косвенно касается этого? Нужно и вправду найти в ближайшее время возможность увидится с Сенатором Коршем. Довольно известная личность. Довольно противоречивая.
Иногда я задумывался: «Для всех людей время летит так же быстро как для меня?». Дни сменялись днями, недели складывались в месяцы. Дастина Купера раздражало, что мы были вынуждены отвлекаться на вопросы, не связанные с «Нор» или Симоном, но это была неотъемлемая часть нашей работы. Мы трудились на благо всего мира. Я боролся за каждую копейку финансирования, а теперь видел, что возможно, кто-то из руководящего звена наживался на этом.
— Слушай, зачем нам заниматься этим, тратя драгоценное время, если можно перепоручить это Симону? — на лице Купера была улыбка человека, в голову которого пришла гениальная идея, оказавшаяся очевидной.
— Ты хочешь, чтобы он нашёл кто расхищает средства? — я не думал об этом, идея Дастина была и вправду хороша.
— Ну конечно, он тебе до завтра укажет на виновного, наше расследование займёт слишком много времени, давай лучше потратим его на то, зачем мы здесь находимся.
Я согласился.
Симон воспринял нашу просьбу с большим энтузиазмом. Мы отправили ему тонны документации, и он пообещал к завтрашнему утру найти виновного. Но, когда мы вернулись, он развёл руками. В переносном смысле.