— Здесь она закончена, — я отсалютовал ему и пошёл прочь.
Мне удалось. Правда это и стоило мне нервов. Я достал информацию. Значит, Стив был жив. Более того, изолирован и помещён в психиатрическую лечебницу. Самой же корпорацией. Одно из двух — либо он действительно говорил правду, которую списали за бред сумасшедшего и поместили подальше от людей, чтобы он никому не проболтался, либо он был самым настоящим больным, невменяемым, которого оградили от общества не с целью сокрыть, а обезопасить людей от ещё одного психа. Один дурак сказал, другой дурак поверил. Третий дурак сделал. Да, если Стив психически больной на пару с Триссом, то я выглядел ещё большим идиотом на их фоне после всего, что совершил. Ну а что теперь — нужно было доводить дело до конца: убедиться в своих опасениях, или развенчать их.
Я взял в руки телефон. Набрал номер Терри. Шли гудки, трубку он не брал. Спит, наверное. Хорошо, сообщу ему о находке друга позже. К тому моменту и сведений у меня, надеюсь, будет больше. Сейчас я не желал терять время, чтобы ждать, пока Терри выйдет на связь. Он был мне пока что и не нужен.
Переодевшись у автомобиля, я сел внутрь и поехал сперва сжечь все вещи, которые принадлежали абстрактному сотруднику Министерства Юстиции. Остановился в безлюдном месте, сложил их в кучу и облил из канистры с бензином. Я стоял и смотрел как они полыхали. Мне ясно дали понять, чтобы я не оставлял никаких доказательств своего проникновения в Архив Суда. Нельзя было их просто выкидывать. Одежда сгорела первой, пластиковое удостоверение потрескивало, перчатки разили неприятным запахом резины, пока огонь пожирал их. Кейс с инструментами был сделан из легковоспламеняющегося материала и через несколько минут полностью выгорел.
Я нарушил несколько пунктов федерального уголовного закона. Мучала ли меня совесть? Ни капли. Остался лишь пепел и груда непонятного вида остатков. Я раскидал их ногой, загреб пылью с дороги и вернулся в автомобиль. Ночь была далеко не окончена.
Я остановился на заправке. Заполнил бак доверху, а сам прошёл в магазин, где находился кофейный аппарат. Кофе из него получился отвратительный, но другого поблизости было не попробовать, да и времени у меня особо не было. Государственная лечебница строгого режима № 3.
Лечебница не была общедоступным местом. Строгий режим в названии подразумевал заключение в ней лиц, которые несли серьёзную опасность для окружающих, или совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления, но в силу своего психического состояния не подлежали удержанию в обычной тюрьме. Мне нужна была весомая причина, чтобы проникнуть внутрь. Я открыл ноутбук и зашёл в базу данных Ассоциации людей-адвокатов. Там я принялся просматривать дела, которые вёл на протяжении многих лет. Я нашёл то, что искал. Шесть лет назад мой клиент, Дин Кассель был признан (моими усердными стараниями) психически нездоровым, опасным для окружающих и помещён в эту лечебницу. Он совершил двойное убийство из мотивов ревности, ему грозила смертная казнь, но я смог сохранить ему жизнь. Интересно, не превратилась ли теперь она в жизнь овоща после всех препаратов, которыми его пичкали на протяжении шести лет? Не важно. Меня не волновала его судьба. Мне нужны были сейчас лишь бумаги по его делу. Их я распечатал на заправке, благо там стоял принтер, хоть и безнадёжно устаревший.
На подъезде к лечебнице располагался блок-пост. Я показал судебное решение, которым Дин Кассель, мой дорогой клиент был приговорен к содержанию в этом ужасном месте, а мне так не безразлична его судьба, что последние шесть лет я только и занимался поиском доказательств, которые бы доказывали его невиновность. Наконец я их нашёл, и не могу ждать не то что утра, мне даже ждать трудно пока меня охрана пропустит — ведь у меня есть сведения, что человек, возможно, по ошибке содержится в столь злополучном месте, и его психика уже безнадёжно травмирована. Потому я должен как можно быстрее попасть к нему, увидеть его, поговорить с ним. О чём? Я не могу рассказать, ведь это адвокатская тайна — придуманная людьми конструкция, которой можно прикрываться в любой неудобной ситуации. Спросят о чём-то, а ты не хочешь отвечать. Надо говорить, что по аналогичному вопросу у тебя есть дело одного клиента, и ты не можешь обсуждать эту тему, так как можешь навредить интересам клиента, и тебя защищает адвокатская тайна. Охрана кивала, понимающе, и пропустила меня, указав, что машину следует оставить возле их поста, а дальше идти пешком. Спасибо и на этом.
Психбольницы сами по себе были жуткими местами, а ночная тьма придавала им ещё более зловещий колорит. Каким ранее нуждам служило это здание? Выглядело оно словно особняк знатных вельмож-плантаторов восемнадцатого века, только в разы больше и масштабнее. Широкие прямоугольные окна были полностью зарешечены, все до единого. Света в окнах не было. Мне показалось или у одного окна на третьем этаже стоит женщина? Я присмотрелся. Действительно, она стояла у окна, длинные черные волосы, белая рубашка в пол, худые стройные ноги, женщина стояла прямо и ровно, не двигаясь. Она неотрывно смотрела меня, провожая идущего взглядом. Мне бы, может, и стало слегка жутковато, но сейчас я был окружён другими заботами. Я прошёл через красивый сад, деревья в котором были подстрижены в различные фигуры и встал у двойных створок на входе в здание. Открыл.
— Я хочу поговорить с дежурным врачом, — так я пояснил свой поздний визит пожилой женщине в приёмной.
— Доктор Хилл дежурит сегодня. Скажите, пожалуйста, своё имя, я вас запишу.
— Нет-нет, это лишнее. Он знает меня, я не по медицинским делам.
Коридор приёмной пустовал, никаких людей кроме крепкого на вид медбрата, сидевшего на стуле, вернее — дремавшего на нём, не было. Я прошёл к кабинету, над которым висела табличка «Дежурный врач» и зашёл.
В таких делах не следовало идти к начальству. Руководители всегда являлись более ответственными, чем сотрудники низшего звена и понимали всю полноту последствий своих действий. Они долго шли к своему шефскому креслу, и боялись его терять. Потому они очень редко соглашались идти на уступки, а если такое и случалось, то заламывали космическую цену, которая не стоила уплаченного за них дела.
Вопросы нужно было решать с теми, кто мог решить их напрямую. Всё равно начальник после взятки поручит исполнить действия своим подчиненным, так почему бы не направиться сразу к ним?
За столом сидел чернокожий мужчина лет пятидесяти. Высокий рост, широкоплечий. В белом халате с короткими рукавами. Крепкие руки. Я думаю, такой мог с одинаковым успехом как лечить, так и утихомиривать больных.
— Могу ли я вам чем-то помочь? — спросил он низким басом.
— Да, разумеется, — кивнул я и закрыл за собой дверь. Пройдя к врачу, я сел на стул перед ним, — как раз вы мне и нужны, доктор Хилл.
— Я вас слушаю, — он вытянул руки и скрестил пальцы.
— Мне очень необходима информация, которой располагает один человек, и оттого, что он скажет, будет зависеть очень многое для меня. Моя личная безопасность, понимаете? Я ищу Стива Макмарена.
Доктор Хилл поджал губы и вздохнул:
— Я не знаю такого. Да если бы и знал, я не имею права пропускать посетителей к нему. Кого бы то ни было. Будь то жена, которая родит от него сына через пять минут, умирающий первый школьный учитель, кузен, мать родная или даже сам апостол Павел, явившейся лично, чтобы забрать его душу на небеса.
Я не услышал ничего такого, чего не ожидал бы. Молча, я взял его руку и вложил туда купюру в сто долларов. Взглянув в свою ладонь, он сделал выражение лица, будто только что вспомнил нечто очень важное:
— Хотя я и обладаю определёнными полномочиями здесь, но их, к сожалению, не достаточно.
Я повторил свои действия с ещё одной соткой.
— Как вы говорите зовут нужного вам человека?
— Стив Макмарен.
— Стив Макмарен, — протянул врач, словно пытался вспомнить, — да, точно. Поместили в одиночную палату полторы недели назад. Острая форма шизофрении, расстройство мышления, бред и мания преследования. К нему нельзя посетителей.
— Мне действительно нужно с ним поговорить, — сказав это, я достал ещё купюры и протянул доктору.
Тот принял, осмотрел и спросил:
— Неужели вы думаете, что я буду рисковать вашей жизнью, подвергая её угрозе, общением с таким опасности человеком, ради тысячи баксов? Нет, вы слишком хороший человек, чтобы так рисковать.
— Больше двух я не дам, — невозмутимо проговорил я.
Он немного замялся, видимо терзаемый собственной жадностью, желая больших денег, но в итоге успокоил свои чувства и ответил:
— Ну, больше двух и не нужно, я думаю за такую сумму я смогу обеспечить вам безопасность во время общения.
Доктор Хилл спрятал две тысячи сто долларов в карман, улыбнувшись мне:
— Надеюсь, Господь Бог простит нам это!
Я ничего не ответил, лишь пожал плечами. Если не простит, я переживу. Я верю в Бога только когда ко мне приходят истинно верующие клиенты. Нужно будет, я и в иудейского Бога поверю если на пороге моей конторы будет стоять раввин и захочет обсудить со мной Тору. Лишь бы это подвигло клиента довериться мне и заплатить за мои услуги.
Врач закрыл свой кабинет, подошёл к дежурной и обратился к ней:
— Я скоро буду, отлучусь ненадолго.
Вход во внутренние помещения лечебницы закрывался несколькими замками, которые для нас отпер санитар, несший дежурство возле них. Длинные прямые коридоры уходили в стороны, освещаемые тусклым жёлтым светом ламп. Все окна закрывали толстые решётки. Прямых углов, лишних предметов — ничего такого, обо что больные могли бы себя травмировать, не было. Несколько минут мы шли, прежде чем доктор Хилл остановился.
— У вас будет десять минут. Запомните, что камеры внутри палаты фиксируют всё происходящее, и в случае чего, если это будет связано с каким-нибудь преступлением, или с больным что-то случится, вся вина будет лежать на вас. Меня то здесь и не было.
— И меня не будет через десять минут, — ответил я.
Хилл приложил пластиковую карту к специальному дисплею у входа в палату. Что-то пискнуло, раздался щелчок, и дверь открылась.
— Макмарен, просыпайся, ты нужен одному человеку, — крикнул доктор и отступил в сторону, после чего обратился уже ко мне, — я дверь закрою, если он на вас накинется, зовите меня. Но вообще он спокойный, поэтому лекарствами мы его не каждый день качаем. Сегодня язык у него не должен заплетаться.
Я вошёл внутрь. Сзади хлопнул замок. Комната была пустой, стены покрыты мягким материалом. Прикреплённая к полу кровать имела округлые формы. Это было единственное из мебели. Зажегся свет, и сонный Стив привстал со своего спального места, не понимающе смотря на меня. Он был в смирительной рубашке.
— Кто вы?
— Стив, меня зовут Донован, я из Ассоциации людей-адвокатов.
После моих слов он окончательно проснулся. Его лицо выражало недоверие и подозрение. Он осмотрел меня с ног до головы, но ничего не ответил.
— Я хочу задать тебе несколько вопросов. Я виделся с твоим другом, Эдгаром, хотя он называет себя Крисом Терри, и он…
— Этот чёртов ублюдок! — воскликнул Стив и подскочил с кровати. Я предусмотрительно отступил на пару шагов назад.
— Тише, пожалуйста, не шуми, иначе нам не позволят продолжить беседу.
— Эдгар Льюис? — вскричал Стив, — он хочет меня убить, проклятый робот! Крис Терри — это название модели! Если бы я не понял это тогда, и встретился бы с ним хоть ещё раз, он меня убил бы! — его голос звучал чуть тише.
Я был в замешательстве. Судьба в последнее время играла со мной злую шутку, постоянно заставляя задавать себе вопрос, почему я общаюсь с психами.
— Что ты хочешь сказать под словом робот? — я постарался сохранить тон голоса невозмутимым.
— Это он послал тебя сюда? Он знает, что я здесь? Что он говорил? — постепенно Стив перестал кричать на повышенных тонах. Но было видно, что он крайне возбуждён.
— Он пришёл ко мне в мою юридическую контору и сказал, что я в опасности. Рассказал, что ты узнал о неких разработках в Justice-Tech, которые направлены на создание робота, выглядящего как человек. Сказал, что ими хотят заменить известных личностей в государстве, а начать планируют с людей-адвокатов. Он сказал, что в моём кабинете есть жучок, и я действительно его обнаружил. По его словам, после того как ты докопался до истины, ты исчез, он попросил помочь найти тебя, а после — обнародовать для людей всю эту информацию. Но ему неизвестно, что ты здесь, я ещё не сообщил ему.
— У него произошёл перегруз системы и сейчас он опасен. Не говори ему, где я, и тебе я тоже не советую с ним видеться.
— Я не пойму, объясни мне.
Он присел на край кровати и задумался. Собравшись с мыслями, он посмотрел на меня и принялся объяснять:
— Он сказал тебе правду, да. Но не всю. Видишь ли, он сам не знает, что он робот. Годами мы работали над системой, которая бы смогла быть идеальной для взаимодействия с живыми людьми в судах. И мы создали её. Но не бывает идеала. Наша цель была создать компьютерный интеллект. Перед нами ставили ежедневную задачу — сделать его лучше, чем был вчера, и так каждый день. Но когда уже казалось, что созданный разум для робота — это потолок, который и отличает его от человека, мы всё равно продолжили. Мы попытались стереть границы в разуме, в котором бы заканчивался робот и начинался человек. Корпорация засекретила эти разработки. Мы работали и не знали, над чем работаем, даже мне, занимающему на то время очень высокий пост, не была ясна вся картина целиком, лишь маленькие её части, из которых невозможно было сложить всё воедино. Затем разработки перевели в новый недавно созданный секретный отдел, изолированный от остальных работников корпорации, где мы продолжили свою работу. И в этом отделе мы стали получать больше знаний о том, что делаем. Мы пытались научить роботов чувствам, пытались моделировать их поведение в ситуациях, которые и близко не были похожи на судебные. Словно делали всё, чтобы приспособить роботов к обычной жизни. К жизни схожей на человеческую. И когда после очередного повышения я получил новый уровень доступа, вся картина сложилась для меня целиком. Justice-Tech создавала робота, который был призван заменить человека. Но главное — чтобы робот сам не идентифицировал себя как робота, а люди вокруг него и подавно. Таковой была задача нового отдела. Поведение робота до точности должно было копировать человеческое, впрочем, как и внешний вид. Идея была такова: чтобы я был робот, но жил как человек, и все думали, что я человек. И чтобы я сам также думал — что я человек. Но мои мысли, спонтанно приходящие мне в голову и определяющие мои жизненные цели, приходили ко мне из главного центра в Justice-Tech. Но суть в том, что созданная органическая машина, биоробот, способна к самообучению. Она может получать какие-то мысли из Justice-Tech, а другие к ней будут приходить сами — вследствие деятельности его биороботного мозга. Конечно, приоритет всё равно оставался на выполнение приказов, посылаемых из корпорации, но, чтобы робот воспринимал их как свои собственные идеи.