1. Перед самым Новым Годом…
Старый эльф недовольно поморщился и взглянул на холодный, упрекавший налётом прошлогодней сажи камин.
— Нет, нет, нет! И не подумаю! — твёрдо решил эльф не поддаваться прошлогоднему порыву и не разводить в камине огонь и, ещё плотнее укутавшись в старый пыльный плед, направился в кладовую за новыми свечами, ведь те, что догорали сейчас в подсвечниках, вот-вот погаснут.
В его доме помимо камина, раздражавшего хозяина одним своим видом, водилось и электричество, которым эльф упрямо не пользовался. Вы, конечно, усмехнётесь и скажете, что электричество в домах не водится — оно там просто есть. Но этот эльф с таким презрением относился ко всем новшествам, появившимся в его мире за последние несколько лет, что и то самое полезное электричество было для него чем-то сродни мерзких, противных мышей или тараканов, которых каждый хозяин или хозяйка норовит вывести из своего жилища. Поэтому в его доме — добротном, кирпичном, двухэтажном — оно не было, а водилось.
В приятном полумраке кладовой старый эльф обнаружил, что запас свечей почти иссяк. Дело в том, что даже ими эльф пользовался крайне редко, ведь спать он ложился очень рано — с первыми признаками наступления темноты, а потому совсем забыл о том, что ещё месяца два или три назад собирался заказать у местного мастера новую партию. И в самом деле, ну зачем, зевая, сидеть вечерами в одиночестве в большой гостиной, перечитывая в который раз одни и те же книги?
Зачем, растрачивая свечи, пытаться вечерами согреть в холодной комнате свою душу, опустошая один за другим бочонки с выдержанным, великолепным эльфийским вином? В конце концов, их запас тоже не бесконечен. Потому эльф вино берёг, надеясь, что когда-нибудь всё вернётся на круги своя, станет, как прежде, и тогда он и оттенит винным букетом самый счастливый день в своей жизни.
Если доживёт до него, конечно.
Взяв с полки столько свечей, сколько уместилось в одну руку, неторопливо и кряхтя нечто недовольно-невразумительное эльф вернулся в гостиную, где начал заменять огарки в подсвечниках на новые источники света.
Иногда он бросал странные взгляды на пустой камин или на дерево, приволоченное в его дом добродушным соседом. Да какой он добродушный?! Просто глупец, забывший, как и все в этой местности, о старых эльфийских праздниках и ставший радостно ждать невесть откуда взявшихся посреди зимы поводов лишний раз потрепать нервы своему соседу — Риэлю.
Ну, в самом деле, кому в здравом уме могло прийти в голову приветствовать начало нового года не весной, как это всегда было принято у эльфийского народа, и даже не в конце зимы, а после её первой трети?! Такое могли придумать только в одном из неправильных сумасшедших миров, которых, знал эльф, было несколько.
Или вот это вот: Ро-жде-ство. Что это вообще такое? За те несколько лет, которые прошли с момента Смешалипсиса, никто до сих пор и не понял, чьё же рождение так нетерпеливо ожидается каждый год.
Закончив со свечами, Риэль уселся в своё старое кресло — такое же холодное, как и всё в этом доме.
«Да, засиделся я что-то», по привычке подумал эльф, но не сделал попытки встать и подняться в спальню. Вот уж нет! Не станет он этой ночью спать! Будет сидеть, ждать громкой россыпи искусственных звёзд в чёрном небе, оповещающих теперь о том, что наступила полночь и, соответственно, несвоевременный новый год. Будет ждать для того, чтобы ещё один раз удостовериться самому и преподнести в качестве нового доказательства остальным, что никакого совершенно не случается в эту ночь счастья, вдруг решившего случайно завалиться к кому-нибудь в дом. И наутро не случается. И до самого Ро-жде-ства!
«Эти искусственные звёзды такие недолговечные, так быстро гаснут… Вот бы и всё остальное пришлое исчезало бы отсюда так же скоро и бесследно!», предался своим мечтам эльф, поглядывая сквозь стекло окна на тёмное небо.
Плавно и незаметно мысли Риэля вернулись к славным добрым временам, и образы, замелькавшие перед глазами, словно изнутри немного согрели его озябшее тело. Эльф расслабился, прикрыл глаза и позволил себе плыть по течению вслед за тёплыми яркими картинками, которые услужливо подкидывала воображению память.
Было так тихо и спокойно на душе от этих воспоминаний, что Риэль почти задремал. Перед его закрытыми глазами колыхалась на ветру сочная изумрудная листва самых разных зелёных оттенков. Весна в его воспоминании только началась, но вокруг всё уже светилось и пахло новой жизнью, и эти дурманящие голову ароматы, испускаемые не только свежей травой, но и бесчисленным количеством расцвётших за предыдущие дни цветов, разносились по всей долине.
Ведь эльфы — дети, защитники, помощники и повелители природы! Как только король этих земель и всего эльфийского народа выходит на балкон своего дворца и во всеуслышание объявляет, что весна началась, каждый эльф отдаёт земле и растениям часть своей силы. И оттого почти мгновенно преображается и лес, и долина из укрытого снегом сонного царства в наиярчайшее полотно вдохновенного буйством красок на своей палитре художника.
Но вдруг светлые воспоминания потревожило какое-то неприятное ощущение, — тоже из прошлого, — словно кому-то должен, обязан именно сегодня, сейчас, с самого утра что-то дать, подарить, осчастливить. Довольно странное ощущение, особенно если учесть, что было совершенно не понятно что, кому, зачем он должен. Оно родилось где-то внутри, то ли в области груди, то ли в голове и, несмотря на все попытки от него избавиться, уходить не хотело.
Риэль вспомнил, как ведомый этим новым мучительным чувством он покинул свой дом и направился к другу, владеющему магией исцеления, чтобы спросить у того, что же это может быть?
Но то, что Риэль увидел по дороге к дому целителя, повергло его в шок. Эльфийки плакали, топали ножками и что-то требовали у проносившихся мимо мужчин. Те, в свою очередь, совершенно не понимали, чего от них хотят и как успокоить внезапно решивших пустить слезу женщин. Эльфы бродили по улицам, взявшись за головы и, натыкаясь друг на друга, спрашивали:
— Ты понимаешь, что происходит?
— Нет! — слышался ответ такого же растерянного прохожего, пытавшегося сообразить, почему его любимая с самого утра надула свои прелестные губки.
Из открытых окон домов слышались гневные крики и ссоры, что вообще было немыслимо! И что-то неведомое продолжало заставлять эльфов покидать плачущих любимых, свои дома и бродить по улицам, выискивая взглядом что-то, что должно было прекратить эти душевные муки.
Поговорив с несколькими знакомыми, Риэль понял, что не одного его терзает в этот день неясное чувство невыполненного долга — это было похоже на всеобщее помешательство, а значит, нужно скорее добраться до целителя. И уже вдвоём, решил Риэль, они попробуют поговорить с королём.
Поскольку целитель проживал на другом краю долины, идти пришлось долго, и потому внимательный Риэль успел заметить ещё одну странность этого дня: некоторые эльфы, совсем обезумевшие, стали своим поведением напоминать гнусных орков.
Они забега?ли на лужайки с самыми прекрасными и нежными цветами, абсолютно не обращая внимания на то, что часть из них обрекают на гибель под подошвами своих сапог, и срывали грубо, неосторожно тонкие молодые стебли. Потом эльфы рвали цветы ещё и ещё, собирая из них не букеты — охапки! — и, покинув лужайку, на ходу отряхивая со стеблей землю, отрывая ненужные корни и нижние листья, мчались обратно домой с ещё более странным выражением довольства на лицах от совершённого святотатства.
Никогда ранее так грубо и бездарно не заканчивал никто из их народа жизнь прекрасных созданий, названных цветами.
Риэль вздрогнул, расстроенный этим воспоминанием, и открыл глаза. С болью в сердце он посмотрел на мёртвое дерево, против его воли занесённое сюда и установленное соседским мальчишкой в память о том, что когда-то Риэль учил его обращаться с мечом. Началось всё с цветов…
Риэль вернулся в своих воспоминаниях к тому злосчастному дню: тогда он решил проследить, что же станут делать эти безумцы с сорванными цветами. Оказалось, они несли их домой! Там — это было видно через те же окна — они вручали эти некогда живые создания в руки своим любимым. И далее происходило то, что до сих пор не укладывалось в голове у Риэля, вызывая бурю негативных эмоций, — эльфийки начинали светиться радостью, счастьем, улыбались и долго, страстно целовали своих мужчин.
Несчастный Риэль так и не смог в тот день освободиться от сосущего под ложечкой почти непреодолимого желания повторить чужой трюк с цветами. Он видел, что многие после этого успокаивались, становились прежними, такими, какими он их знал, но боролся с этим желанием до последнего. Тем более, что в его конкретном случае всё осложнялось тем, что дарить охапку мёртвых цветов было некому — Риэль ещё не встретил ту единственную, ради которой он готов бы был совершить сей низкий поступок.
Его друг целитель, с которым эльф подробно всё виденное обсудил, так и не смог ему помочь — ни одно из заклятий не подходило, не работало, лишь забирая у целителя силы.
Когда тот ужасный день закончился, ушло и непостижимое разумом желание, зато пришло ничуть не лучшее чувство вины за то, что никому и ничего не подарил. И им, точно так же необъяснимым, эльф мучился ещё несколько дней, пока его не вытеснили впечатления от других, столь же неприятных явлений, которые с тех самых пор стали проявляться в их спокойном прекрасном мире регулярно.
Решив, что не хочет больше вспоминать начало Смешалипсиса Риэль, понимая, что ждать ему ещё долго, обвёл просторную комнату взглядом. Две стены от пола до потолка были заставлены открытыми книжными шкафами, полки которых ломились от множества книг и фолиантов в переплётах разной степени обтрёпанности. На некоторых полках были уложены аккуратно свёрнутые рулонами рукописи — вместилище информации не менее ценное, чем прочие книги, альманахи и сборники в этой коллекции.
Несколько полок в ближайшем к камину шкафу занимали дневники самого Риэля — их он начал вести с тех пор, как понял, что с его миром творится что-то неладное.
Но читать сегодня не хотелось, так же, как не хотелось делать новых записей, идти к кому-нибудь в гости, готовить что-нибудь на ужин или прямо сейчас выбросить на улицу этот нелепый огрызок, прозванный новогодним украшением любого дома.
Наконец эльф поднялся и, сгорбившись от холода под колючим пледом, посеменил в погреб.
Лёгкое, игристое, цветочное вино, хранящееся в его погребе, позволит эльфу скрасить предстоящие часы ожидания. «Кто бы мог подумать, — усмехнулся про себя Риэль, — ждать не чего-то, а самое настоящее ничего!»
Он вовсе не собирался праздновать — если бы мог, Риэль бы щёлкнул пальцами, и вся долина забыла бы тут же и про этот Новый Год, и про следующий за ним такой же несуразный праздник-не-праздник. Но ещё одним печальным следствием Смешалипсиса стало постепенное исчезновение эльфийской магии у всех и каждого. И теперь Риэль уже не мог ни оживить мёртвое дерево, ни добавить своим заклинанием прочности тонким и острым эльфийским клинкам, ни наложить то же заклятие забвения, которым раньше успешно пользовался в сражениях с орками.
Иногда, правда, он ещё чувствовал внутри себя какие-то остатки былой силы, но они были столь жалки, что не напоминали вовсе ту тугую пружину, готовую в любой момент раскрутиться по его мысленному приказу и брызнуть во все стороны потоками наисильнейшей магии.
Подхватив бочонок, Риэль направился обратно. Уже приближаясь к погрязшей в полумраке и холоде гостиной, он услышал странные звуки. Они были странными не сами по себе, а лишь потому, что раздавались, во-первых, в его жилище, а во-вторых, — как он понял, уже войдя в комнату, — откуда-то из камина.
Вся гамма, если её разложить на отдельные составляющие, включала в себя шорохи, стуки, пошкрябывания по каменным стенам, а также пыхтение, сопение, охи, ахи, вздохи и, наконец, какое-то «фу-фу-фу».
Риэль не знал, что и думать! Сначала он насторожился, в нём проснулись инстинкты и повадки воина, потому он хотел схватить кочергу (меч-то его припрятан на втором этаже) и с её помощью дать понять врагу (или какому-нибудь наглому воришке), что зря он решил забраться в этот дом ради наживы.
Затем этот порыв немного угас, потому как промелькнуло в мыслях: «А вдруг?!» Но тут уж сам эльф прогнал от себя эту совершенно не нужную ему смесь надежды, ожидания и радости от этого самого ожидания.
Вернув себе за несколько всего секунд своё привычное состояние скептицизма и недовольства, Риэль поставил бочонок на стол, откинул в сторону плед, подвинул ближе к камину стул — не совсем вплотную, поставив его метрах в трёх от очага, чтобы оставить пространство для манёвра, если таковой понадобится — и уселся. Эльф откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, а ноги свободно расставив так, что колени смотрели в разные стороны. Вся его поза была обманчиво расслабленной, внутри же клокотала злость на того, кто посмел посмеяться над старым эльфом, так и не принявшим, в отличие от остальных, перемены последних лет.
Да, именно к такому выводу Риэль и пришёл: кто-то из неугомонной молодёжи решил над ним подшутить. «Ну, ничего, — мысленно разговаривал с проказниками эльф, — сейчас вы распрощаетесь с вашими длинными и острыми ушами. Это научит вас не совать свои носы в чужие дома и убеждения».
Но когда сопение, досадное чмокание и охи слегка усилились, а затем и вовсе прекратились, потому что на пол ступили две ноги, когда вслед за ногами показалось всё тело, выбиравшееся из камина попой к эльфу, никаких длинных и тем более острых ушей Риэль на голове гостьи не заметил.
— Кх-кх! — громко кашлянул эльф, привлекая внимание гостьи и заставляя её обернуться.
И она обернулась. Света свечей хватило с головой на то, чтобы увидеть, насколько удивлённым и обескураженным тем, что его застукали, было создание, появившееся из камина. Тёмные, как угольки, зрачки сверкали отсветом огоньков, расставленных по всей гостиной, а сами глаза были широко раскрыты и вместе с закушенной нижней губой и вытянутым от удивления лицом выдавали её растерянность. И даже тёмные линии бровей подпрыгнули вверх, подтверждая догадку Риэля и прочерчивая заодно смешную продольную морщинку на чистом высоком лбу.
Коротко стриженные тёмно-каштановые волосы торчали в разные стороны, придавая и без того странному образу долю взбалмошности, суетливости, неорганизованности и несерьёзности.
Тонкая шейка была слегка приоткрыта, потому что ярко-красный шерстяной шарф был обмотан вокруг неё хоть и несколько раз, но совершенно свободно. Затем начинался ярко-красный свитер, узоры на котором выделялись не цветом, а переплетением всё тех же красных шерстяных нитей. Ещё ниже на незнакомке была надета такая же красная юбка. Но она была пошита из другого материала и была невероятно короткой — настолько, что эта короткость, то есть длина, шокировала эльфа не меньше, чем само странное появление гостьи через камин. По нижнему краю пышненькой юбки красовалась токая белая и пушистая оторочка из какого-то меха.
Затем шли ноги, одетые во что-то, их плотно обтягивающее полосатое. Полосы чередовались красные с белыми, и уже где-то ниже коленок у Риэля зарябило в глазах от всей этой яркости и насыщенности.
Однако он терпеливо продолжил осмотр стоящего перед ним ярко-красного недоразумения и опустил глаза ещё немного ниже. Гостья была обута в такую же странную обувь, какой была и вся её одежда: невысокие сапожки стояли на плоской подошве, даже на вид были мягкими, естественно красными, но при этом поблёскивали целым сонмом пришитых к ним бусинок и камушков. Такой необычной, смешной и в то же время обаятельной обувки эльф не встречал ещё ни на ком. Если бы он мог нас слышать, мы бы ему подсказали, что это самые обычные угги, с другой стороны, зачем дополнительно шокировать и без того выбитого из колеи эльфа ещё и непонятными голосами в голове.
Спуск по трубе не прошёл бесследно, и теперь кое-где — но, конечно, совсем чуть-чуть — одежда незнакомки, как и нежная кожа на румяных щёчках, была испачкана сажей.
— Ты кто? — спросил Риэль, закончив осмотр, который, впрочем, и занял-то всего четыре-пять секунд.
Не меняя выражения лица, лишь только слегка приподняв подбородок, гостья ответила:
— Гном.
Не веря своим глазам или её словам, Риэль осмотрел незнакомку снова, на этот раз чуть подавшись вперёд. Он даже прищурился немного, надеясь таким образом раскрыть оптический обман. Но нет, картинка перед ним ничуть не изменилась.
Тогда Риэль снова откинулся на спинку стула и задумчиво провёл рукой по подбородку. То существо, что стояло перед ним, ничуть не напоминало гнома — он помнил ещё, хвала Духу Леса, как выглядели гномы. Это странное создание в красных одеждах было точь-в-точь человеческой расы.
— Не ври, — не громко, но таким тоном сказал Риэль, что любой, кто хотел бы его обмануть, тут же и передумал бы.
— И не вру! — возмутилась гостья.