— Что, до сих пор? — удивился Ленар, в первую очередь вспомнив про Ирму.
— Насколько я знаю, три человека претендовали на эту командировку, а по результатам медицинской комиссии пригодным оказался лишь я, и это я еще лишь в качестве пассажира сюда направлен.
— Что, помимо вас было еще целых два человека, которые хотели добровольно отправиться на два года к черту на рога? — поползли у Ленара брови по направлению к макушке.
— Нам обещали очень щедрую премию…
— Хорошо, если так. А то у меня были опасения, что вы чем-то сильно разозлили свое начальство.
Улыбка рухнула с лица Петре куда-то в небытие, и он тяжело вздохнул.
— Я что-то не то сказал? — спросил Ленар.
— Я у вас на борту меньше часа, а уже слышу от вас пессимизм. Прежде чем я включу камеру и начну записывать каждое ваше слово, скажите честно, как бы вы поступили, если бы перенеслись в прошлое на семьдесят лет и оказались в своем теле в момент подписания контракта?
Да, Ленар прошел психологический отбор перед тем, как его запустили в космическую пустоту верхом на огромной ракете, но от этого простого вопроса, завязанного на сослагательном наклонении, его думатель впал в растерянность, словно кот, впервые увидевший зеркало. Семьдесят лет прошло лишь в реальном мире, для него прошло гораздо меньше, но мысленно ему казалось, что прошло гораздо больше. Он не мог вспомнить даже того, о чем он думал в тот момент. Перед его глазами товарным составом пронеслись все семьдесят лет его службы в сфере межзвездных грузоперевозок, и он не мог вспомнить ни единого момента, когда он всерьез задумывался о том, правильный ли карьерный путь он выбрал. Уверен он был лишь в одном — все эти семьдесят лет службы настолько сильно вплелись в его личность, что он просто не мог вообразить для себя иной жизни. Все, что приходило ему в голову, казалось лишь зыбкой абстракцией, а весь смысл жизни заключался в том, чтобы отслужить положенные семьдесят лет, а затем найти другое течение, по которому он смог бы плыть.
— Я бы все равно подписал этот контракт, — ответил он и сам испугался того, насколько он был уверен в этом ответе. — Я, кажется, понимаю, на что вы намекаете. Вы хотите знать, сильно ли я устал от этой работы?
— Вот именно.
— Скрывать не буду, я очень сильно устал и жду не дождусь, когда смогу осесть на одном месте и, наконец-то, обустроить свою личную жизнь. Но я не могу сказать, что я о чем-то жалею.
— Хороший ответ, — удовлетворенно заключил Петре. — Искренний и емкий. Но все же постарайтесь во время интервью не отзываться о своей работе, как о каком-то наказании.
— Договорились, — хлопнул Ленар себя рукой по колену и поднялся. — Располагайтесь, а мне нужно заняться своими делами. Как закончите, встретимся в кают-компании.
— Хорошо, — послышался звук расстегиваемой сумки.
— А, и еще чуть не забыл предупредить вас об одном крайне немаловажном моменте, — застрял Ленар на выходе, — Вильма порой выглядит несколько экстравагантно, но вы не подумайте ничего лишнего. Просто она любит внимание, и не более того.
— И в мыслях не было! — усмехнулся Петре.
3. Давайте приступать
Космические дальнобойщики не имели дурной привычки интересоваться нюансами профессии корреспондента, поэтому им ошибочно казалось, что оставшихся двух суток их гостю с лихвой хватит на сбор всего необходимого материала. Что может быть сложного в том, чтобы просто по очереди допросить пятерых человек перед камерой, а затем потратить последующие два года на возвращение в Солнечную систему? Оказалось, много чего.
Редакция Кольцевой телерадиовещательной компании так же не имела дурных привычек, вроде той, чтобы интересоваться нюансами работы космических дальнобойщиков, однако, когда внезапный госзаказ вынудил их проявить интерес, оказалось, что поблизости не так много людей, способных в точности сказать, к чему корреспондент должен готовиться. Ему выдали на руки камеру, два года оплаченной командировки и список вопросов, ответы на которые должны прозвучать в интервью, однако список вопросов официально был помечен как неполный. Никто, включая самого Петре, понятия не имел, как должен выглядеть полный список вопросов, поэтому на его плечи легла ответственная задача — импровизировать. Он не спешил расчехлять камеру. Вместо этого он полтора дня из оставшихся двух обходил интерьеры судна, беседовал с экипажем, изучал особенности их быта, и на основе своих впечатлений дополнял список вопросами, ответы на которые по его мнению будут представлять документальную ценность.
Когда буксир уже официально покинул Солнечную систему, а экипаж постепенно начал готовиться отойти в спячку, Петре окончательно понял, что ему это не мерещится — на корабле действительно не было ни одного компьютера, подходящего для его работы. На корабле был управляющий интеллект МРВ-1500, он же «Марвин», функции которого строго ограничивались управлением кораблем. Также было несколько вспомогательных вычислительных машин, функции которых вообще были ему непонятны, но из электроники ему на глаза не попалось ничего, на чем можно было бы делать заметки и памятки. Исключением был лишь попавшийся ему на глаза НЭУЧ, который предусматривал в себе ограниченную функцию записи, но Петре слишком высоко ценил подобные устройства, чтобы просто так взять чужой портативный прибор для чтения. Лишь НЭУЧ, лежащий на журнальном столике, и видеокамера, прячущаяся в чехле, напоминали ему о том, что сейчас не каменный век, а он вовсе не пещерный человек. Но пещерные люди как-то выживали без электроники, а значит и он сможет. С этой оптимистичной мыслью он уединился в комнате отдыха, вооружился стикерами с карандашом, и начал клеить свои заметки прямо на переборку, которая показалась ему какой-то неестественно пустой.
Последний ужин в этом году уже закончился, и лишь тогда Петре расчехлил свою камеру, отнес ее в кают-компанию и установил на штатив. Он потратил некоторое время, настраивая ее на правильный угол и подбирая нужный объектив, а Ленар уже сидел за столом в ожидании интервью и внимательно следил за тем, как корреспондент дотошно отсчитывает рычагом градусы и минуты, чтобы холодное стеклянное око камеры смотрело на стол ровно и сумело вместить в кадр все необходимое, и ничего лишнего. Ленар невольно начал задаваться вопросом, почему вместе с корреспондентом не послали нормального оператора, но быстро понял, что сама по себе эта мысль уже являлась абсурдной. Два дня назад ему бы показалась абсурдной даже мысль о том, что про них будут снимать кино.
— Вы готовы? — наконец-то спросил он, и его взгляд вынырнул из визира.
— Да, — бросил Ленар листок с вопросами на столешницу. — Тут все просто, двух часов на подготовку было даже в избытке.
— На самом деле по правилам такие списки должны раздаваться респондентам за несколько дней, чтобы те сумели подготовить как можно более емкие и развернутые ответы, поэтому технически я не имею права брать у вас интервью, пока вы не посчитаете себя готовым.
— Я готов, — повторил Ленар. — Камера уже пишет?
— Нет, — Петре нажал на камере какую-то кнопку и спешно сел за стол рядом с капитаном корабля. — А вот теперь пишет. Представьтесь пожалуйста.
— А куда я должен смотреть? — растерянно пробежался Ленар взглядом по пространству между бодрым лицом корреспондента и холодным взглядом стеклянного объектива.
— Туда, куда вам комфортнее, но большинству респондентов комфортнее смотреть на живого человека, а не на камеру, — подсказал Петре.
— Ленар Велиев, — представился Ленар, глядя на корреспондента, — капитан тяжелого буксира дальнего следования 204609, сотрудник логистической компании «Туда-Обратно».
— Как давно вы работаете межзвездным грузоперевозчиком?
— Шестьдесят девять лет по объективным меркам.
— А сколько вы проработали межзвездным грузоперевозчиком по субъективным меркам?
— Десять или одиннадцать лет, — пожал Ленар плечами, и Петре заметно нахмурился. — Я что-то не то сказал?
— Вы ведь сказали, что готовы… — задумчиво произнес Петре, заглядывая в список вопросов.
— Я готов, — повторил он в третий раз, — но конкретно к этому вопросу сложно подготовиться, учитывая специфику моей работы.
— Специфику? — задумался Петре еще сильнее, и в его глазах вспыхнул короткий огонек интереса. — В таком случае немного отклонимся от списка: как люди на вашем корабле воспринимают время?
— У нас есть бортовые часы и бортовой календарь, — Ленар рефлекторно бросил взгляд на настенные часы. — Они для нас и есть время. В космосе нет смены времени суток или сезонов, поэтому мы живем строго по приборам. К примеру, мои внутренние часы уже давно молчат, поэтому мне удобнее думать, что мне сейчас девяносто четыре года, и с юридической точки зрения так и есть.
— Юридический возраст имеет силу в медицинских вопросах?
— Разумеется нет. В медицинских вопросах приходится рыться в бортжурнале и вычитать из своего юридического возраста все то время, что я провел в криостазе.
— Что вы можете сказать о самом криостазе?
— Что это очень грубый способ законсервировать человека, — вдруг тон Ленара стал более резким, и он невольно начал выплескивать из себя злобу на криостаты. — Фактически вас накачивают химическими препаратами, погружают в состояние клинической смерти, моментально замораживают, а через какое-то время размораживают и реанимируют. Вы, возможно, слышали, что в процедуре пробуждения мало приятного. Ощущения сравнимы с тем, что вы чувствуете, когда просыпаетесь после общего наркоза. Но тут есть и еще один минус — по статистике один из десяти человек способен рано или поздно заболеть криостазовой болезнью, которая имеет ряд неприятных симптомов от легкой рассеянности до внезапных обмороков. Считается, что у определенной группы лиц есть к этому врожденная предрасположенность, но, насколько мне известно, выявлять эту предрасположенность так и не научились, поэтому все, что у нас есть — это статистика…
— Ленар, — перебил его Петре и жестом руки попросил его прекратить. — Мне кажется, вы не совсем правильно поняли цель моей работы. Я должен показать вашу профессию в хорошем свете.
— Да, простите, — прочистил Ленар горло и сделал успокоительный вздох. — Это можно будет вырезать?
— Это придется вырезать, — кивнул Петре и вновь пробежался взглядом по списку. — Я заметил, что ваш буксир оборудован техникой, которая уже давно устарела. Можете ли вы сказать, что межзвездный транспорт пользуется незаслуженно плохим техническим обеспечением?
— Все, что касается межзвездного транспорта, определяется элементарным прагматизмом. Пока вычислительная машина выполняет необходимые функции, она пригодна к эксплуатации не нуждается в замене, и при этом чем она проще, тем она надежнее, и тем проще будет ее починить, если вдруг она все-таки сломается.
— Что вы можете сказать о грузе, который в данный момент перевозите?
— Это баржа, груженая контейнерами категории с первой по четвертую и цистернами категории А, общей массой в семьдесят два миллиона тонн. Если вам интересно, что именно мы перевозим, то могу лишь сказать, что груз состоит из консервированной провизии, модульных домов, различной техники сельскохозяйственного, строительного, горнодобывающего и ландшафтного назначения, технических жидкостей, запчастей, минеральных удобрений, высокотехнологичных материалов и еще некоторых товаров от частных заказчиков, информацию о которых я не имею права разглашать.
— Какая часть этого груза предназначена для Фриксуса?
— На Фриксус мы везем лишь консервированную провизию. Так уж получилось, что на Фриксусе был неудачный год, в котором скудный урожай совпал с демографическим взрывом. Население не голодает, но оказалось, что их стратегические запасы больше не удовлетворяет установленным нормам, а самостоятельно они их пополнить не в состоянии.
— Какие чувства вызывают у вас плоды вашей работы?
— Как грузоперевозчик я не могу видеть плодов своей работы, но как человек я испытываю некоторую гордость за масштабы своей работы. Конечно, все эти миллионы тонн я толкаю не собственными силами, но в конечном итоге ответственность за их транспортировку доверили мне, а не кому-то другому.
Взгляд Петре споткнулся на какой-то строчке в списке, и его лоб сморщился в сомнениях.
— Насколько прочна ваша связь с цивилизованным миром?
— Вспомните все, что вы знаете обо всех мирах Объединенного Созвездия, — начал Ленар жестикулировать в воздухе, изображая масштабы. — Все эти миры практически самобытны, потому что между ними затрудненное сообщение. Нашему кораблю нужен год, чтобы добраться от Марса до Фриксуса, пассажирскому транспорту требуется в четыре раза меньше времени, но он и ходит так же в четыре раза реже, и примерно пару месяцев требуется почтовому курьеру. За счет затрудненного сообщения в разных мирах разный уровень технологического развития, разная плотность населения, разная культура, а где-то даже и свои диалекты. Мы же во время погрузки-выгрузки успеваем увидеть все это разнообразие лишь одним глазком, поэтому в какой-то степени мы отрезаны от всего Объединенного Созвездия, и у нас тут практически своя резервация.
— Как вы можете охарактеризовать культуру вашей «резервации»?
— Согласно кодексу поведения «культура», — сделал Ленар воздушные кавычки, — у нас строго не рекомендована и допустима лишь в нейтральных ее проявлениях.
— Можно поподробнее об этом моменте?
— В экипаже межзвездных кораблей практически не встречается двух людей, родившихся на одной и той же планете, — начал пояснять Ленар. — Все мы родились и воспитывались в разных условиях. Все мы носители разных культур и разной системы ценностей, и все это различие порой может стать причиной недопонимания или конфликта, который в условиях космоса может обернуться катастрофой, поэтому кодекс поведения запрещает нам выражать наши культурные особенности. Нам проще ужиться друг с другом, когда мы ведем себя как уроженцы одного мира, а поскольку было бы крайне неэтично выбирать, чей именно мир тут будет доминирующим, мы в этом вопросе придерживаемся нейтралитета.
— Как вы смотрите на перспективу оставить привычный вам уклад и вернуться в большой мир?