Это непривычно. И больно. Всё-таки, во мне не было члена больше двух лет. Да, и до этого был лишь муж. Не часто и член у него был заметно меньше, чем у моего случайного партнёра.
— Ты же не девственница? — удивлённо смотрит на меня полицейский.
Он не двигается во мне. То ли даёт привыкнуть к его члену, то ли ждёт ответа на свой вопрос.
Я приподнимаюсь на локтях и мотаю головой.
— А чего так узко?
Заебись вопрос!
К счастью, ответить не успеваю, потому что он вынимает из меня член наполовину и опять входит в меня. Полностью. И опять боль. Но теперь вперемешку с каким-то непонятным и новым для меня ощущением.
Он начинает медленно двигаться во мне. При этом внимательно смотрит на меня, ждёт мою реакцию.
А я эгоистично копаюсь в своих ощущениях. Это так непривычно.
Его большой член сильно трётся о мои стеночки, а головка упирается, доходит до конца.
Неприятные ощущения постепенно сменяются ожиданием чего-то нового, пугающего, но… приятного.
Я чувствую, как моя смазка уже вытекает из меня и хлопающие удары члена в меня — лучшее тому свидетельство.
— Ох, детка, — хрипит полицейский, сжимая мою грудь и наклоняясь, чтобы поцеловать меня.
— Ты такая узкая и влажная, — говорит он мне прямо в губы, — чувствуешь это?
И он почти полностью вынимает член и резким ударом теперь уже легко входит в меня.
И все, что я сейчас чувствую, можно описать одним словом — это охуенно!
Как же это охуенно ощущать мужской член в себе. Принимать его и одновременно сопротивляться ему, сжимать его в себе, заставляя сильнее толкаться.
Глухие стоны, которые я уже не в силах сдерживать, сопровождают каждый толчок.
Испарина покрывает ложбинку между грудей. Полицейский языком слизывает ее, доходит до шеи, идёт по подбородку и опять целует. Жадно, страстно, лишая воздуха.
Бедра сами приподнимаются навстречу ему. Он подхватывает их руками и поддерживает меня, продолжая долбить меня.
Я уже чувствую приближение того, что отпустит меня, снесет меня, вырвет из обычного круга привычных ощущений.
Толчок. Еще. Я вскрикиваю не в силах сдержаться. Этот крик не способна остановить ни рука, ни попытка прикусить щеку. Я просто перестаю контролировать себя.
И не волна, а мощное цунами захлёстывает меня, разносит по всему телу приятные подёргивания. Я чувствую, как внутри все сжимается, чтобы усилить ощущения. И это тоже происходит бесконтрольно. Я не управляю процессом, не контролирую его.
— Боже… — вырывается у меня, когда цунами начинает откатываться назад. Я все ещё ощущаю его, но уже не так остро.
8
И я, наконец, вспоминаю, что не одна здесь. Открываю глаза и вижу довольное лицо того, кто поверг меня в это цунами.
Он совершает слабые, медленные движения бёдрами.
Я закрываю лицо рукой. Ко мне возвращается сознание и я понимаю, что раскрылась полностью перед первым незнакомцем, поимевшим меня на столе.
Но он убирает мою руку.
— Ты так сладко кончаешь, — улыбается он. — Дай мне насладиться и тоже кончить.
Он прижимает обе мои руки к столу и ускоряется. Вгоняет в меня член со всей силы и закидывает голову, хрипло рычит, пальцами больно сжимая мои руки.
Потом его хватка ослабляется и он опять смотрит на меня. По виску стекает капелька пота.
И он произносит на чисто русском языке:
— Меня зовут Алекс или Саша по-русски.
Я раскрываю рот от удивления и он, похоже, видит по моему ошалелому взгляду, что сильно удивил меня.
— Я — русский немец, — и на его лице опять появляется эта чертова самодовольная улыбка, а я уже полностью прихожу в себя.
Значит, все это время он прекрасно понимал, когда я говорила свои мысли вслух. И даже не признался! Вот козёл! Потому и трахнул меня. Понял, что я повелась на него.
Эх, Крайнова, опять тебя несёт куда-то не туда.
Так, все, я не намерена распыляться на нежности. Я не просила его трахнуть меня. Но раз уж случилось, то случилось. Больше не повторится.
Не собираюсь ломать свои планы из-за мимолётного наслаждения.
Я приподнимаюсь на руках, сажусь и отталкиваю его в грудь.
— Уоу, полегче, — смеётся Алекс.
— Двигай отсюда! — серьезно говорю я.
— А поцелуй на прощание? — он опять тянется ко мне.
— Если ты сейчас же не свалишь, я завтра приду в участок и подам на тебя заявление!
Ну, а что мне ещё остаётся? Чем ещё пронять этого самодовольного засранца?
Но, похоже, с заявлением, всё-таки, перебор. Он бросает на меня потемневший в одно мгновение взгляд. Я не отвожу глаз.
Тогда он неожиданно резко хватает меня за волосы. Чувствую острую боль. Хватаюсь за его руку. Бесполезно.
Его мышцы даже не реагируют на мои слабые попытки. Я царапаюсь, пытаясь освободить свою голову из этого захвата.
А он просто притягивает меня за волосы к себе и злобно хрипит:
— Замолчи, сука. А не то вылетишь из страны в два счета. Думаешь, я не знаю, как ты вышла замуж за Леона?
Я удивленно таращусь на него, а он также резко отпускает меня, застегивает брюки и поднимает с пола рубашку. Надевает и все это время смотрит на меня.
Поправляет прическу, зачесывая ее пальцами назад. Подходит ко мне и берет за подбородок. Но теперь уже нежно.
Большим пальцем проводит по губам, сильно нажимая на них. Так, что уголок губ сползает вниз.
— Ты классно трахаешься, — говорит он и смотрит мне в глаза, — но ведёшь себя как дура.
Мне так и хочется послать его на русские три буквы, но его угрозы я воспринимаю серьезно. И пока его права в этой стране гораздо больше моих. Он прекрасно знает, как я здесь оказалась, и одно его слово и я полечу белым лебедем назад. И все мои усилия пойдут к чертям собачьим.
Поэтому я лишь крепче сжимаю зубы и кулаки и молчу.
Он бросает взгляд на мои сжатые пальцы, усмехается и уходит. Наконец.
Хлопает дверь. Я сползаю со стола на пол, натягиваю халат и сижу так, опустив голову на руки.
Пиздец просто.