Глава 1
За стеной бегали, кричали и шумели, хлопала дверь, одноклассники переговаривались, как глухие бабки у подъезда, привычно хохмил Ден, хихикала Лика. Этот белый шум привычно плыл вокруг, не задевая меня. Я была далеко… Но меня вернули.
— Булка, дай физику скачаю, — Пашка Городецкий, скрежеща стулом, втиснулся за парту и бесцеремонно подгреб к себе мою сумку.
— Отстань, — не отрываясь от книжки, огрызнулась я, отнимая имущество. — Ты прошлый раз на мой планшет вирус словил.
— Шерить надо, Булка, — отрывая от меня сумку, сообщил Пашка. — А вирусняк я дропнул.
— Что сказал, сам-то понял? — я врезала книжкой по чугунному лбу и дернула сумку за ремешок. — Иди отсюда!
Мигель де Сервантес Сааведра был крепким изданием 1976 года, прекрасно сохранившимся в полном покое школьной библиотеки. Уверена, старик был рад выбраться на свежий воздух и послужить делу просвещения, хотя что Пашкиному лбу один том? Его и омнибусом не вразумишь.
— Че эт за туфта? — Городецкий повертел в руках книжку. Похоже первый раз видит, бедный.
— Отдай.
— Прикиньте, Пашик опять Булку троллит, — пропела у меня за спиной Дарина, наша красавица. Все, сейчас начнется. Было сольное выступление, станет хоровое.
— Отдай книгу, — протянула руку. — Городецкий, по-хорошему прошу.
— Пашик, да она нарывается, — Стас Самойлов кривился в поощряющей ухмылке. Я на секунду закрыла глаза — понятно же, чем все закончится.
— Тича идет! — Одноклассники лениво расходились по местам, Пашка метнул томик Стасу, тот на стеллаж. Я проводила Дон Кихота ободряющим взглядом. Этот урок, по счастью, последний, после звонка достану.
Школу я ненавидела. Чувство было глубоким и взаимным. Екатерина Сергеевна, "физичка", единственный человек в школе, кого я рада видеть. И единственный педагог, который неизменно ставит мне четверку за год. Из-за нее, из-за четверки, то есть, у меня не будет золотой медали. Четверка как таковая меня не огорчает нисколько, но сам факт, что я не знаю предмет на "отлично"… Да я в хор отказалась ходить, потому что мне сказали петь вторым голосом.
— Бородина, как можно не любить физику? Это же логика в чистом виде, гармонию нужно физикой проверять, а не алгеброй.
— Да я люблю! Я все процессы понимаю, Екатерина Сергеевна, я формулы запомнить не могу…
— Удивляешь ты меня, Бородина. Большой объем запоминать умеешь, память хорошая — все отмечают, а формулы не знаешь? Ладно, великого физика из тебя все равно не выйдет, а четверка у тебя твердая, даже с плюсом.
— Екатерина Сергеевна, я пересдам на пять.
— Ну-ну… Кто у нас следующий? Федотова, а ты будешь твердую двойку на жидкую тройку пересдавать? Тогда к доске.
К четырем к профессору, ехать минут сорок, времени впритык, а мне еще рыцаря спасать. Долго собирала сумку, залезла в смартфон — ждала, пока все уйдут. Засунула в дверную ручку ножку стула, дотолкала до стены парту, втащила на нее стул, влезла. Конструкция ощутимо шаталась, пока я нашарила отлетевшую книгу. Переплет треснул, убила бы придурков. Представила, что Самойлов стоит внизу, а я сверху падаю и плющу, плющу. Если мысль и правда материальна, надеюсь, у него хоть синяк выступит!
Чуть не опоздала все-таки. Бежала на кафедру, на ходу разматывая шарф и стаскивая куртку. Влетела в кабинет.
— Здрасьте, Наталья Александровна!
— Buenas tardes, Мария! Que tal?
— Muy bien, Наталья Александровна.
Два часа счастья!
В сырых сумерках шла от остановки домой. Город сверкал и переливался новогодними огоньками, у торгового центра столпотворение. Большинство окон в нашей "свечке" уже зажглись, мелькали силуэты. От детской площадки доносились голоса и смех, негромко играла музыка в припаркованном у подъезда такси. Ехала в лифте и тихонько напевала, улыбаясь. Представила, что сейчас приду, открою дверь, крикну: "Мам, пап, я дома!", в кухне пахнет вкусным, сядем ужинать, я расскажу про гада Самойлова и про испанский, и что Наталья Александровна дала мне лекции по лингвистике Мезоамерики…
Ничего такого не было, конечно. Папа был на работе, мама… Не знаю, может, на работе, может, с салоне, на фитнесе или с подругами. Я протопала на кухню, залезла в холодильник. Есть хочу! Что угодно — нелюбимые щи или любимые котлеты, да хоть сосиску холодную. Хотя откуда у нас сосиска? Мама помешана на здоровом образе жизни, и к колбасе у нас в доме относится приметно так же, как отнеслась бы к опарышам на тарелке. Обезжиренный творог, беспроцентный йогурт, овощи. Ой, яйца есть! Живу! Будет омлет с перцем, луком и помидорами. Сделала еще большой бутерброд с маслом и сладкий чай, пока мама не видит. Помыла посуду, посмотрела на крошки на полу, вздохнула. Вытащила из кладовки пылесос и ведро, тряпку. Убралась, успела еще уроки сделать, а родителей все нет. Сходила в душ, попила воды. Почти десять уже… Набрала маму. Длинные гудки, потом певучее:
— Алло!
— Мам!
— Что такое, Маша? — в мамином спокойном и приветливом голосе я слышу оттенок раздражения и теряю крохи уверенности.
— Мама, ты скоро?
— Маша, — голос мамы становится чуть суше. — Что-то случилось?
— Нет, я просто…
— Папа уже дома?
— Нет еще…
— Не жди меня, милая. Спокойной ночи! — И совсем тихо. — Что ты звонишь, как маленькая?
Отключилась, посмотрела на телефон. Папе позвонить? Что толку, он вообще трубку не возьмет…
— Ника, Мещеряковы напоминают, что в "Камелот" к девяти.
— Диана звонила, — мама поставила перед папой кофе. — Ты тридцать первого точно работаешь?
— Да, но не долго. До двух максимум. Маша, а ты решила, где будешь встречать новый год?
Я неопределенно пожала плечами. Что я скажу — останусь дома и буду книжку читать под бубнящий телевизор? Новый год дома родители встречают очень редко, а когда идут в ресторан или гости, меня никогда не берут. Считают, что детям нечего делать во взрослой компании. Чаще всего меня накануне отвозили к бабушке Маше и оставляли на каникулы. Но два года назад бабушка уехала к папиной сестре в Севастополь, а мама решила, что я достаточно взрослая и самостоятельная и сама могу организовать себе праздник.
— Ты сама виновата, что у тебя нет друзей, — мама ставила посуду в посудомойку, она чашку никогда в мойке не вымоет, маникюр бережет. — Ты даже на школьный новогодний бал не пошла, а почему?
— Все, я пошел. У вас тут девчачьи разговоры, — папа поднялся, поцеловал маму, потрепал меня по плечу, хлопнула входная дверь. Мне бежать было некуда. Я знала, что услышу, и сжалась, опустила голову.
— Это комплексы твои, а комплексы ты сама наела. Надо же быть такой коровой!
— Я пойду, мам, а то опоздаю, — промямлила я, сползая со стула.
— О чем я говорю вообще, с кем? Упертая!
Новогодняя ночь была сама на себя не похожа. Снега нет, лужи блестят, елки похожи на мокрых собак. Я брела по центральной площади, эпизодами глядя на праздник. Вот компания кричит что-то неразборчиво-радостное. Вот семья — папа открывает шампанское, мама держит стаканчики, дети смеются и лопают конфеты, вот танцуют, там — взрывают петарды. Старушка с собакой, собака со смешными рожками лает и дергает поводок. Музыка смолкла, молодой веселый голос раскатился скороговоркой.
— Дорогие друзья! Внимание! Готовы услышать куранты? Да? Громче! Еще громче! Начинаем отсчет!
— Один! Два! — толпа азартно перекрикивала куранты. — Двенадцать! Ура!
— С новым годом!
— С-но-вым-го-дом! С-но-вым-го-дом!
— С новым годом! — прошептала я и дернула хлопушку.
Пришла домой в начале второго, полюбовалась на маленькую елочку в своей комнате, развернула подарки. Папа подарил новый телефон, последняя модель. Мама — очень красивое дорогое платье и белье. Я про этот подарок знала, конечно, в магазин мы вместе ходили. Бабушка традиционно прислала деньги на карточку. Когда я днем звонила ее поблагодарить и поздравить, долго расспрашивала меня обо всем, хвалила. Правда, и поругала.
— Маруська, учить третий язык это хорошо, но нельзя же только на учебе зацикливаться.
— Ба, да мне интересно… И потом, я и читаю, и в кино, и гулять хожу. А летом на велосипеде…
— Машунь, а парень есть у тебя? — начинается.
— Да, я же тебе говорила, — бодро и уверенно соврала я. — Зовут Богдан.
— Прошлый раз вроде Степан был? — у бабушки тридцать лет педагогического стажа, и память не подводит, в отличие от меня.
— Бабуль, Степанов это фамилия его, а зовут Богдан, — исправилась я. — Ой, он как раз звонит по второй линии, я перезвоню. Все, целую!
После душа вытерлась, сняла с волос заколку, посмотрела в большое, во весь рост, мамино зеркало. Нет у меня никаких комплексов. Лицо у меня хоть и округлое, но симпатичное, а нос и подбородок даже красивые. И глаза большие, зеленые, папа говорит "славянские". Волосы тоже ничего себе, густые и длинные, ниже лопаток. В детстве совсем светлые были, а теперь потемнели, такие пшеничные стали, а летом немножко рыжеют. Волосы ухоженные, прыщей нет — мама меня в одиннадцать лет, когда они первый раз высыпали, к дерматологу отвела. И за телом ухаживать приучила, одеваться со вкусом. И не толстая я! Сорок восьмого размера у меня только юбки, блузки — сорок шесть. И талия шестьдесят пять сантиметров. Что толку? Про корову я слышу с шестого класса, когда переросла мамин сорок четвертый. И маме — общительной, веселой, любящей компании и развлечения, сложно понять, почему мне лучше дома с книжкой… С одноклассниками мне скучно, в сети я не сижу, тусить мне некогда и неинтересно… Натянула халат, расправила плечи, уверенно улыбнулась. Все хорошо, каникулы. У папы выходные. Может, мы в кино вместе сходим, или нет, в Москву попрошу съездить. Погулять, сходить в музей или на новое ледовое шоу. И маму уговорим!