Я торопливо закивала, вскакивая и начиная беспорядочно метаться по квартире. Мила ходила следом и вешала на место зачем-то вытащенный мной офисный костюм, Сашин пиджак, забирала у меня и укладывала в сумку вещи, которые я рассматривала с бессмысленным видом. Что-то сама положила, заставила меня переодеться, посмотрела на меня.
— Все? — спросила, не особо надеясь на ответ. Прошлась по квартире, выключила электроприборы, вывела меня на площадку, заперла дверь.
— Ключи, — я как сомнамбула сунула их в сумку. — Все, спускаемся.
Мы приехали к ее дому минут через десять. Я к этому времени успокоилась настолько, что вдруг стало стыдно.
— Люда, прости, пожалуйста, — я покраснела. — Я веду себя как дура.
— Перестань, — отмахнулась она. — Я тоже лицензию на вечно умную не покупала.
В квартире у Серебро я еще ни разу не была, мы всегда на даче гостили. Поднялись на седьмой этаж, Люда отперла, впустила меня. В просторной прихожей горел свет, откуда-то тихо-тихо слышалась музыка. Что-то знакомое, пронзительно-грустное.
— Катя без нас начала, — прокомментировала Люда, ставя мою сумку, отбирая у меня куртку и предлагая тапки.
'Что начала?' — не поняла я, но вслух ничего не спросила.
Мы — Мила, Катя Русанова и я, просидели в той части кухни-гостиной, что и была собственно кухней, полночи. Пили вино, плакали под Морриконе, смеялись, вспоминая что-то смешное из семейной жизни. Девочки, в основном, но и я рассказала пару смешных мелочей. Мне казалось, что Саша где-то рядом, в соседней комнате, и тоже слышит нас и улыбается.
— В первый день тоска наваливается, одной нельзя, — говорила Катя, пока Мила хлопотала, усаживая меня. — И детям тяжело, мы к Миле пришли, кучковаться.
— Я пойду посмотрю, что там наверху, — Мила огляделась. — А Темка где?
— Уснул, я его пока на вашу кровать уложила, ничего?
— А, — отмахнулась Мила. — Куда же? Наверху ему старшие спать не дадут, тут мы. Хорошо, уснул. Все ведь понимает уже.
— Спрашивал, где папа, — Катя всхлипнула. — Искал.
— Так что у тебя с этой Ириной? — мы выпили две бутылки красного вина, были немножко пьяненькие и только что решили, что хотим еще. Однако в магазин то ли поздно, то ли рано, а Катя поклялась, что никаких запасов у нее нет. Мила постояла посреди кухни, что-то припоминая, щелкнула пальцами, зачем-то полезла на табуретку и энергично копалась в кухонном шкафчике. — Вот! — она помахала пузатой бутылкой. — Нашла! И что это ты говорила 'это ерунда, главное…'. Давай, и про важное, и про ерунду.
Под сливочный ликер рассказывалось как-то просто, хотя даже сейчас звучало глупо, и я смущалась от неловкости.
— Понимаете, девочки, ничего особенного не происходит. Только мелочи, вроде… Вот, например. Все сидят в бытовке, кофе пьют, смеются. Стоит мне появиться — моментально все расходятся, даже из вежливости не задерживаются, пока я себе чашку сделаю. Со мной никто не разговаривает — я имею в виду просто, не по делу. Только 'здрасьте' и 'до свидания', 'да, Мария Всеволодовна' или 'нет, Мария Всеволодовна'. Я в абсолютном вакууме. Это… очень тяжело. Зато с Ириной у всех отношения супер. Душа коллектива.
— Ну ты как-то пыталась отношения наладить? — Катя деловито налила нам еще по стопочке.
— А! — я обреченно махнула рукой. — После двадцать третьего февраля даже пробовать не хочу.
— А что было двадцать третьего? Давайте, девочки! — скомандовала Мила. Мы выпили. — Слушайте, сладко как. Надо чайник поставить, — она встала. — Так что было-то?
— Договорились с Ириной поздравить, она тортик принесла, я пирог, чай попили, я еще по кружке каждому заказала с принтом — фото владельца, у каждого по-особенному оформлено, с юмором, смешной надписью. Вроде, все довольны были. А потом узнала, что она подарила мужикам пригласительные в стрип-клуб и там еще выпивку всем оплатила. Так на восьмое марта мне гвоздички подарили, а ей по роскошному букету роз и еще что-то, очень уж она радовалась какой-то коробочке, отмечали потом вместе, мне сказали.
— Что такого она им наговорила, что они так к тебе относятся? — удивилась Катя, опять разливая. В качестве закуски Мила заварила чаю.
— Не знаю, — я меланхолически выпила. — Я просто работаю, ни к кому не пристаю. Не придираюсь, ценных указаний как делать не раздаю, только что и к какому сроку. Уволюсь я, — всхлипнула. — Зачем я только в Центр перешла? Яшин считает, что я никудышный начальник, в коллективе я изгой… И я не беременнаяааа, — прорыдала я.
Я проревелась, мы допили ликер, еще раз заварили чай и составили план.
— Ты когда последний раз у гинеколога была? — взялась за меня Катя.
— Медкомиссию проходила, — ответила я, как прилежная ученица. — Когда сюда на работу устраивалась.
— Методом опроса — жалоб нет? — хмыкнула доктор. — А до этого?
Я помялась.
— В школе, кажется, — промямлила я. — Да меня не беспокоило ничего…
— Понятно, — Русанова видимо сдерживалась, чтобы не отчитать меня, как неразумного ребенка. — Я после праздника позвоню коллеге, она нас с Милкой лечила, результат ты видишь — восемь детей на двоих. А у нас проблемы были… Лучше тебе не знать.
— И с Ирой твоей тебе пора разобраться, — подхватила Люда. — Что ты все молчишь и плачешь?
— Я жаловаться не пойду, — шмыгнула я.
— И не надо, — заверил меня психолог. — Сама справишься. Потом все обговорим, в деталях. И отрепетируем даже.
Легли мы, когда за окном вовсю светило солнце и пели птицы. Мила с Катей в спальне, прямо на покрывале, по обе стороны от маленького Темы, я прикорнула на диване в кухне, накрывшись с головой пледом, приготовленным на дачу. Мне показалось, я только закрыла глаза, как услышала стук открываемой двери и мужские голоса.
— Они дрыхнут еще, что ли? — пробубнил где-то за стеной смутно знакомый голос.
— Да дети наверняка, а Милка-то поди встала, — шаги. — Вон и чайник теплый, и сама на диване, нас ждет, да задремала, похоже. Доча, вставай, поехали, мамки завтрак готовят! — и широкая ладонь легонько пошлепала меня по оттопыренной попе.
Я медленно потянула покрывало и увидела совсем рядом улыбающееся лицо Евгения Григорьевича.
— Здрасьте, — пискнула я хрипло.
— Гхм, — смущенно крякнул Людин отец, — я того, извиняюсь. Здрасьте!
— Григорич, — позвал Вадим Олегович, выразительно кивая на сушку.
— Ага, — понимающе кивнул тот, принюхиваясь. — Точно, гуляли девки.
Я лежала красная, не зная, что делать.
— Папа? Папа? — в кухню заглянула смущенная растрепанная Люда. — Приехали уже? Я сейчас чайник…
Ехали на дачу двумя авто. Вадим Олегович забрал Катю с детьми, мы ехали следом, в восьмиместном минивене, за рулем Евгений Григорьевич, рядом Люда, я с детьми в салоне, под шутки про рассол и 'приедем — полечу, не дам пропасть, сам страдал, понимаю', Людино 'ну, пап' и мое смущенное сопение. Ну и тошнило еще, немного… Но на душе легко-легко!
Глава 9.
— Так что это, банальная зависть? — я расслабленно откинулась в кресле, положив руки на подлокотники и изящно скрестив ноги. Полюбовалась на свои ровные коленки и красивые бедра, высоко открытые подолом синего платья (прости, Сашуль, я только один разик, мне для дела надо!), тонкие щиколотки. — Да, зависть. Признайся, хотя бы себе, Ирина. Ведь в любом случае я выиграла — получила я эту должность за свои научные достижения, или, как ты говоришь 'насосала' — ты не смогла ни того, ни другого.
Ирина Кан сидела напротив меня напряженная, злая, бледная. Короткие пальцы с кроваво-красным маникюром подрагивали. Уже некоторое время я методично старалась вывести ее из себя, спровоцировать выйти из роли жертвы, проявить агрессию. Первое, с чего начала — сменила макияж на более яркий, прическу, стала одеваться женственнее, хоть и в рамках офисного стиля. Юбки носить, например, или элегантные платья, и пусть она себе хоть до пупа пуговицы на блузках расстегивает, стилем я ее все равно давила. На войне все средства хороши, она до поры успешно пользовалась женским обаянием и внешней привлекательностью, почему я должна этим пренебречь?
Я без зазрения совести воспользовалась еще одним своим преимуществом — я, как-никак, была руководителем. Если они не хотят общаться со мной в бытовке, им не избежать этого в моем кабинете. Разумеется, я не разменивалась на мелкий подкуп, вроде стриптиза и виски, а сыграла на другом — на профессионализме. Я сидела над материалами по четырнадцать часов без выходных, изучила все полученные коллегами результаты, читала литературу по профилю коллег, чтобы знать и понимать, как именно и что они делают, на ежедневных летучках и еженедельных совещаниях могла с любой фразы продолжить любого своего специалиста. Не пыталась соблазнять, заигрывать, кокетничать, но знала их хобби, по именам жен, детей и собак (спасибо соцсетям), хоть и не болтала с ними на личные темы, но могла о чем-то спросить, поздравить с днем рождения ребенка. На совещаниях держалась непринужденно, говорила легко, шутила. Чем раскованней и свободней держалась я, тем больше нервничала Ирина. Мужики, понимая, что 'если женщины дерутся, лучше в драку не встревай', затихарились и градус обожания к Кан постепенно снизили, и дистанцию начали держать что со мной, что с ней. Расчистив, таким образом, татами, я провоцировала ее на скандал, что и раскручивался сейчас в моем кабинете.
— Смелая ты женщина, Ирина, но недальновидная, уж прости. Утверждаешь, что Яшин мой любовник и бегаешь к нему жаловаться на меня. А если б так и было, ты какой реакции от него ждала?
— Но ведь не любовник, — желчно выдохнула она. — Не заступился за тебя!
— Это потому, — сообщила я ей доверительно, — что я способна сама за себя постоять. И мое начальство оценит, что не пришлось вмешиваться — оно, начальство, страшно не любит, когда ему приходится время тратить, во что-то вникать, разбираться. Ты любимую поговорку Яшина знаешь? 'Хорошо работает тот отдел, про который я реже всего слышу'. А вот ты что намерена предпринять? Меня подсидеть, прости, тебе не удастся, работать будешь на рядовой должности. Я даже не против, работай, специалист ты не плохой. Только корону сними, O'kay?
— Да пошла ты…! — она вскочила.
— Ирина Ивановна, вы, я вижу, не совсем отдаете себе отчет в своих действиях. Понимаю, срыв, с каждым может случиться. Подумайте над моими словами, примите решение, сообщите. Я даю вам два дня…
Она выскочила из кабинета, не дав мне договорить. Все, кто наблюдал за нами из-за стеклянной перегородки, отделяющей мой кабинет от остального помещения, могли бы поклясться, что стороной конфликта была именно она — ее поведение, крики. Я — сама благожелательность и корпоративная этика. На любопытные взгляды мужчин я только пожала плечами и сочувственно улыбнулась — мол, не обращайте внимание, это у нее гендерное. Прости меня, наш женский пол, за клевету!
— Бесплодие проявляется отсутствием наступления беременности на протяжении полутора-двух и более лет у женщины, живущей регулярной половой жизнью, без использования противозачаточных средств, — мягко пояснила мне Алена Романовна. — Теперь давайте с вами уточним — вы вышли замуж менее года назад, до этого партнеров не имели, во время брака муж несколько раз уезжал в длительные командировки, поэтому половой жизнью вы не жили, кроме того, до января вы пользовались контрацептивами, которые сами себе назначили. Все так, я ничего не упустила?
Я сидела красная, молчала, только в конце кивнула, не зная, куда деваться от смущения. Вроде бы что такого, а чувствую себя дура дурой.
— Что ж, такой повод посетить гинеколога первый раз за… — она подняла на меня глаза от записей, и я хрипло соврала 'десять'. — За десять лет, — повторила она с ударением. — Не самый плохой. Проходите за ширму, раздевайтесь, я вас посмотрю.
— Что ж, Мария Всеволодовна, — говорила врач, усаживаясь. Я мялась на стульчике напротив, медсестра улыбалась, заполняя карточку. — Анализы будут готовы завтра, но я и сейчас могу вас заверить, что вы практически здоровы. Вам для беременности только одного не хватает.
— Витамины какие-нибудь пропить или гормоны? — обрадовалась я.