— Хорошо, спасибо, — поблагодарила я его куда-то в район лопаток.
Он хмыкнул, побросал внутрь мои вещи и отодвинулся. Я поднялась, заглянула в дверной проем. От десятиметровой комнаты был отгорожен тамбур метр на метр, и кухонька чуть побольше, с крошечным холодильником и чайником, в самой комнате узкая кровать, стол, открытый шкаф с полками и крючками, две табуретки. Никакого намека на душ и туалет.
— Павел Данилович, а еще женщины здесь есть? — я постаралась спросить небрежно. Если есть, хорошо, если нет — как раз бы травмат пригодился, ночью в туалет ходить.
— Есть — повар, ее помощница, официантка. Аспирантка моя, но она с мужем живет, он тоже на раскопках работает. А остальные — у вас за стенкой.
— Хорошо, спасибо, — я обрадовалась. Вот пойду на ужин и познакомлюсь. — А баня… общая? Ну там мужской день, женский?
— Вам в доме отгородили, — усмехнулся Шамрай. — Вход со стороны соседей. Я предупредил, они вам ключ передали.
Я возвела глаза к небу. Какое счастье!
— Ну, вы располагайтесь, — Павел Данилович сунул мне ключ. — И приходите. Поужинаем, там и поговорим.
Первую ночь мне не спалось. Беспокоили звуки — шорохи, стуки, тихий скрежет, было немного жутко и тревожно. Вспомнилось, что почти год назад бы с Сашей были совсем недалеко, наш медовый месяц. Поплакала чуть-чуть, обхватив себя руками. Как же я тосковала, как скучала по нему! Скоро, скоро мы увидимся. Все будет хорошо, любимый…
В каждом коллективе или компании обязательно найдется мужик, уверенный с себе больше, чем толстая тетка в лосинах. Чем хлипче и поношенней мужичонка, тем больше его убежденность в собственной неотразимости. Макс Шлепенков как раз из таких. Вчера, когда я ужинала с Шамраем, он гоголем ходил мимо нашего столика, но не подошел. Завтракать в шесть утра я не пошла, а в обед он уселся напротив меня с видом короля, снизошедшего к симпатичной селянке.
— Привет, красавица, — сморщился в улыбке, как старый шарпей. — Как звать-то тебя?
— Меня зовут Мария Всеволодовна, — вежливо сообщила.
— Маша, значит. Хороша Маша, пока не наша! — типа, пошутил. — Меня Максом можешь звать. Че вечером, прогуляемся? Места тебе покажу, тут у нас красота, — и рукой так невзначай по себе повел. Я посмотрела на впалую грудь, плешинку, на перхоть на узких плечиках, почему-то представила его голым, с тонкими кривыми ножками с шишковатыми коленками и сначала прыснула, а потом расхохоталась. Я так тряслась, что уха в тарелке начала опасно колыхаться и выходить из берегов.
— Ты что? — он растерялся. — Обалдела?
— Ыыыы, — прорыдала я. — Извините… Это очень смешно!
— Ты надо мной смеешься, что ли?! — догадался он. Бросил ложку, встал. На нас уже с любопытством косились, переговаривались, кивая в нашу сторону. — Ну, сучка…
Толкнул стол, я едва успела тарелку подхватить, развернулся и широко зашагал к выходу. Контраст между невысокой щуплой фигурой и размашистым шагом был настолько комичным, что меня опять накрыло. Еле поставила тарелку, согнулась, вздрагивая, постаралась успокоиться. Хватит, Маша, не солидно же! И все остывает. Этот довод мне показался очень убедительным, но смешинка, попавшая мне в рот, не заелась ни остывшей, но от того не менее вкусной ухой, ни жареной рыбой. Компотом только потушила.
3D-макет пирамиды был похож на три прозрачных коробки разной формы и размера, вставленные друг в друга.
— Когда сканер показал внутри пустую полость ниже уровня основания, мы не удивились, ожидали чего-то подобного. Но при дальнейших исследованиях выявили, что пирамида построена по принципу матрешки, — рассказывал мне молодой светловолосый парень, Денис Шанин. — Правда, как попасть внутрь среднего и нижнего строений, мы так и не поняли еще. Первую камеру вскрыли, но там ничего интересного, только рисунки на стенах.
Я скрыла улыбку. Только рисунки!
— Поздравляю, это большое открытие. До этого был обнаружено только два многослойных сооружения: Храм Кукулькана на полуострове Юкотан и лунная пирамида. Но не вскрыли ни ту, ни другую. В мексиканской, кстати, обнаружили, что в фундаменте скрыт потайной туннель, ведущий к подземному озеру.
— Нет, в нашей ничего похожего, — покачал головой еще один археолог, Матвей Казаков.
— Хорошо, я думаю, мне пора на месте посмотреть. Павел Данилович?
Шамрай кивнул. От 'штабного' домика до пирамиды было минут пять ходьбы. Мы шли молча, я вертела головой, стараясь рассмотреть далекий Байкал, горы, и не сразу обратила внимание на шум и толкотню.
— Что это? — удивленно спросила я у Павла Даниловича.
— Да местные, — поморщился тот. — Фольклорный элемент, шаманка. Видели, табор неподалеку? Сначала протестовали против раскопок, инициативную группу собирали, подписи. Когда работы начали, рядом поселились, пикеты устраивают, да возмущаются. А эта бабка околесицу несет. Но убедительно играет, нервные верят.
Мы подошли ближе. В толпе, что-то выкрикивая, крутилась на месте женщина в самодельной одежде из оленьих шкур, с нашитыми лентами, хвостами, какими-то амулетами, с закрытым капюшоном, или чем-то подобным, лицом. Торчали только перья и седые космы.
— Угомонись уже, Рэгзэма, — строго позвал Шамрай. — Не мешай работать. Предупреждал — будешь спектакли тут утраивать — вызову сюда наряд, вывезут вас отсюда вертолетом.
Женщина замерла не оборачиваясь, принялась раскачиваться из стороны в сторону, а потом так резко развернулась, подскочив к нам вплотную, что я вздрогнула и отступила на шаг.
— Не к тебе пришла, — она открыла лицо, смуглое, морщинистое, на котором светились молодые и ничуть не безумные черные глаза, поймала мой взгляд. — К ней пришла. Не ходи туда. Плохо будет, пропадешь, пропадешь. Свет не увидишь, ночь не увидишь, детей своих не увидишь. Пропадеееешь! — провыла она, опять начиная свою пляску. Я отшатнулась от нее и, не оглядываясь, пошла в сторону открытого входа. За моей спиной ругался Шамрай, мужики теснили шаманку и ее спутников. Сердце неприятно сжалось от дурного предчувствия и я, рассердившись, тряхнула головой и сжала дрогнувшие губы.
Глава 10.
Вход в пирамиду открыли только условно — со всех сторон со стен пирамиды сняли дерн и наслоения, углубились ниже уровня почвы, окружив строение рукотворным рвом шириной не менее двух метров и такой же глубиной. Все работы велись вручную, правда, после тщательного просеивания грунт убирали и вывозили все-таки машинами. Обнажились плотно пригнанные, без следа какого-либо связующего раствора крупные, около полуметра в длину и вдвое уже в высоту, темно-серые блоки. Ориентирована пещера, как и абсолютное большинство всех открытых, по сторонам света.
— Видите, с северной стороны часть блоков отличается по цвету и структуре? — показал Шамрай. — Но никаких выемок, углублений, ничего, что могло бы указать на так называемый 'дисковод'. Нет и 'пленки', обнаруженной космонавтами на марсианской пещере.
— Да ломиком, начальник, — сказал за спиной знакомый голос. — Тут главное, один расшатать и вынуть, а дальше как по маслу.
— Так, Шлепенков, — обернулся к рационализатору археолог. — Иди. Ты что вчера со своей вахтой не улетел?
— Да ну, Данилыч, — протянул Шлепенков. — Тут самая движуха пошла, самый фарш. Вдруг че нароете, мож, даже саркофаг золотой. Значит, клад. Вам от государства премия и двадцать пять процентов, а мне по бороде? Нет уж, я тут останусь, моя доля тоже есть, я тут до хе*а кубов перекидал!
— Иди, кладоискатель, — отсмеявшись, повторил Шамрай. — Как саркофаг выкопаем — лично позову.
— Минералогический анализ делали? — я подошла, провела по стене рукой. Светлые блоки были чуть шершавей темных. — Что это?
— Темные — гнейс, — ответил мне высокий худой мужчина, геофизик. Как его Шамрай называл? А, Валерий Павлович. — А светлые — из зёрен кристаллического муассанита, сцементированного тонкозернистой муассанитовой же массой.
— Поясните, пожалуйста, — попросила я. — Простите, я не очень разбираюсь…
У него на лице было написано 'а что тогда спрашиваешь?', но он ответил, очень ровно.
— В современных условиях природный муассанит встречается редко. В специальных камерах с температурой 2500 градусов выращивают искусственный, но получают кристаллический муассанит в таких количествах, что "построить" что-то большее ювелирного изделия невозможно. Это не только самый твёрдый минерал, но и самый кислото — , термо — , щелочно — стойкий. Используется в аэрокосмической, ядерной, электронной и других суперсовременных отраслях промышленности. Каждый кристалл муассанита стоит примерно десятую часть такого же размера алмаза.
— Ни *** себе, — радостно изумился никуда не ушедший Шлепенков, сидящий на корточках на краю рва. — Это ж какая прорва денег-то! Давай, начальник, я алмазной коронкой…
— Гаврилов! — заорал Шамрай. — Гаврилов!
Сверху показалась голова в кепи и куртка с надписью 'охрана'.
— Гаврилов, что посторонние на объекте делают?! Забери это делопута, и что б я его больше не видел.
— Куда тащишь? Руки убери! — донесся сверху недовольный бубнеж. — Сам пойду.
— Видимо, блоки не могут состоять целиком из муассанита? — предположила я. — Может быть, это напыление, скрывающее знаки, символы — какой-то код, ключ к открытию?
Шамрай ответить не успел. Зато…
— Начальник, так я за инструментом?.. Я шементом!
Оборудование с лазерным излучателем доставили только через два дня. Я это время откровенно скучала. Полдня потратила на изучение снимков, сделанных сканером, позвонила Миле — связи с нашими не было, в телескопы наблюдали перемещавшееся по планете огромное пыльное пятно. Читала, поспала. Остальные были заняты — любая экспедиция предполагает кучу писанины, на которую времени никогда не хватает. И все научные сотрудники, кандидаты и доктора воспользовались возможностью и строчили, строчили. Студенты, отрабатывающие практику, играли в волейбол, пели и вообще, производили столько шума, что на следующий день Шамрай на завтраке предложил им 'прогуляться до Байкала'. Я подумала и попросилась с ними. Кроме скуки, меня нервировал вид на палатку шаманки и глухие звуки, доносящиеся оттуда — удары колотушки о кожаный бубен, гортанные крики…
Я чувствовала себя в своей тарелке — компания молодежи, где все знакомы и дружат, и я — тридцатилетняя незнакомая ни с кем тетка. Все так привычно комфортно… Собрала небольшой рюкзак — сменная футболка, полотенце, бутылка с водой, пара бутербродов с еще московской колбасой, яблоки. Яблок мне Люда привезла перед отлетом целый мешок, сказала 'проставишься'. Большие, очень душистые, розовые в красную полоску, с вкуснейшей белой сочной мякотью. Даже сейчас из рюкзака тянуло яблочным духом. Дошли довольно быстро, по торной утоптанной тропинке. Издалека увидели Байкал, и я опять, как впервые, задохнулась от пронзительной силы синевы воды и неба. Прошептала одними губами: 'Здравствуй!' и Байкал ответил — волна мягко шлепнула меня по ногам, толкнула ко мне ракушку. Молодежь шумно раздевалась в стороне, забивалась на 'кто быстрее' и 'кто дальше', я тоже сняла шорты, майку, оставшись в любимом сплошном купальнике. Окунулась недалеко от берега, не боясь холода. От воды веяло такой силой, такой мощью, что я рассмеялась. Хорошо! Потом села на расстеленное полотенце, набросила на плечи майку и достала из рюкзака планшет. Смотрела фото Саши, задержалась на снятом на космодроме, перед отлетом. Оранжевый скафандр, шлем в руках, спокойная мягкая улыбка, за спиной — межпланетный космический корабль. Задумалась, коснулась кончиками пальцев Сашиного лица, перелистнула. Как летчики говорят, 'крайнее' фото — с поверхности Марса. Рядом упал мяч, отскочил мне в колени.
— Ой, извините, — ко мне наклонился темноволосый мускулистый парень, забрал мяч. — А что это? Это с Марса фото? Я такие не видел, а я все записи собираю. Можете мне скинуть? А еще есть? Покажете?
— Эл, ты что там застрял? — к нам подошел красивый бурят, тоже заглянул мне через плечо. — Ого! Это же вторая марсианская?
Через минуту возле меня собралась вся группа, расселись, смотрели фотографии, видео, пока батарея не разрядилась, расспрашивали кто, что. Узнали, что у меня муж — космонавт, и понеслось.
— И вы с трижды героем России Игорем Вадимовичем Серебро лично знакомы?
— И со всем экипажем? А можете автограф взять?
— А по окончании полета как можно на встречу с ними попасть?
— Как поступить в отряд космонавтов?
После 'брифинга' потащили меня играть в волейбол, потом купаться. Пока отогревались, разговорились про расшифровку петроглифов, про мою работу, увлеклась, целую лекцию прочитала, чертила на песке символы. Парни наловили рыбы, сварили уху, я вспомнила про яблоки… Вернулись в лагерь уже в густых сумерках, попрощалась с ребятами, проводившими меня до крыльца. Сходила в душ, легла поверх одеяла. Немного ломили мышцы, горела от солнца кожа. Задремала, проспала ужин, и осталась бы голодной, но постучалась соседка, повариха Варя, принесла мне ужин. Я позвала на чай остальных девчонок, проболтали часа два. Везет же мне на хороших людей!