— Я не слышала, — я вытирала ладонью льющиеся слезы, теперь радостные. — У меня на вибро стоит.
— Ты где застряла? Я все обочины обсмотрел, тебя не видно. По крышу замело, что ли?
— А ты где едешь? — затараторила я. — Я фары сейчас включу и выйду! И фонарик на телефоне!
Через пятнадцать минут я тряслась от озноба и счастья в машине Марка Нетесина, Майя, его жена, поила меня чаем и коньяком попеременно, кормила котлетами и курицей, а сам Марк бегал вокруг моей машинки и помогал бульдозеристу, который ее вытаскивал из сугроба, советами. Бульдозерист в ответ сочно матерился. Слов, конечно, слышно не было, но по губам и по жестам, которые заросший щетиной дядька высовывал в окно, я могла процитировать его дословно.
Никишин позвонил, когда мы уже подъезжали к Москве, долго извинялся, оправдывался. Очень искренне поблагодарила его за помощь. Это ведь он звонил Марку, эвакуатор искал. Он продолжил за мной ухаживать, даже замуж звал. Ответила, что хорошо все обдумала и решила остаться 'своим парнем'. И после этого он дарил мне цветы, целовал руки, мы иногда ходили в кафе или ресторан, но и только. С Нетесиными мы близкими друзьями не стали, но мы с Майей обменивались небольшими подарками на праздники, изредка созванивались. Я надеялась, что после того происшествия отношения с родителями у нас изменятся. Потеплеют, что ли. Но не случилось. Мамина вспышка близости была именно вспышкой, папа выздоровел и опять занимался только своей работой. Но я пережила это без лишних эмоций. Нет, так нет.
Как-то так получилось, что неудавшийся роман с Никишиным оказался последним эпизодом, про который я могла бы сказать 'личная жизнь'. Ни в университете, ни в группе Нетесина мне никто не нравился настолько, чтобы я влюбилась или даже заинтересовалась. Да и ко мне поклонники в очередь не становились. Марк как-то сказал мне, из самых лучших побуждений:
— Маша, ты слишком держишь дистанцию с людьми. Ты не высокомерная, нет. Ты добрая, отзывчивая, всегда придешь на помощь, с тобой интересно, ты веселая. Но ты всех держишь даже не на расстоянии вытянутой руки, гораздо дальше. Ты без слов даешь понять, что тебе не нужно мужское внимание, ты абсолютно к нам равнодушна. Ладно, в любви к своему полу тебя тоже никто не подозревает, — тут он мне подмигнул. — Знаешь, что тебя называют 'Ледяная дева'? Не обижайся, — легонько погладил меня по плечу, что-то прочитав по моему лицу. — Но неужели тебе не хочется семьи, любви, секса, в конце концов?
— Я не обиделась, — проглотила комок, легко улыбнулась. — Да, я такая, Марк, и не стыжусь и не стесняюсь этого. И от всего, что ты перечислил, вовсе бы не отказалась. Но это не самоцель, понимаешь? Мне нравится то, как я живу, чем занимаюсь. Времена, когда успешность женщины оценивалась по статусу 'замужем', прошли, о детях я пока не задумывалась. И мне все равно, что по этому поводу думают другие.
— Ты права, — Марк покивал. — Ты вполне самодостаточна, знаешь, чего хочешь. А ребенка для себя родить еще успеешь.
— Для себя? — я усмехнулась. — Значит, незамужние рожают для себя, а в браке — для мужей? Замужним дети в принципе не нужны?
— Ну прости, — Марк сделал шутливый жест, — сказал глупость. 'Осознал свою вину, меру, степень, глубину, и прошу меня направить на текущую войну!'
— 'Но желательно в июле и желательно в Крыму', - закончила я. — Пойдем обедать?
День, когда лунная обсерватория обнаружила комету и рассчитала дату ее столкновения с Землей, для нас стал рубежным. Дату, которую мы назвали еще два года назад. Это было последнее, решающее доказательство того, что почти десятилетняя расшифровка лунных и марсианских артефактов, изыскания в пирамидах по всему миру, не были пустой тратой времени и ресурсов. Того, что и остальные наши предположения, теории относительно древней цивилизации, когда-то жившей на Земле, могут оказаться абсолютно верными. Это давало такой толчок, такой стимул дальнейшей работе! Вот только будет ли у нас будущее? Я сидела в своей квартире на Воробьевых горах, смотрела выступление генерального секретаря ООН, пила чай и была странно спокойна. Через шесть часов человечество может погибнуть. У меня сердце сжималось при мысли о катастрофе, о страданиях и гибели, быть может, мучительной, миллионов людей. Конкретных людей, детей, моих друзей, знакомых. Но я сама? Что изменится в мире от того, что я исчезну? Что изменится для меня, когда мир исчезнет? Я не хотела смерти, не искала ее, но в подвал прятаться не пошла. Пока над нашей планетой шло сражение, отблески которого были видны даже невооруженным глазом, я размышляла, думала. Ради чего стоит жить? Как я распоряжусь своим 'вторым шансом'? И когда по ночному небу праздничным фейерверком полетел невесомый кометный хвост, побежденный, уже безвредный, я отчетливо поняла — жить стоит ради самой жизни. Принимать ее такой, какая она есть у меня. С моим одиночеством, любимыми книгами, работой, увлечениями. И еще загадала желание. Оно сбудется, обязательно. Ведь если сбывается, когда падает одна звезда, то когда звезд падает миллион — шансов не сбыться у него просто нет!
Глава 5.
— Так, план такой. Встречаемся на Поклонной в девять тридцать. Берешь с собой сумку — вещи за город на два дня. Кроссовки возьми обязательно и купальник. После приема сразу выезжаем.
— Куда выезжаем? Какой купальник? — не поняла я.
— У тебя какие планы на выходные? Конечно, никаких, я так и думал, — перевел Марк мое пожатие плечами. — Поэтому ты едешь с нами, на дачу. И не спорь.
Я захлопнула рот и мысленно махнула рукой. И правда, почему бы не съездить.
— А вы дачу купили? — за Нетесиным закрывалась дверь, и я махнула рукой еще раз.
На Поклонной горе открывали монумент героям, год назад спасшим Землю. Церемония была торжественной и трогала до мурашек. А когда после воздушного парада на трибуну к космонавтам высыпали дети, радостные, гордые, подошли сдержанно улыбающиеся жены, у меня слезы на глаза навернулись. В прошлом году мы были на награждении, и мне, совершенно по-детски, хотелось взять у них автограф, но я, конечно, не подошла.
— Куда вас водили в Кремле? — поглядывая на сына в зеркало, поинтересовался Марк. — Царь-колокол смотреть?
— Да там все были, — пренебрежительно махнул рукой Сережка, откусывая мороженое. — Мы хотели посмотреть куда никого не пускают.
— А в президентском кресле посидеть не хотели?
— Я хотел на троне посидеть, — мы рассмеялись. Судя по обиженному тону, посидеть ребенку на троне не дали. — А кресло у президента обыкновенное, кожаное.
— Вас в кабинет пустили, что ли?
— Да, — ответил Сережа тоном 'ачетакова?' — И сфоткаться дали. Я запостил, так уже двести шестьдесят лайков за полчаса! Пап, а в Центр управления минобороны пускают?
— Куда? — весело изумился отец. Майя с улыбкой обернулась к нам.
— Я фотки в инете видел, там знаешь, как круто!
— Попроси Игоря Вадимовича, он вас в ЦУП сводит. Там тоже круто.
— О, точняк! Ого, пятьсот лайков!
Сережка закопался в смартфон, я откинула голову, прикрыла глаза и под тихий разговор Нетесиных задремала. Когда открыла, машина уже ехала по узкой дороге по смешанному лесу. Хорошо бы дача была рядом с лесом. Погулять можно. Я уже десять лет жила в Москве, а все так и не привыкла к мегаполису. Хорошо еще, у нас Воробьевка рядом и университетский сад, но все не то. Вот Дубну я любила — зеленый тихий город… Задумалась, даже не заметила, что машина выехала на деревенскую улицу.
— С Келлера бутылка, — объявил Марк. — Мы первые. А я говорил, что в объезд дальше, но быстрее!
Мы припарковались у глухого забора в самом конце улицы. Я вышла, с удовольствием вдохнула полной грудью, прошла вперед. Дорога заканчивалась крутым спуском к реке. На другой стороне по такому же обрывистому берегу к воде подступал лес.
— Красота какая! — выдохнула я. День был жаркий, солнечный и хотелось снять надоевший костюм, туфли и пройтись босыми ногами по песку, по теплой воде.
— Маша! — Марк ждал меня у ворот. Майя с Сережкой, видимо, зашли уже.
— Какие вы молодцы! Давно купили? — заговорила я, подходя.
— Что купили? — удивился Нетесин.
— Да дачу!
— А… Так это не наша. Пойдем, вон хозяева встречают, — он пропустил меня вперед, и я шагнула навстречу Игорю Серебро. Мгновенно смутилась, покраснела до самых ключиц. Явиться к чужим людям без приглашения, на два дня! Нетесин…! И ты хороша, Маша!
На огромном участке, не участке даже, усадьбе, можно было заблудиться. Или спрятаться. Мне, кстати, хотелось. Сперва, по крайней мере. Я злилась на себя и Нетесина, испытывала неловкость среди известных людей при больших чинах и погонах, в конце концов, чувствовала себя лишней. Это была компания давно и близко знающих друг друга людей, со своими шутками, которые непонятны посторонним, со своими разговорами. Мы сидели за сдвинутыми столами под большим полотняным навесом, натянутым между соснами, рядом с беседкой и летней кухней, совершенно необыкновенной — с огромной жаровней и здоровенным котлом. Угощали вкуснейшими шашлыками, домашним вином, совершенно замечательным. Я попробовала брынзу и темный, почти вишневый мясистый помидор и никак не могла остановиться, пока не прикончила тарелочку.
— Вкусно, — подъедая чудом уцелевший ломтик, сказал мне Саша Колодей. — Русановы к родне ездили, в Краснодар. Это оттуда богатства.
Артем Русанов, благодаря которому я объелась, тем временем пересел на широкую ступеньку беседки, взял гитару. Перебирал струны, подтянул колки, настраивая. Начал негромко.
Мы поднимем за жизнь и стакан, и щиты,
Чтобы рядом и мама, и дети, и ты,
Мы шагнем в невесомость, прикрыв от беды
Этот мир, где есть мама, и дети, и ты!
Паруса позовут или Марс и Луна,
Чтобы жизнь продолжалась и наша страна,
Выполняем приказ, нарушаем приказ,
Чтобы мама и дети гордились за нас,
Чтобы день наступил, чтобы ночь позвала,
Чтоб любимая рядом живая была,
Мы поднимем "за жизнь" и стакан, и щиты,
Чтобы жили и мама, и дети, и ты!
(Стихи Татьяны Резниковой)
— Это он написал? — у меня чуть перехватило горло. — И про вас — правда.
— Командир, — Саша кивнул в сторону Игоря Вадимовича. — Артем музыку подбирает.
Вечер был тихий и теплый. Ярко-алое огромное Солнце пряталось за деревьями, лес полыхал золотом. Пахло смолой и чуть-чуть дымом, цветами — роз было множество, разных сортов и видов. Артем пел еще — 'из Серебра', как сам сказал, Высоцкого, потом отдал гитару мужчине, Саша назвал его Владом Есиным, тот пел романсы глубоким баритоном, заслушаешься. Столы убрали, посуду вымыли в летней кухне под музыкальное сопровождение. На открытой резной веранде попыхивал огромный самовар, две пожилые женщины — мамы Игоря Вадимовича и его жены, Людмилы Евгеньевны, накрывали стол к чаю, их мужья на скамейке под фонарем разбирали снасти. Кто-то из гостей сидел на расстеленных на траве пледах, кто-то валялся в гамаках. Кругом ребятня — у наших хозяев тройняшки десяти лет и двойняшки пяти, трое племянников, почти у всех друзей дети от грудничков до подростков. Маленькие уже спали в колясках или под боком у родителей, постарше — играли в футбол, волейбол, носились, орали. Когда стемнело — тоже пели в дальней беседке, резались в карты.
— Пойти позвать их ужинать и мыться загнать, что ли, — задумчиво сказала Людмила Евгеньевна.
— Я схожу, — поднялся Саша Колодей. — Пройтись хочу.