1. Когда начинается шутка?
Часть первая.
1.
— Я болен. Странная болезнь проникла в моё тело и, видно, отравила разум. Всё чаще и чаще этот мир начинает казаться мне слишком странным. Он выглядит и чувствуется картонным, ненастоящим, хлипким. Он меня беспокоит. Куда бы я ни посмотрел, я не могу найти ничего, в чём был бы уверен. Думается мне, будто бы всё здесь не настоящее, а придуманное кем-то… как в книге. Да, как в какой-нибудь странной истории, которую пишет кто-то не менее странный. Тогда я, очевидно, герой этой истории. Возможно, даже главный, но в таком случае она становится ещё более странной и даже скучной. Я бы не стал читать эту нелепицу. Ох, мне снова становится плохо от этих мыслей: мутит живот, и темные пятна на глаза лезут, как жуки, и опять меня начинает бить озноб, мучить тошнота… вот же! Как же я устал от этого чувства, — мальчик сидел за партой в классе и писал на листке сочинение, шёпотом озвучивая им написанное. Однако сейчас он внезапно остановился и раздражённо скорчился, вспомнив о том, что тема сочинения была связана с поэзией Пушкина, а он так далеко ушёл от неё в своих размышлениях. Нужно было зачеркнуть большую часть текста и написать по новой. Он опустил взгляд вниз, чтобы посмотреть, с чего начать, и увидел пренеприятный сюрприз: весь текст стёрся. Такое часто случается у левшей, пишущих гелевыми ручками. Ребро ладони следует за свежими чернилами, подобно охотничьему псу, и беспощадно стирает всё, до чего дотронется. Таким вот образом весь труд канул в лету.
Прозвенел звонок. Мальчик закатил глаза к потолку, после чего снова бросил взгляд на измаранный чернилами лист, в котором нельзя было разобрать и слова.
— Плевать, — сказал он и подписал работу: «Марк Юмалов».
Передав лист вперёд, он откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Вместо своего отражения он увидел фигуру человека в пальто и шляпе. Лица его было не разглядеть. Да и сама фигура почти сразу исчезла. Мальчик же уставился в предночную тьму, думая, было ли это наваждением или кто-то следил за ним. Окно осталось измарано пустотой, в которой всё равно будто бы угадывалась призрачная фигура человека, словно темнота ещё не забыла его и старалась сохранить форму. Повеяло холодком. Все уже собрались и вышли из класса: это был последний урок и каждый ученик стремился сбежать из этого злосчастного места как можно скорее. В классе остался один лишь Марк. Он пробежал глазами по всем окнам. В самом дальнем ему почудилось движение.
— Пошёл дальше… Ещё можно увидеть его из коридора.
С этими словами Марк поднялся, смахнул тетрадь в портфель и поспешил наружу. Коридор кишел школьниками, так что мальчику пришлось протискиваться меж ними, дабы добраться до окон.
— Вы слышали, что вчера случилось с Юлей? — скрипел, словно ногти по доске, чей-то голос прямо под ухом Марка.
— А это кто?
— Да та… ну эта.
— А… и что?
Марк ушёл дальше, но и остальные дети обсуждали всё ту же историю.
— Да к ним вчера пробрался в дом мужик…
— Тихо! Это она идёт!
Наконец, пока все на несколько секунд замолчали, Марк пробрался к окнам. Распахнутыми, как от испуга, чёрными очами они смотрели наружу. Что же они видели? В ожидании сердце мальчика судорожно забегало внутри своей грудной клетки. Привстав на цыпочки, чтобы увидеть хоть что-то за лохматыми головами вездесущих школьников, он заглянул на улицу. Фигуры в плаще не было, одна лишь пустота и холодная, голая улица. Однако всё равно Юмалову что-то не давало покоя. Чувство точно такое же, как, будучи ребёнком, в тёмную ночь ты придумываешь себе некоего ужасного монстра: опасного, кровожадного и уродливого, и от своей же придумки приходишь в ужас, и всё внутри тебя выворачивается и колется страхом; вот такое чувство испытывал Марк в тот момент. Впрочем, в окнах не было ничего, кроме отражений. Делать было нечего, так что мальчик стал протискиваться уже к гардеробу, дабы одеться и выйти-таки на свежий воздух.
— А как нам себя теперь с Юлей вести? — говорили рядом с ним, пока он одевался.
— Может… как обычно?
— Что-о-о? Опять как обычно? Я всегда себя веду как обычно, надоело уже.
— Ну да, всегда так. Всё равно давайте вести себя как обычно. Это работает безотказно!
— И правда.
К этому времени Марк уже застегнул все пуговицы на своей куртке и спешил выйти из школы, дабы сбежать от этих глупых разговоров и оказаться на конец наедине с самим собой. Но, проходя мимо очередного окна, стоящего ближе всех к выходу, он опять увидел человека в плаще и шляпе. Лица его всё так же не было видно, но Марку показалось, будто взгляд незнакомца упал на него, подобно помоям. Очевидно, фигура смотрела на мальчика с презрением и злобной насмешкой. И так же очевидно, что, когда Марк вышел на улицу, никого, кроме школьников, там уже не было.
На дворе царствовала зима, а потому к этому времени на улице уже смеркалось. Когда мальчик проходил мимо, голые деревья то и дело начинали усиленно дрожать, не то от порывов ветра, не то от стыда. Как-то незаметно и быстро на улице поднялся густой туман, что в предночной темноте казался лазурным и, ложась на ветви деревьев, напоминал собой паутину. Продираясь сквозь эти туманные сети, Марк внимательно слушал, как снег скрипит под ногами далёких прохожих. Этот звук напоминал собой жутковатый шорох, который издавал бы монстр-паук, вскарабкивающийся по своей лазурной паутине, выкроенной из тумана, и готовящийся напасть на мальчика со спины. И за этой паутиной ничего толком не было видно, помимо очертаний зданий и силуэтов людей. Такой туман в последнее время постоянно появлялся в городе, заполоняя собой все многочисленные улочки. Днём он был белым и обычно своим цветом напоминал бумажный лист, а люди, разодетые во всё чёрное и дрейфующие в нём, казались буквами на этом самом листе — от этого сравнения Марка всегда тошнило и передёргивало, но избавится от него он был не в силах.
Задумавшись о тумане и всех прочих вещах, мальчик совсем перестал смотреть под ноги. С самого детства он ходил по этой дороге, а потому уже давно не задумывался о ней и даже не задумывался о том, куда наступает. Внезапно под его ногой очутился крупный, почти квадратный камень. Подло и беспардонно он выскочил прямо на пути Марка. Таким образом, когда они встретились, мальчик не мог не запнуться. Уже падая вниз, Марк подумал о том, что раньше этого камня тут совершенно точно не было да и не должно было быть, «словно его специально подложили сюда». Вновь слишком задумавшись, Марк забыл выставить перед собой руки, а потому ударился головой прямо о небольшую ступеньку, ведущую в яркий бар, названный «Daydreaming». И, конечно же, от удара он сразу потерял сознание.
Так, засыпаемый свежевыпавшим снегом, он пролежал на земле порядка двух часов. Изредка мимо проходили люди, но они либо его не замечали, либо не хотели замечать. Но вот он очнулся и, на удивление, чувствовал себя не так уж и плохо, даже терпимо. Руки, однако, всё равно дрожали, и ему понадобилось некоторое время, чтобы подняться на ноги — земля вальсировала на ступнях, как на подиуме, кружа голову и не давая прийти в себя. И всё-таки это удалось, а значит всё не так уж и плохо. Первым делом он тут же ощупал голову. «Фу-у-х! Никаких дырок!» — обрадовался мальчик. Голова его, впрочем, ещё кружилась, и он никак не мог собраться с мыслями. Перед глазами у Марка всё плыло, и он замечал какую-то странность, но никак не мог на ней сосредоточиться. Лишь спустя минуту он смог сфокусировать взгляд на серых пятнах, висящих у него перед глазами.
— А-а! — выкрикнул он, осознав увиденное. Однако это самое «А-а» выказывало отнюдь не испуг и даже не удивление, а… да, в общем-то, ничего оно не выказывало, это было ужасно безэмоциональное и даже оскорбительное «а-а».
Справа перед его глазами повисла полупрозрачная серая табличка. На самой верхушке расположилась короткая надпись «Ур — 1», сразу под ней вкладка «Способности». Способность у него пока что была лишь одна, но и та висела серым квадратиком с подписью «станет доступно со второго ур». Ещё ниже расположилась надпись «Задания». Задание было одно, и оно поначалу очень смутило и вогнало Марка в ступор: «Написать книгу».
С десяток минут Юмалов осознавал увиденное, внимательно оглядывая невзрачные буквы, затем громко вздохнул и стиснул зубы до боли и скрипа.
— Серьёзно? — спросил мальчик дрожащим голосом после большой паузы, и поднял голову вверх, уперев взгляд в небеса. — То есть ты вот так относишься к созданному тобой миру? Как к игре? Правда, что ли, мразь ты эдакая? Каким же ублюдком надо быть, чтобы выкинуть такой вот фортель? Или ты смеёшься надо мной? Это абсурдная, чёрная шутка? Наверняка смеёшься ведь! Наверняка шутка! Очень… жестоко… — голова его рухнула вниз и пустой взгляд ударился о голую землю, лениво приправленную грязным снегом.
Совсем скоро Юмалов был дома. Войдя в обыкновенную двухкомнатную квартиру, Марк скинул с себя верхнюю одежду и заглянул на кухню. Там, у окна, стояла его бабушка, одетая в ярко-зелёный халат и сверкающая светло-фиолетовыми волосами, с интересом смотря на улицу и изредка громко обсуждая прохожих. Немного помедлив, мальчик прошёл на кухню и подошёл к холодильнику, расположившемуся у стены в метре от окна.
— У нас нет случаем чего-нибудь съестного?
— Да… то есть нет, — старушка обернулась и посмотрела на него мутноватыми, запавшими внутрь глазами, после чего улыбнулась извиняющейся улыбкой.
Марк устало пожал плечами и заглянул внутрь холодильника. Там стояла одинокая банка солёных огурцов, он достал её и поставил на стол. Пока мальчик упорно пытался вскрыть её, на кухню пришёл и дедушка, отчего и без того маленькая комната показалась невыносимо тесной. Старик ходил в одних свободных трусах, тапочках и с искренней улыбкой на лице. Помимо того он громко пел какую-то песню из его молодости и чуть пританцовывал.
— Ну, чего пришёл? Иди к себе в зал, там пой, — сурово произнесла бабушка.
— Ишь взъелась! Скоро праздник — новый год! Даже попеть уже нельзя? — Всплеснув руками и чуть не задев ими Марка, возмутился дед.
— Нет, нельзя, Сергей.
— Тьфу ты, Марк, не слушай её! Она, дура старая, ничего не понимает. Дай мои пятьдесят рублей! — вновь обратился он к усталой женщине.
— Какие ещё твои пятьдесят рублей? Нету! В доме вообще нет денег и уж тем более твоих! Все кончились, все тебе на водку ушли.
— Ах! Во-от как? Да я их специально отложил. Украла, значит! Ну-ну, я тебе ещё это припомню, коза старая, — сказал он и приставил себе к затылку два пальца, показывая эту самую «козу».
— Сергей, уйди же. Не мешай, — взмолилась бабушка, хотя глаза её при этом горели отвращением и ненавистью.
— Я то уйду, уйду. А это, быть может, последний новый год в моей жизни. Э-эх! Помру молодым!
Развернувшись, он ушёл в зал и вновь запел свою песню.
Марк хотел было спросить у бабушки, почему она так сурова и почему не даст человеку порадоваться празднику, но промолчал, вспомнив прошлый новый год, который был настолько ужасен, что и говорить об этом толку нет. Этот короткий эпизод по какой-то причине очень вымотал мальчика, однако затем он глянул на календарь, весящий под множеством икон, и вдруг в его голову ударила неожиданная мысль: «Мне кажется, что всё начинает меняться… насколько же далеко это зайдёт?».
— О, смотри, твоя мать подъехала, — вдруг окликнула мальчика его бабушка и подтолкнула рукой в сторону коридора. — Иди быстрее на улицу. Вон она стоит, ждёт.
— Хорошо… я бегу, — помедлив, неохотно произнёс Марк.
Старая женщина провожала его взглядом и широкой, почти пластиковой улыбкой, пока он, неловко напялив на себя старую куртку, выбегал в подъезд.
Оказавшись на улице, Марк сквозь снегопад подбежал к белой машине, не дорогой, но и не дешёвой на вид. Открыв переднюю дверь, он сел на пассажирское место.
— Привет.
— Здравствуй. Вот, — женщина средних лет с безвкусно завитыми чёрными волосами и полным лицом протянула Марку небольшую коробочку. — Это тебе подарок на новый год! Мне сказали, что это подвеска из аниме.
— Спасибо… правда, я аниме не смотрел уже года два как, так что…
— А как твои дела?
— Нормал… — попытался ответить Марк, но женщина его перебила.
— А вот представляешь, что у меня сегодня случилось? У нас был конкурс на лучшее выступление цеха. И, конечно же, мы сделали самое лучшее. А нас обсчитали — второе место дали! Это потому что у тех сволочей родственники в начальстве! Как же бесит! Я чуть не померла от этой несправедливости! — мать Марка вмиг вся покраснела, а её тело поразил приступ сильнейшей дрожи. — Нечестно! Как же это всё нечестно! Да как они посмели?! Всегда так! Всегда так в жизни! Поэтому ты должен стать начальником. Чтобы обсчитывать других, а не быть обсчитанным самому! Это так нечестно! Так несправедливо! Я так много работаю, никогда не отлыниваю и всё делаю честно, но все такие злые и несправедливые! Ну как так можно?
Она практически заплакала, а потому откинулась на кресло и прикрыла лицо рукой. Несколько секунд в машине было очень тихо, но было видно, как тело матери Марка все ещё дрожит, не в силах сдерживать внутреннее напряжение.
— Не-е-ет, с таким стрессом я скоро умру! — крикнула она и с силой опустила голову на руль, отчего на нём осталась пара красных капель. После этого она, наконец, успокоилась, поправила причёску и с улыбкой посмотрела на Марка.
— Может быть, тебе стоит попроще относится к жизненным неудачам?
— Не учи меня жить! Я уже слишком стара, чтобы что-то в себе менять! Всё! Иди-иди! — она чуть ли не силой вытолкнула Марка из машины и, стоило ему оказаться снаружи, сразу завела авто и торопливо уехала, будто пытаясь сбежать от него.
Пожав плечами, Марк спокойным шагом зашёл в подъезд и вернулся в квартиру. Более нигде не задерживаясь, он направился к комнате, где проживал вместе со своей бабушкой. Комнатка была очень маленькой. Встав посередине и расставив в стороны руки, можно было легко дотянуться до противоположных стен, столь узка она была. Помещались в ней лишь раскладное кресло, на котором спал сам Марк, диван, на котором спала бабушка, журнальный столик и тумбочка, доверху забитая всяческой религиозной литературой. На стенах красовались бесхитростные бежевые обои, украшенные одной дешёвой картиной и множеством старых иконок, беспрерывно осуждающим взглядом глазеющих на Марка. Слегка задумавшись, мальчик громко выдохнул и подтащил к креслу столик. Затем он достал из-за дивана свой престарелый ноутбук и поставил его на стол. Дождавшись, когда компьютер, наконец, загрузится, Марк мельком глянул на задание, данное ему странным интерфейсом, и открыл программу, в которой можно было печатать текст. Облизнув губы, он хотел было уже начать, но внезапно замер. Все его тело в одно мгновение будто охватил паралич. В его голове зароились мысли, из-за которых он никак не мог заставить себя коснуться клавиатуры. С десяток минут продолжалась эта немая сцена, пока дверь в комнату со скрипом не отворилась. На пороге стояла его бабушка с широкой (настолько широкой, что даже жуткой) улыбкой, точно такой же, какая и была у неё ежесекундно.
— Ты чего тут делаешь? — Спросила старушка своим раздражающе высоким голосом.