Начальник логистики смотрит на Оскари, как бык на тореадора. Того и гляди кинется бодаться. Он резко поворачивается ко мне.
— Не сложно. Борька, держи пакет!
Почти ударил в грудь, а не пихнул. Но я отвечаю так же, как и Оскари — безоблачной улыбкой. Беру черный пакет. Пусть хоть лопнет, я не буду реагировать. Знаю, что от улыбки таким людям ещё хуже становится, на собственных «феечках-ведьмочках» испытал. Они орут, пытаются в чем-то обвинить, а я стою, как ледяной столб, и ни одно ругательство не прилипает. Бывало, что своей радостной улыбкой я доводил «феечек» до слез. Психология! Страшная вещь в руках умного человека. По крайней мере, я себя таким считаю.
Самоконтроль + 0,5 %
Оскари закладывает ружья в багажник. Для каждого ружья свой чехол. На боку самого потрепанного вышито «О». Как вчера объяснял Оскари — это у него счастливый чехол, с ним он никогда обратно пустой не возвращался. Вроде бы как амулет.
Машина снова рычит, а мы с Оксаной оказываемся на задних местах. Как в кинотеатре — места для поцелуев. Юрий поворачивается к нам и пытается что-то говорить, но Оскари вскоре сворачивает с асфальта на проселочную дорогу. Машина то и дело подпрыгивает на ухабах, и я с небольшим удовлетворением наблюдаю, как начальник логистики то и дело бьется щекой о подголовник.
И это не один момент для радости. Вы не поверите, но на моей тыльной стороне ладони расположилась теплая ладошка Оксаны! Сама она отвернулась к окну, словно наслаждается видами сказочного леса. Наши руки не видны за пакетом с бутербродами. Если бы только Юрий знал об этом!
Никаких поглаживаний, никакого пощипывания, никаких царапаний. Теплая ладошка накрывает мою руку и всё. ВСЁ? Да это для меня почти как полет во сне, как редкие секунды победы в соревновании, когда к финишу идешь после трудных тренировок и упорной подготовки. Эти мгновения счастья, это полуобморочное состояние, когда дыхание перехватывает, и на переносице скапливаются тяжелые капли пота. Ни с чем несравнимые ощущения. Кто любил, тот должен меня понять.
— Мы скоро приетем, — говорит Оскари. — Так что котовьтесь к тесантированию.
— Оскари, вот ты вроде бы давно в России живешь. Неужели так трудно избавиться от акцента? — спрашивает Юрий.
— А зачем? Человек толшен пыть тем, кто он есть на самом теле, и не пытаться потстроиться пот чушое мнение. Мне в этом отношении нравится Порис, он располакает своей искренностью и открытостью. Тавно я не встречал таких лютей, — подмигивает в зеркало заднего вида Оскари.
Но не от его подмигивания у меня закружилась голова, не от злого взгляда Юрия на душе запели соловьи — на моей руке сжалась ладошка Оксаны. Сжалась и погладила. Нежно-нежно. Так в детстве меня гладила мама, когда я делал что-нибудь хорошее и полезное. Нет, даже нежнее. Как женщина может погладить любимого мужчину…
Или я опять всё себе придумываю?
Машина останавливается в глухом перелеске. Дорога уходит дальше, но, судя по состоянию колеи, по ней дней пять уже не ездили. Снежный покров просто умоляет, чтобы по нему прошлись и оставили стежку следов. Он кричит о том, что не должно быть в несовершенном мире такой ровной и чистой поверхности, что он смущается быть столь великолепным и требует хотя бы маленький изъян.
Оскари снимает с верхнего багажника закрепленные лыжи. Не те тонкие, коньковые лыжи, на которых бегают по накатанной лыжне, а широкие, охотничьи, больше похожие на вытянутые снегоступы. Я же не удержался и пошел притаптывать небольшую площадку — заметил, что у Оскари в багажнике находятся вязанка дров и плоский широкий пакет. В таких картонных пакетах хранят одноразовые мангалы. А если есть мангал и дрова, то вряд ли обойдемся без костерка и охотничьих историй.
— Борис, ты никак лежанку себе хочешь устроить? Ну вот, на работе спишь, на отдыхе спишь… Ты прямо как ленивец, только ветки эвкалиптовой не хватает. Хочешь, вон еловую пожуй, — пытается подколоть Юрий.
— Нет, спасибо, я сегодня уже зубы чистил. А вам бы не помешало освежить запах изо рта. Принести?
Оксана улыбается на нашу пикировку. Оскари занят и ему не до нас. После выкладки лыж, он собирает ружья. Одно удовольствие смотреть на то, как ловко и быстро это делает. Если бы он так же быстро подготавливал отчеты и таблицы в нашем офисе, то ему даже выделили место у окна. «Палки, стреляющие громом» собраны и одну Оскари отдает Оксане, а остальные протягивает нам.
— Оскари, цевье встало неплотно. Шат имеется, — со знанием дела говорит Юрий.
— Ой, толшен извиниться, но у меня все рушья такие. Это маленькое неторазумение почти всех Пекасов. Но оно не толшно помешать вам охотиться, хотите, мошем поменяться, — Оскари кивает на своё оружие.
— Да ладно. Они хоть пристреляны?
— Та, за пристрелку отвечает знакомый екерь. Он после каштых костей приезшает и настраивает.
— Оскари, если честно, я приехала только подышать чистым воздухом и походить на лыжах. Я вряд ли буду стрелять, — Оксана протягивает ружье обратно. — К тому же я не уверена, что ребятам тоже можно без специального разрешения охотиться.
— Как это не прискорбно, но Оксана права, — вздыхает Юрий. — В России законодательство не предусматривает ответственности за секс с чужой женой, а вот за охоту с чужим ружьем — да.
Оскари выглядит таким жалким, таким растерянным, что мне становится неловко. Ведь человек и в самом деле хотел как лучше, чтобы мы набрались ощущений, чтобы было, что вспомнить в рабочие будни. Но закон есть закон. И все же Оскари поднимает голову.
— Я ше коворил, что у меня есть знакомый екерь? И к тому ше, неушели нельзя пыло сказать о своих сомнениях возле тома?
— Оскари, а я хочу пройтись на лыжах. Когда ещё представится такой шанс? И давай ружье. С предохранителем знаком, на военной кафедре похожий помповик изучали. Наш начальник кафедры — полковник Затокин был заядлым охотником, так что приносил хвастаться. Стрелять не стреляли, но заряжать и целиться умею, — я стараюсь подбодрить Оскари.
— Эх, гулять, так гулять. Я тоже поеду с Борисом. Ладно, Оскари, если что, то валим всё на тебя. Надеюсь, нам небольшой срок дадут, — машет рукой Юрий.
— Я одна не останусь, — тут же заявляет Оксана.
— Токта поетем со мной. Отного рушья нам хватит на твоих. Я таше там тепе стрельнуть. Если что, то тут ше переташь мне и скашешь, что просто наслаштаешься приротой.
Мы с Юрием будем преступать через закон? Как-то не верится. Будем соучастниками преступления и даже можем получить за это реальный срок. И всё ради того, чтобы иметь возможность подстрелить черно-сизую птицу с красными бровями? Сомнительное удовольствие. Но азарт охотника уже играет в крови, начинает колотиться о грудную клетку сердце, словно кто-то чужой пытается вырваться наружу и стучит в ребра мелкими кулачками.
Волк — мой внутренний зверь. Вроде бы это я вынес из посещения колдуна. Это мой пет. Волк, хитрый и опасный хищник. И он моногамен. На одного самца приходится одна самка, живут они парами, которые образуются на много лет и распадаются лишь тогда, когда один из партнеров погибает. Волк выходит на охоту… И он никому не отдаст свою самку!
— Борис, у тебя даже лицо изменилось. Какое-то суровое стало, мужественное. О чем же ты думаешь? — спрашивает Оксана.
Сказать ей, кто властвует сейчас в мыслях? Сказать или нет? Нет. Не могу пока. Не та атмосфера, не та обстановка, да и посторонние здесь…
— Он думает, как от глухаря будет отбиваться, если тот вдруг полезет в рукопашную, — смеется Юрий.
— Ага, и об этом тоже. Думаю о мире во всем мире, о красоте окружающей среды и немного о луне, — улыбаюсь я в ответ.
Улыбка — тоже оружие. Раздражитель. И на Юрия это действует не хуже красной тряпки на быка. Подколка опять пропадает впустую, ноздри раздуваются, глаза искрят, ещё чуть-чуть и начнет копытом землю рыть. А уж смайлик вот-вот лопнет, как спелый помидор.
— А почему о луне?
— Оксана, потому что при луне поют серенады прекрасным женщинам и вылетают самые горячие слова любви, — стараюсь проворковать как можно мягче.
Так мог бы волк проурчать волчице. Оксана смотрит на меня долгим, загадочным взглядом, настолько долгим, что Оскари с Юрием успевают надеть лыжи и теперь переглядываются.
— Кхм, Оксана, я понимаю, что Борис сейчас сказал пошлость, но нельзя же вечность пытаться прожечь его взглядом. Тем более, что на нашем предприятии работают люди с броней носорога, и лишь начальникам приходится воевать за их эмоции, — Юрий решается прервать молчание.
— Д— да, я просто задумалась. Вот как бывает — работаешь рядом с человеком, и знать не знаешь — насколько глубок и обширен его внутренний мир. И не потому, что он неинтересен, а потому, что за цифрами и отчетами не успеваешь увидеть человека. Спасибо, Борис, что напомнил о луне, я уже стала забывать, насколько она бывает красивой. И вообще, за всё тебе спасибо, последний романтик, — Оксана подходит ко мне и целует в щеку.
Приложи к щеке уголек от костра и то он доставит меньше жара, чем это прикосновение. Оголенный провод с напряжением двести двадцать вольт… Кусочек кипящей лавы… И в то же время как прикосновение пушинки одуванчика… Щекотка лебяжьего перышка… По телу мчатся орды мурашек, а в районе солнечного сплетения разгорается костер — хоть сейчас клади меня на снег и используй вместо мангала.
— Воу-воу-воу, какие нежности. Оксана, так не честно. Борис этого не заслуживает, ещё рано. Давай лучше сделаем призом твой поцелуй? Кто подстрелит, того и чмокнешь. Это здорово мотивирует! Правда, Оскари?
— Нет-нет, я пас. А то узнает Мартшаана, и потом начнутся расспросы: «А зачем ты участвовал? А она лучше меня целуется? А мошно мне тоше ково-нибуть поцеловать?» В опщем, я так не икраю.
— Борис, тогда мы с тобой посоревнуемся? Как волк с медведем за великолепную самку, — губы Юрия кривятся в усмешке, но лед в глазах способен погасить любой пожар.
В этот момент он мне напоминает Гарика, который тоже говорил, что мужчина должен бороться за женщину: «Женщину всегда нужно завоевывать, петь под окном серенады или зарплату приносить домой! Большую часть…»
— Оксана не самка. Она не приз, не какая-то вещь, а живой человек со своими чувствами и эмоциями. Оксана, извини, что о тебе в третьем лице, — я киваю финансовому директору и вижу, как она улыбается в ответ.
Социальный интеллект + 2 %
— Ничего, я поняла, что ты имел ввиду. Вот так вот, Юрий, съел? — Оксана показывает язык и хихикает, как нашкодившая пятиклассница.
Если бы меня спросили: «Что может быть краснее помидора?», то я бы без раздумий показал на лицо Юрия. Краска на лице ярче запрещающего сигнала светофора, ярче груди снегиря. Но не это радует, а слова Оксаны. Этот приз почти мой…
— Всё-всё, признаю, сказал глупость. Ладно, проехали и поехали на охоту, а то все глухари разбегутся, — Юрий поднимает руки, будто сдается.
— Та, и правта поехали. А то зимний тень короткий, немноко осталось то сумерек, — Оскари помогает Оксане надеть лыжи.
Я тоже надеваю широкие полозья. Закрепить на пятках и можно выдвигаться. Юрий презрительно хмыкнул и взял палки в руки:
— Не отставай, если что, возвращаться будем по лыжне. Оскари, я думаю, что вернемся на прежнее место через пару часов. Ты как?
— Сокласен. Оксана, твикайся за мной, — Оскари отталкивается палками и скользит, взрыхляя мягкий снег.
Оксана подмигивает и мчится вслед за Оскари. Одно удовольствие наблюдать, как легко и невесомо она двигается по снежной простыне. Словно ангел скользит над полем. А я же отправляюсь за демоном.
Юрий идет размашисто, отталкивается зло, словно пытается выместить ярость на палках. Я мчусь за ним, стараясь не отстать. Мы движемся по кромке широкого поля, за спинами остается след в две полосы. Пять минут и от джипа не остается даже точки.
Скрип снега. Тяжелое дыхание. Пар изо рта. Карканье ворон как песни зимнего леса. Редкие стоны веток под тяжелым покровом.
— Углубляемся в лес. Не отставай, — командует Юрий и сворачивает с поля.