— Да, малышка, совсем износилась одежда, я как раз сегодня собиралась ее заменить, да вот… дела.
— И совсем я не маленькая, я уже семь гласов живу.
— Так семь разве много? — на автомате сказал Олег и тут же поспешно добавил, увидев надувающиеся от обиды щеки собеседницы: — Да о чем это я, конечно, уже совсем взрослая, извини, не подума…ла, а как тебя, такую взрослую, зовут? — пришлось немного напрячься, дабы перейти на женский род, но, похоже, малышка заминки не заметила или не обратила внимания.
— Меня Свеи звать а вас как, дефи?
— Меня — Сольвейн, для друзей просто Соль, мы же подружимся?
Свеи сразу заулыбалась и даже захлопала в ладоши, подпрыгнув на месте:
— Конечно, подружимся, я бы со всеми подружилась, ну, кроме Кафта, он вредный, я ему говорю, что к нам новая дефи пришла ношу нести, а он — что никого там под деревом нет, совсем глупый. Соль, а пойдемте к нему, чтобы он увидел, что вы пришли.
«Так, быстренько соображаем, значит, другие меня не видят, только у одного ребенка незнамо откуда объявилась особая чувствительность к магии, достаточно восприятия, чтобы не только рассмотреть человека сквозь невидимость, но и проигнорировать иллюзии, что намного сложнее, значится, будем сейчас беззастенчиво врать, да простит меня наивная, доверчивая детская душа, но планов оказаться обнаруженным посреди особо охраняемого объекта у меня нет, надеюсь, ничего плохого из-за этого ей не будет», — Сколотов опустился на колени, чтобы оказаться с ребенком примерно на одном уровне.
— Скажи, Свеи, а чем занимается твой папа? — после этих слов Олег еле удержался, чтобы самому себе не заткнуть рот кулаком, не дай бог, это здание для сирот.
— Ноша моего отца — хранить стену, он в сегодняшнем скове(2) стоит, — с гордостью высказалась девочка, даже немного подбоченившись от гордости.
— Вот и я тоже от нехороших существ город охраняю, прямо как твой папа, только немного по-другому.
— Значит, вы не к нам пришли? — расстроенно пролепетала она и тут же, переменив настроение, с горящими от предвкушения тайны глазами спросила: — А как это: по-другому?
— Знаешь, когда злыдни нападают на стену, их прогоняет твой папа, но может так случиться, что один нехороший, э-э-э… монстр, может пробраться в город, и вот я его ловлю, поэтому меня никто не видит, кроме тебя — я замаскировалась, ты, Свеи, просто очень наблюдательная девочка.
— Ох, — глаза ее округлились, — искаженные могут пробраться в город?
— Такая опасность есть, но до сих пор ни один не пробрался, твой папа со своими друзьями всех искаженных убивает, ни одного не пропускает, но я все равно должна следить, на всякий случай… Такая моя ноша, — Олег поспешно попытался убедить Свеи в безопасности, еще не хватало ребенка напугать. — Но моя работа очень секретная, сам… — Сколотов неопределенно ткнул пальцем вверх. — Приказал, чтобы никто не знал, что я приглядываю за городом.
— Сам господарь(3) Цидиан приказал! Ох, меня, наверное, теперь накажут? — погрустнела Свеи.
— Нет, ну что ты, ничего не накажут, мы же теперь друзья, я вот скажу что ты такая внимательная и, может, когда станешь уже совсем взрослой, тоже будешь нехороших искаженных ловить, если захочешь, — весь разговор как хождение по минному полю, Олег очень старался одновременно и не напугать ребенка, и сделать так чтобы о его визите никто не узнал.
— Здорово! Поскорее бы! А совсем никому нельзя рассказать, хотя бы Рутеньке, она хорошая, следит за нами, иногда ругает, но всегда только за дело, вот когда вредина Кафт другого мальчика толкнул, она его наругала.
— Совсем никому нельзя рассказывать. Понимаешь, Свеи, если наш господарь так решил, значит, он лучше знает, пусть это будет нашим секретом, а больше никому, даже папе, — краем глаза заметив, что оторванностью девочки от группы обеспокоилась одна из воспитательниц, Сколотов попытался закруглить разговор. — Ладно, Свеи, мне пора, у вас тут совсем не может быть искаженных, теперь я в этом убедилась, пойду дальше город осматривать, а ты будь так же внимательна и воспитательницу слушайся, когда подойдет, скажешь, что вон жучка рассматривала, — указал Олег на яркую божью коровку, сидящую на травинке.
— Блага тебе, Соль, обещаю, никому не расскажу, а ворона тоже твоя тут летала?
— Ворона?
— Да, черная, большая ворона, ее тоже никто не видел, только я.
— А да… Конечно, моя, не беспокойся, блага тебе, Свеи.
Припустив со всех ног в сторону выхода, Сколотов крепко задумался, что еще это за невидимая ворона? Можно было, конечно, не обращать внимания на слова Свеи, но на слова такого ребенка стоит и обратить, летающих монстров он еще не встречал, что не значило их отсутствия в принципе. Дав себе зарок поглядывать на небо, Олег завернул за угол в отличном настроении: пусть городишко сероват, зато люди как люди, живут, семьи заводят, детишек рожают, пекутся о них, все как положено. Конечно, сомнительно, что такая кроха действительно никому не проговорится, хотя Сколотов не исключал и такой вероятности, но вполне можно рассчитывать, что слова ребенка не воспримут всерьез, и ей самой это особо не повредит — в ее возрасте иметь невидимых друзей еще допустимо. План так себе, содержит достаточно много допущений: если не воспримут, если не выслушают, а как насчет — если все в курсе аномальной зоркости воспитанницы особо охраняемого детского сада, в любом случае это лучшее, что удалось выжать из ситуации.
Побродив еще немного, Олег отметил еще одну странность города, тут не было некрасивых женщин. Сколько он не вглядывался в лица горожанок, не нашел ни одной страшненькой; все были симпатичными как одна, не то чтобы красавицы писаные и лица совсем не одинаковые — у кого-то и нос подлиннее, кто-то полнее, чем надо, есть и совсем худышки, разные фигуры, разные лица, но одно общее: все в той или иной мере привлекательны. Общая серость и усталость, безусловно, не красила местных обитательниц, но если их приодеть, подштукатурить и дать отдохнуть, выйдет прямо цветник а не город.
«Как можно объяснить этот феномен — хрен его знает, это уж точно не наше средневековье, где уже годам к двадцати в полнейшей антисанитарии организм прекрасных дам изнашивался так, что без слез не взглянешь. Ну, пусть у них тут супер медицина, а что, законы природы отменили? А законы эти гласят, что на каждых двух победителей имеется десять середнячков и тройка лузеров, так куда подевались все лузеры?»
Все это навевало неприятные мысли, что местные баловались какой-нибудь гадостью вроде сбрасывания старых, больных и страшных со стен, как в Спарте; да и старух тоже не было, взрослых матрон полно, совсем стариков ни одного, если они, конечно, просто по домам не сидят. Повнимательнее посмотрев на мужчин, Олег тоже что-то такое уловил, по мордам мужики как мужики, не ему судить, но по фигурам, опять же, ни одного откровенного урода; несмотря на то, что все надрываются на работе, никаких внешних последствий на людях не видно. Еще одна загадка в нашу копилку на долгую перспективу.
«Ну а что тут скажешь? Просто так есть, и спрашивать объяснений пока не у кого».
Уже начало темнеть, а Олег все слонялся по городу в невидимости, дабы не слететь с катушек, приходилось периодически забиваться в темные углы и отдыхать от плаща, который за это время стал втройне ненавистнее, только к хреновому самочувствию можно и притерпеться, ни о том он сейчас беспокоился, а о том, что до сих пор не нашел способа влезть в социум, городок, конечно немаленький, но все друг друга знают, все в похожей одежке, все заняты, и тут он вывалится весь такой в белом, не подозрительный, как павлин среди курей, и ведь даже мест скопления народа не найти, куда можно притереться, вся движуха вокруг производственных зданий: кузни, каменной мастерской, швейной, в которой он, кстати, углядел ту самую Мумицу, к которой его отправляла Свеи. Та еще деваха, прямо загляденье, румяная, с пшеничного цвета косой до пояса, вся такая домашняя и теплая, прямо сдобная булка прямиком из печки, а не женщина, и при этом строгая и ответственная: держала все швейное производство в порядке и все без ругани и повышения голоса — пусть у них тут народ работящий, все одно с такой толпой управиться непросто. В результате он снова в тупике, забрался на небольшое одноэтажное здание на центральной площади и пялился на прохожих без всяких мыслей, интерес к внешнему миру вернулся, когда закончилась рабочая смена и люд потянулся, нет, не по домам высыпаться, а именно на площадь. Разношерстная толпа неспешно выливалась из боковых улиц, смешиваясь в центре площади: то разбиваясь на отдельные группки, то сливаясь в крупные толпы, в результате когда большинство уже прибыло, образовалась такая картина: все мужики в центре около трехэтажного здания, похоже, религиозного назначения, учитывая наличие у него единственного резного купола, и множество мелких женских кружков, по интересам, ближе к границе.
Из дверей церквушки показались люди с бочками наперевес, и тут же вокруг воцарилась тишина. Выкатив свой объемный груз вперед, мужики с одного удара выбили деревянным посудинам дно, тут же весь строй зашевелился, из карманов появились разнообразные питейные емкости. Похоже, намечается пьянка, интересно, по какому поводу, не каждый же день их тут бесплатно поят, на такую ораву не напасешься. Разлив предположительно горячительных напитков производился в тишине, получив свою порцию, каждый дисциплинированно отходил в сторонку, пропуская соседей, и оставался ждать с кружкой в руке, пить никто не порывался. Наконец раздача закончилась, и все замерли в ожидании; ждать пришлось недолго, со стороны дворца пешочком притопала парочка мужиков под охраной: один приземистый, полный и жилистый, другой — стройный и мускулистый. Первый человек-тумбочка был настоящим обладателем мировых размеров ширины плеч и внушительных кулаков, закованный в тяжелую панцирную броню с головы до ног; у него за спиной висел ростовой металлический щит, больше смахивающий на стальную плиту, которой входы в бомбоубежище закрывают, его гладко выбритое лицо выражало решительность и торжественность, квадратная челюсть вызывающе выдвинута вперед, густые брови прикрывают строгий, колючий взгляд. Могучая ладонь в латной перчатке задумчиво почесывала абсолютно лысую голову с такой силой, что Сколотову показалось, крепыш желает содрать свой скальп, но, даже не поморщившись, тот опустил руку на рукоятку шипастой булавы и успокоился.
Второй был более традиционного для стороннего взгляда телосложения, просто мужик среднего роста с отлично развитой мускулатурой, в отличие от своего спутника, не запаялся в доспехи полностью, а предпочел под кирасу надеть кольчугу и поверх всего зеленый плащ. Его лицо украшали аккуратная бородка и усы, блондинистые, как и его коротко постриженная макушка, приятные черты лица, карие глаза, выражающие некоторую усталость под стать всему народу; в принципе, второй вызывал приятные впечатления. Сказав пару слов своему кубическому соседу, он отошел в сторону, а воин, наоборот, подался вперед, приняв из рук стражника полную кружку.
Над площадью разнесся громогласный, четкий бас, доносящийся до самый уголков соседних улиц.
— Брави(4), всем известна причина нашего схода, до всех донеслось печальное слово, слово о погибших, положивших свои жизни в борьбе с искаженными. Прошлой ночью твари вновь пробовали наши стены и дух скова на прочность и вновь были разбиты, но победа не почтила нас своей благосклонностью за так, она забрала трех героев, трех сыновей, трех отцов, трех мужей, — среди женской части толпы послышались всхлипы и плач, какую-то женщину всем коллективом поддерживали под руки, пока она заливалась слезами, трясясь от горя. Мужская часть стояла в мертвой тишине.
— Их ноша была тяжела и почетна, но в сей день их служба закончена, нам же остались их имена и память, — оратор достал из-за пояса свиток и не спеша развернул его. — Олодарь Камень сын Химата, Груд Резной сын Палавана и Дуд Зычный сын Жамна, теперь их имена навеки в нашей истории, — свиток перекочевал в руки стражнику который торжественно внес его в церковь.
Дождавшись, когда дверь за посыльным закроется, воин развернулся и сделал глубокий вдох, раздувшись вдвое от своего и так не малого размера, и когда он открыл рот, оглушающий рев пронесся по всему городу, спугнув восседающую на противоположной от Олега стороне площади черную птицу.
— Да встанет в строй с Яростным их дух!!!
Вся толпа поддержала клич:
— Да встанет!
— Славим героев, как славили в веках предков их!!!
— Славим!
Весь строй монолитно опрокинул кружки одним залпом и каждый, достав оружие, приложил его к груди а одоспешенные стукнули рукоятями о кирасы.
Осмотрев строй, оратор вновь заговорил:
— Сейчас время горести и воспоминаний, сегодня можно дать слабину и получить поддержку дружеского плеча, сегодня никого не упрекнут за слезы, но завтра новый день, новая битва, будьте готовы.
Слегка поклонившись, он отступил назад а потом, развернувшись, отправился по той же дороге, что пришел.
На площади же в это время образовалась движуха, забежав куда-то за церковь, мужики вернулись с кучей обыкновенных бревен; разложив их по всей брусчатке вокруг небольших, каменных крышек в земле, самые мускулистые продели в кольца сверху люков стальные прутья и с хеканьем отодвинули их в сторону, в чернеющее углубление полетела едва заметная искра, породившая яркую вспышку, и вот уже повсюду горели ровные потрескивающие костры, и народ рассаживался вокруг них, доставая принесенные музыкальные инструменты, здесь уже не было никаких делений: мужья поджимали под бок всхлипывающих жен, седые рядом с молодыми, воины плечом к плечу с работягами, повсюду расходились тихая музыка и печальные голоса.
Пока поминки вступали в свою завершающую фазу, Сколотов заприметил тройку отдельно сидящих людей, они умастились на самой границе света от крайнего костра на небольшой циновке, особо их выделяла одежда — песочного цвета халаты и повязки на голову, издалека казалось, что все трое ранены и сидят с перебинтованными головами, но, присмотревшись поближе, Олег решил, что это вроде как национальные головные уборы, состоящие из широких тканевых бинтов, плотно обвязанных вокруг головы.
«Вот с кого стоило начать контакты с цивилизацией, они точно не местные, скорее всего, путешественники с корабля, для них я не буду выглядеть настолько подозрительно», — подумал Олег и отменил заклинание теней в стороне от костра.
Подойдя вплотную, Сколотов привлек внимание троицы деликатным покашливанием и когда убедился, что его заметили, выдал заготовленную фразу: «Добрый вечер, уважаемые, я совсем недавно прибыл в этот город, полагаю, как и вы, не желаете ли провести немного времени за беседой, если вас это не тяготит. Позвольте представиться, мое имя Адайр». Ожидая реакции на свой спич, он внимательно разглядывал незнакомцев, те же, в свою очередь, не спеша с ответом, занимались тем же самым, точнее, ответной оценки Олег удостоился только от центрального, остальные больше бестолково пялились, как на неизвестную диковинку.
Тот самый внимательный был мужиком в возрасте, еще не глубокий старик, но лет шестьдесят ему дать можно, сухощавый, но жилистый, с обветренным морщинистым лицом, на котором, как два ярких стекла, сияли темно-синие умные глаза. Всем своим видом он напоминал некого мудреца-философа родом из мусульманских стран, не хватало только бородки, вместо нее старик щеголял длиннющими, седыми, висячими усами. Двое оставшихся представляли намного меньше интереса для изучения, обычные пацаны лет шестнадцати — один весь в веснушках, другой немного полноватый и курносый, вот и все впечатление.
Наконец приняв решение, после долгих раздумий седоусый заговорил:
— Безусловно, с нашей стороны было бы недальновидно отказываться от приятного разговора, мое имя Самахад-си, а моих спутников зовут Шаш-ви, — указал он на курносого, — и Али-ви, — палец уперся в веснушчатого, — прошу вас, Адайр-си, присаживайтесь.
Пристроившись на краю циновки, слава богу, места было достаточно, чтобы не касаться никого, Сколотов изобразил подобие позы лотоса, что вышло на удивление легко. Сидеть так раньше было сущим мучением, но это тело, похоже, отличалось завидной гибкостью, и никакого дискомфорта не ощущалось. Внимательно наблюдавший за всем этим старик оказался, похоже, доволен увиденным и слегка одобрительно качнул головой, одновременно бросив укорительный взгляд в сторону спутников, сидящих на коленках.
— Адайр-си, вы прибыли в доблестный город Решня на «Небесном иноходце», как и мы?
— Да, конечно, уважаемый Самахад-си, именно его путь привел меня сюда, — в мыслях уже готовый сваливать, Олег надеялся, что старик не был знаком с каждой собакой на борту, но первым голос подал курносый:
— Но мы вас совсем не видели на борту, — за что тут же схлопотал звонкий подзатыльник от старшего.
— Прошу прощения за моего ученика, который никак не постигнет законы вежливости, конечно, нам не представилось случая познакомиться на корабле, но в этом нет ничего удивительного, мы и не выходили из своей клети, предаваясь размышлениям весь путь.
— Безусловно, жаль, что так получилось, но мы можем исправить это упущение сейчас, Самахад-си, даже если само знакомство состоялось при настолько печальных обстоятельствах.
Старик вслед за новым знакомым тоже обернулся на звук печальной музыки.
— Гибель защитников своего дома всегда тяжела для тех, кто в нем живет, и мне не дано испытать то же, что и они, но понять разумом их утрату способен даже такой старик, — мудрец сложил пальцами замысловатый знак и провел рукой в воздухе, образуя замкнутый круг, после слегка поклонился. Всю торжественность момента прервало громкое урчание, пухлый ученик от этого конфуза покраснел как помидор и попытался незаметно зажать непослушный живот руками, — Самахад огорченно цокнул языком и еще раз извинился: — Снова прошу прощения, молодые люди совсем не могут держать свои тела в узде, местный мастер все еще проверяет нашу работу и пока не оценил по достоинству сделанное дело.
— Да ничего страшного, вот, угощайтесь, — Олег покопался в плаще, делая вид, что достает из внутреннего кармана сверток, и выложил на кожаную подкладку свой запас вяленого мяса. В инвентаре было и жареное, но объяснить появление здоровенного, истекающего жиром куска мяса из кармана было бы сложновато, и вяленое вполне сойдет, поваренок достаточно набил руку, чтобы больше не плеваться от его кулинарных изысков.