Не верю…
— Ну так что, Вернер, — Воэр стоял рядом с камерой, выглядел так, словно наслаждался всем происходящим, — поиграем?
Поиграем… Еще как поиграем…
Внутри разгорелось пламя ярости, все тело трепетало. Хотелось выть, орать, рычать, уничтожить, но…
Магия… Чертова магия!
— Эх, Томас-Томас… — Воэр смотрел на вампира с презрением, потом перевел взгляд на Агнесс, — я его тебе отдал для чего? Чтобы ты его сильнее сделала, а ты? Слабак… Знаешь, что самое забавное, Вернер? Когда Томас стал вампиром и внезапно продемонстрировал свою силу, я обрадовался. Решил, что секрет твоей магии прост и тебе просто повезло, но… Но Томас владел лишь одной силой… Одной! В то время как ты ни только колдовал в тихую у всех под носом, но и пользовался даром, возникшим у тебя после становления вампиром. Контроль, да? Ты с легкостью его освоил, но я знаю его минусы…
Воэр не смотрел мне в глаза, не было зрительного контакта, а это значит, что и никакого контроля тоже не будет. Я всегда восхищался своим учителем, но сейчас мне хотелось свернуть ему шею.
— Где Марианна?
— У меня, конечно, — с удивлением ответила Агнесс, — а еще с ней рядышком Леон сидит. Ты ведь помнишь его, не так ли?
Кулаки с силой сжались… Я чувствовал, как от злости сводит челюсти…
Леон… Тварь! Мы были врагами еще до того, как Анна Хольц обратила меня, до того, как эта ведьма нашла яд вампира! Раз за разом мы сражались, клялись, что уничтожим друг друга… Он смеялся, когда узнал, что я стал одним из них, наслаждался триумфом победы, но сильно обломался, осознав, что в моей глотке не побывала ни единая капля человеческой крови. За это он возненавидел меня еще сильнее.
И Марианна теперь с ним.
— Сколько мы здесь сидим? — оборотень вмешался вовремя. Благодаря звучанию его голоса я пришел в себя и на время отбросил ненависть в сторону — она мешала.
— Две недели, — Агнесс получала истинное удовольствие… Истинное!
— Д-две… две недели? — Михаилу стало плохо, но он и не пытался этого скрыть. — Как две недели?
— Вы сильно пострадали в бою. Знаешь, мой юный ученик, — колдун сел напротив решетки, — ты ведь знаешь, я очень люблю игры…
— Знаю… — ответил я, осознав истину вещей после высказанной фразы.
Василина. За день до пробуждения Леонида и Михаила.
Они ведь придут. Они ведь придут за мной?
Маленькое окно в стене вызывало лишь ненависть, хотелось кричать, кусать локти, делать хоть что-нибудь, но пытаться выбраться из этой ловушки.
Клетка… Птица в клетке, которая скоро лишится своих крыльев, своей гордости и радости — своего источника долгой жизни…
Они ведь придут за мной?
Отсутствие еды семь дней валькирией переносятся не так тяжело, но вот воды хотелось адски. Горло пересохло, губы потрескались — тело обезвожено. Даже слезы больше не текли, я плакала беззвучно, стонала в грязную старую подушку и ждала, когда дверь откроется и на пороге застынет Ньяла.
Ритуал очищения совсем скоро, я боюсь его даже больше, чем самой смерти. Когда существо расстается с жизнью, оно просто исчезает. Оно больше не испытывает боли или сожалений, не чувствует страданий — дух отделяется от тела, но вот время перед этим моментом… Оно пугает до дрожи в коленях. Я слышала, что многие валькирии не выдерживали и теряли сознание еще в тот момент, когда просто выдергивали перья.
Невольно взмахнув крыльями, я расправила их, любуясь тем, как переливаются золотистые перья в свете солнечных лучей, затем мягко обняла себя ими и села на пол.
Я вновь плакала. Без слез…
Все попытки выбраться оказались тщетными. На лестнице возле двери всегда дежурили стражи, они менялись, не отходили ни на шаг и как всегда несли свою службу. Одна из валькирий — Римма. Мы близко общались с ней раньше, но сейчас я стала врагом номер один, я стала той, кого презирают и ненавидят.
Вот вам и дружба среди женщин-воительниц! И как же моя квартира? Я столько трудов вложила в то, чтобы заработать денег на нее! Причем в кредит взяла уже очень маленькую сумму! Я так хотела жить спокойной, но в тоже время необычной жизнью… пить чай по утрам, вдыхать его аромат… Я ведь так и не попробовала пирожное в одном из рекламируемых кафе — большое такое, со взбитыми сливками и множеством фруктов.
В такие моменты начинаешь вспоминать разные мелочи, думаешь о тех, кто нравится или о тех, кого любишь.
Михаил… Михаил Хартманн… Какая же я дура!
Все воспоминания лишь о нем… Приди же за мной…
Мольбы о помощи на самом деле были тщетными — оборотень просто не знал, где находится клан валькирий. Если он и захочет меня найти, то будет уже слишком поздно.
— … Они без сознания… — голос Ньялы звучал отдаленно, тихо и в какой-то степени радостно, — …отлично… Нет, она пока жива… Мы не допрашивали… Нет, я сама этим займусь… Да, колдун продал Вернера…
ЧТО-О? Воэр? Не верю…
— … Он та еще тварь… — Ньяла хохотала, как же раздражал ее голос! — … Воэр всегда был ничтожеством… Нет… Нет, я не буду вести охоту, пусть вампиры сами разбираются с этими отбросами… Нет, я направлю к ним Римму, пусть приедет с отчетом… Да, она здесь…
Судя по тому, что голос стих, валькирия закончила разговор.
Дверь в мою комнату открылась, на пороге застыла довольная Ньяла в компании Риммы. Девушка смотрела на меня с презрением, и явно давала понять, что с такой, как я, не обмолвится даже словом.
— Поздравляю, моя юная пленница, через три дня ритуал. Наденешь вот это, хочешь ты этого или нет.
Она бросила в меня просторную светлую рубаху белого цвета и тут же вышла, явно испытывая неприязнь и ко мне и к этому месту в целом.
Я сжала неприятную на ощупь ткань, которая показалась мне плотной и довольно грубой. Так получается, что колдун их продал? Как Воэр мог так сделать да и зачем? Вернер его бывший ученик…
Сил расстраиваться из-за колдуна просто не осталось, хотелось умереть прямо сейчас, вот просто взять и исчезнуть из этого мира, потому что ожидание ритуала постепенно сводило с ума.
Дни тянулись словно в замедленной съемке. Минуты издевались, растягивались словно на целые часы, забывали о секундах. С каждым днем становилось только хуже, я раз за разом шептала, что не закричу, уговаривала себя в том, что не заплачу, что никогда не попрошу милости. Моя гордость не позволит опуститься до такого уровня. И пусть делают со мной, что хотят. Я не встану на колени перед Ньялой!
Тик… так…. Тик… так…
В башне не было часов, но мысленно я отсчитывала секунды — так было проще, счет успокаивал, отвлекал, но стоило сбиться, как волна ужаса вновь и вновь охватывала все тело.
Шаги… Сердце забилось с бешеной силой… Меня трясло, я не верила в происходящее…
Нет… этого не может быть. Не со мной… Разве так бывает? Разве в книгах не по-другому?
Шаги были ближе, голос Ньялы пугал…
— … Римма опаздывает… — глава клана была чем-то возмущена, может ритуал отложат? Хотя бы на пару часов… — … она должна успеть, так что начнем без сестры. К очищению она успеет!
Двери открылись резко и с шумом. Воительница, облаченная в боевой доспех, застыла в маленькой комнате и рассматривала меня с ног до головы. Я с трудом одела ритуальную одежду — она была колючей и жесткой, а стоять на ледяном полу босыми ногами было и страшно и неприятно и до ужаса… холодно. Лед будто проник в тело, словно пустил корни, разрастаясь изнутри.
Ньяла молчала, она была серьезна. Ни игры, ни язвительности в голосе и взгляде — лишь суровое отношение и крепкая, железная хватка на продрогших руках.
Золотые оковы с магическими печатями сковали запястья. Точно такие же были прикреплены к крыльям, соединяя их вместе и не позволяя тем самым взлететь пленным.
В горле пересохло, меня трясло с каждым мгновением все сильнее, но…
Я не расплачусь… Нет…
Я не буду просить милости…
Нет, я не позволю себе этого…
Они вывели меня из башни. Впервые за долгое время я ощутила прикосновение солнечных лучей к своей нежной коже, запах сочной травы и легкое дуновение теплого ветра. Земля казалась теплой и сухой, воздух чистым и таким… таким свежим…
Оковы давили на запястья. Они натирали кожу, создавали дискомфорт и заставляли окончательно поверить в то, что в скором времени я пройду самый жестокий, самый ужасный из существующих ритуалов валькирий.
Но почему я? К этому ритуалу не прибегали уже несколько веков.
— За что ты так меня ненавидишь? — мой голос был похож на шепот забитого оленя, я никак не могла побороть в себе чувство страха, что естественно не укрылось от сопровождающих нас валькирий.
— Во мне нет ненависти к тебе, юная ученица, — а голос подвел, дрогнул. Значит ненавидит, иначе бы не стала проводить этот ритуал.