— Мастер Маттиоли… это Роэл Харт… с даром подчинения, мы встречались в Роял-Рице. Я звоню по поводу амулета, который защищал бы меня от повиновения… Гаспару Леоне. Я нашла деньги. Вы можете начать его делать?
Молчание в трубке затягивалось, и девушка схватилась за сердце.
— Я вас помню, — разродился Маттиоли наконец. — Но к работе приступлю только, когда перечислите на мой счет половину суммы. Счет привязан к этому номеру телефона.
— Я сделаю это сегодня же, — с облегчением проговорила Роэл и задала вопрос, который на данный момент интересовал ее больше всего. — Сколько времени это займет?
— Сложно сказать… — протянул Маттиоли. — Недели две, может, три.
— Мастер, а быстрее никак? — не выдержала девушка.
— Какая шустрая маленькая мадмуазель! — хохотнул ювелир. — Что ж, тебя, деточка, можно понять. Позвони через неделю. Но раньше не смей, я ненавижу, когда меня дергают по пустякам.
И он отключился, не слушая ее горячих благодарностей. А Роэл, не сдерживая улыбки, приложила трубку к губам. Она запретила себе допустить даже возможность, что что-то пойдет не так — Маттиоли задержит работу или амулет не подействует… Все будет так. Все будет, как надо.
Неделя — три встречи с ним, всего лишь три, а потом… Она зайдет в камеру, как ни в чем не бывало, но когда Гаспар отдаст очередной приказ, скажет: «Нет! Нет, я не стану! Я больше не подчиняюсь тебе, ублюдок! Ты это слышишь? Катись ко всем чертям, куда тебе и дорога!», уйдет и больше никогда не вернется в то страшное место.
Роэл снова ехала туда, в лечебницу святого Трифона, впервые после перерыва, связанного с аварией, но из-за того, что впереди сияла реальная надежда прекратить все это, ей было легче, намного легче. Испортило настроение лишь то, что Николас Леконт выспрашивал, куда она собралась после работы. Роэл даже пришла в голову мысль, что он может проследить за ней, поэтому, взяв такси, девушка в лучших традициях шпионских боевиков попросила водителя оторваться от возможной слежки. Не исключено, у нее уже начиналась паранойя, но он явно заинтересовался Гаспаром и способен на многое.
Пусть интересуется сколько угодно — ее тайну ему ни за что не узнать!
Водитель попался болтливый, все выспрашивал, от кого это она скрывается, но когда Роэл назвала адрес, по которому едет, притих.
— Кто там? — поинтересовался, кивнув на забор, из-за которого вырастал черный крест лечебницы.
— Муж, — почему-то ответила Роэл и сама тут же испугалась дикости своего ответа.
Какой, к черту, муж? Почему она не сказала просто, что здесь работает?
Феб, который встретил ее на парковке, сообщил, что она сможет найти Гаспара в варочном цеху, там сломалось оборудование, и он помогал чинить.
— Часа полтора есть, а потом я сам отвезу тебя домой. Можем даже поужинать где-нибудь, — проговорил Дюпон и накинул на нее белый халат, задержав руки на ее плечах немного дольше, чем нужно. — Готова продолжать? Ты провела большую работу — у Леоне наблюдается явная ремиссия. Думаю, в скором времени мы попробуем отменить эналиум вообще. Знаешь, это, наверное, смешно, такие существа не умеют любить, но иногда мне кажется, процесс обращения резко замедлился, потому что он влюбился. И я его понимаю.
Согревая Роэл теплыми темными глазами, Феб прикоснулся к ее щеке, но девушка отстранилась, сама до конца не понимая причину, по которой это сделала. Он нравился ей, а она ему, скоро все будет кончено и тогда… Быть может, у них все получится тогда, когда Гаспар не будет стоять между ними. Может, после… Но не сейчас.
Сейчас Роэл отправилась искать Леоне в заводскую часть лечебницы, где обрабатывали и пускали в производство яблоки, из которых потом варили детское пюре, соки, различные напитки. Варочный цех оказался огромным помещением: в хитросплетении труб, проводов, лесенок и исполинских бочек было так легко затеряться. Вокруг что-то трещало, шипело и дымилось, но эти процессы будто происходили сами по себе. Нигде не души.
Стуча каблуками, девушка поднялась по металлическому каркасу на уровень второго этажа. Прямо под ней, на платформе без перил, словно ведьмино зелье, пузырилось в исполинской цистерне какое-то золотистое варево.
— Оригинальный напиток с довольно корявым названием сбитень. Тут его варят, разливают по бутылкам, наклеивают этикетки и отправляют по магазинам, и человеческим в том числе, — послышался позади знакомый гнусавый голос, вогнавший ее в дрожь. — Патока, яблоки и мед. Пробовала?
Роэл резко обернулась и оказалась с ним лицом к лицу. Гаспар стоял, привалившись к какой-то трубе, и с преувеличенным вниманием разглядывал свои ногти. Кажется, они удлинились и заострились. Кажется?!
— Правда, ты дампир, и у тебя должны быть несколько иные предпочтения. Вы можете без нее обходиться, но, куколка, неужели не хочется чудесной, свежей, горячей кровушки? — Леоне вскинул на нее невыносимые зелёные глаза. — Хотя, не совсем она у меня горячая сейчас, если честно, но, что вкусная, гарантию даю.
Девушка не нашла в себе сил ответить, только в ужасе качала головой. К чему он клонит, святые небеса, к чему он клонит?
Пусть он не до конца обращенный, но если она попробует его кровь, то заразится и сама станет… Станет такой же, как он! Упырихой… Ему стоит лишь отдать приказ, который навсегда перечеркнёт ее жизнь. Невозможно! Только не сейчас, когда она почти получила свободу!
— Иди ко мне, куколка, — вкрадчивым голосом позвал Гасапар, гипнотизируя ее немигающим взглядом, как смертоносная гадюка бедную, загнанную в угол мышку. — Обращение больно только поначалу, когдакажется, что кости внутри тебя стали, точно раскаленное железо и они растут, растут, растут, раздирая тело на части. Хуже нет этой пытки, куколка, ты мне веришь? И когда ты катаешься по полу, раздирая лицо ногтями и моля об избавлении, потому как не можешь больше терпеть, приходит освобождение. Внутри воцаряется холод, спокойный спасительный холод… и голод, который кажется раем по сравнению с тем, что было. Иди ко мне, моя конфетная, грациозная кукла… Иди и вкуси…
Завороженная им, его словами, Роэл приблизилась к нему вплотную, обвив руками его плечи, пьянея от этой близости. Клыки увеличились и заострились, чего с ней не было уже давно. Все вокруг стало размытым, как на снимке дурного фотографа. Только он был в фокусе. Гаспар. Его манящие зеленые глаза. Сейчас произойдет то, что поправить уже будет нельзя, но, пусть, пусть, пусть! Если с ним…
Притянув его к себе, девушка жадно прильнула к нему, целуя сонную артерию и повторяя губами путь тока крови. Не опуская к ней лица, Гаспар сжал ее так сильно, и бушующее внутри Роэл пламя опалило бешено колотящееся сердце. Она уже хотела вонзить клыки в его шею, как вдруг он сквозь плотно сомкнутые челюсти, выдохнул:
— Стой! Стой, черт бы тебя побрал! Я приказываю тебе остановиться!
Ноги Роэл подкосились и она сползла вниз, обнимая его колени и тясячекратно шепча «Спасибо!». В последний момент не дал ей сделать это, все-таки не дал попробовать свою, упыриную кровь и стать такой же, как он.
По какой причине, пожалел или пошутил, уже не имеет значения. Важно лишь то, что он остановил ее.
Мед в широкой хрустальной вазе с плоской ножкой напоминает расплавленный янтарь. Гаспар, глядя на нее сверху вниз, опускает в него большой палец и проводит по полураскрытым губам Роэл. Тягучий и тёплый, он остаётся толстым слоем помады, который сразу же начинает стекать по подбородку на грудь. Гаспар склоняется к девушке и, сжав ее горло раскрытой ладонью, впитывается губами в ее губы в сладостном поцелуе. И не выносящей этой сладости Роэл грезится за его спиной отблеск рая.
Он спускается ниже, собирая с ее груди медовую каплю, но останавливается и не дает ей себя притянуть. Как страшно волшебство его прикосновений!
Это безумие — трепетать от одного его неминучего взгляда. Это безумие — с певучей жадностью предвкушать его бесстыжие ласки. Это безумие — захлёбываться влагой, желая ощутить его в себе.
Гаспар держит на ней, стоящей перед ним на коленях, хрустальную вазу, как священник, совершающий миропомазание, а затем наклоняет чашу и мед течет прямо на голову Роэл, на ее запрокинутое к нему лицо, на ее шею и живот, прямо на тонкое белое платье, которое, оказывается, снимается так легко.
Но это не помогает — обнаженная, она вся в меду, в вязком ароматном лакомстве, и Гаспар Леоне, освободившись от своего тюремного комбинезона, вылизывает ее бедра, живот и грудь. Не веря себе, Роэл льнет к нему, прижимается всем телом, и его прохладная кожа тоже становится липкой и сладкой. Она собирает эту сладость поцелуями, но в какой-то момент он переворачивает Роэл так, что она оказывается на нём.
Склоняя к нему голову, девушка свешивает свои медовые волосы на его покрытую татуировками грудь, умирая от восторга, стремится заполнить им всю себя в сосредоточенном порыве, блаженном напряженье, жадном движении, не прерывающемся ни на секунду.
Он не приказывал ей, она могла прекратить это в любой момент, но Роэл извивается на нем в непреодолимом желании узнать, какие чарующие звуки и неведомые небеса ждут ее по ту сторону смерти. И когда она доходит и видит эти радужные небеса в его глазах, то впивается зубами в свое запястье, чтобы не дать вырваться наружу пронзительному раздирающему внутренности стону.
— Почему ты это сделал? Почему не дал себя укусить? — спросила она, после того, как все повторилось в крошечной кабинке душевой, под тугими холодными струями воды, которые смыли остатки меда с их тел и ее волос.
— Потому что ты нужна мне, куколка, — откликнулся Гаспар, проведя указательным пальцем по ее влажной коже от лонного бугорка по животу вверх, меж грудей до самой шеи. От этого прикосновения девушка выгнулась и ненасытное возбуждение эхом отдалось в ней. — Потому что ты выкрадешь для меня у Дюпона ключ от Малахитовой комнаты. Думаю, время это сделать пришло.
— Я не стану! — по-змеиному прошипела Роэл. — Я не стану помогать тебе бежать отсюда! А скоро… скоро ты и вовсе потеряешь надо мной всякую власть!
Сказала это и сообразила: так запросто выболтала то, что должна была держать в строжайшем секрете. Дура! Идиотка последняя! Но ее слова не только не встревожили Гаспара, а, скорее, наоборот, повеселили:
— О, куколка… — протянул он, и осторожно взяв ее руку, поцеловал едва заметные на запястье следы от зубов. — Забавно будет посмотреть на твою жалкую попытку.
Черта с два тебе забавно будет, мразь!
Но вслух этого Роэл не сказала.
В тот день с самого утра зарядил дождь, и Роэл искренне порадовалась, что ей не придется сидеть в унылой редакции, слушая перебранки Ника Леконта и его Дениз, которые стали практически каждодневными. Она ревновала, он огрызался, и вместе они как-то умудрялись втягивать в свои ссоры остальных, а особенно Роэл, которая включаться никак не хотела. Атмосфера в кабинете стала откровенно нездоровой.
Поэтому Роэл была счастлива улизнуть на чердак и, слушая, как стучат крупные капли по покатой крыше, зарыться с головой в старые газеты. Из большого распахнутого окна доносился резкий запах озона, сырой земли и прохладная свежесть. Ирена Сильвен, которая теперь встречалась с Еугеном Жиррадом и в последнее время поднабралась от него всяких умностей, просветила Роэл, что запах земли во время дождя называется странным словечком петрикор. Подруга была счастлива, даже предлагала Роэл вместе с другом Еугена сходить на совместное свидание, но сейчас она не могла разделить ее радости и чувствовала себя бесконечно далекой. Скоро, скоро она освободится от Леоне и заживет нормальной жизнью! Осталось совсем чуть-чуть…
Очередная газета, 18 номер их конкурента «Букгорода» пятнадцатилетней давности был перегнут пополам и посредине. Роэл хотела было раскрыть его на передней полосе и положить в подшивку, но глаз зацепился за фотографию в колонке криминальной хроники. Фото было небольшим, но цветным и очень четким. Лица лежащей в ванной девушки не видно, только свесившиеся практически до пола пряди черных волос и ухо с приметной сережкой: как будто крошечный золотистый дракон вцепился в мочку оскаленной пастью.
Восемнадцатилетняя актриса Агата Дамур найдена мертвой в собственной ванной. Полиция не называет причины смерти, но наш источник сообщает, что она имела криминальный характер. Перед смертью девушка была изнасилована. Соседи мисс Дамур свидетельствуют о странных звуках, похожих на меканье козы, которые доносились из квартиры Агаты ночью. Пожилые люди решили, что они доносятся с улицы и не стали беспокоить девушку.
Не козы, а козла, подумала Роэл, чувствуя, как покрывается кожа мурашками.
Черного козла.
В следующем номере в той же самой рубрике ничего не оказалось, но зато в 17 номере того же года Роэл нашла известие о теле женщины, который рыбаки выловили из озера Виктуар неподалеку от Буковеня. Труп был обглодан водными обитателями настолько, что опознать его не представлялось возможным.
Бог знает отчего страшно разволновавшись, Роэл принялась ворошить подшивку номеров, которые только что аккуратно сортировала. Она нашла еще две заметки: тело Амадин Фурнье, тренера по аквааэробике, было найдено плавающим в бассейне, а шестнадцатилетняя Жоэль Лабель, школьная королева красоты — в душевой после урока физкультуры, тоже мертвая. Над обеими девушками перед смертью надругались. Автор самой последней заметки очень осторожно выдвинул предположение о том, что, возможно, стоит говорить о серии. Про козу больше нигде не сообщалось.
Потрясенная этими давними, но оттого не менее ужасающими смертями, Роэл уже стала просматривать не только криминальную хронику, но каждую полосу и поняла, что пятнадцать лет назад журналисты имели куда больший доступ к информации, чем сейчас. Тогда об этих смертях хотя бы писали! Правда, в номерах «Вечернего Буковеня» за тот год девушка ничего не нашла, но в их газете всегда был приоритет более позитивным новостям, в то время, как «Букгород» уже тогда гнался за леденящими душу подробностями. Хотя, надо отдать ему должное, страшных фотографий еженедельник не печатал. Фотографу удавалось быть максимально корректным: например, в заметке о найденном безымянном трупе там просто поместили фото озера Виктуар.
Дрожащими руками Роэл принялась перелистывать газеты за все предыдущие года, тогда и выяснилась эта закономерность: трупы изнасилованных девушек и женщин находили в воде, на воде, под водой, рядом с водой примерно раз в два-три года. К моменту обнаружения следующего о предыдущем успевали забыть. А это значит, что Водолей орудует в Буковене не с недавнего времени, а уже, как минимум, пятнадцать лет! Просто он совершал свои преступления намного реже, но этой весной почему-то активизировался — за такой короткий промежуток времени жертв уже шесть. Полиция не могла не обратить внимание, тут и дураку ясно, что в Буковене объявился маньяк! Возможно, детали преступлений полиция запретила выдавать, не желая попасть впросак, чтоб не выяснилось — подобные убийства уже имели место!
Конечно, выглядело это глупо, но Роэл все же вырезала каждую заметку и наклеила на чистый лист бумаги, нарисовала и заполнила известными ей о последних смертях сведениями шесть квадратиков. Что объединяет каждое преступление? Вода, это ясно и это ничего не дает. А если так… Что объединяет каждую жертву? Актриса, тренер по аквааэробике, королева красоты, модель… Олимпия Пиррет же была моделью…
Все они были очень красивы, вот что. И у одной из них по странному совпадению, такая же фамилия, как теперь у Рейчел — Лавиолет. Роэл содрогнулась, перечитывая заметку. Бланш Лавиолет была найдена мертвой в канализационном коллекторе…
Жутко, господь всемогущий, это жутко! До замужества Рейчел была, как и Роэл, Харт, но потом, конечно, взяла фамилию Поля.
Стоп! Черт побери, стоп!
У Поля же была сестра, которая трагически погибла очень давно и о которой он не любит говорить!