— Дочки — близняшки в больнице, с крыши прыгнули вместе.
— Я с тобой, — Дора решительно бросила нож и вытерла руки о полотенце.
— Ты говорила, что этим займутся хранители, так что ж они ничего не делают? Дети как гибли, так и гибнут!
Возмущению Олега не было предела. У Темки были замечательные тринадцатилетние девчушки.
— Всех защитить невозможно, — спокойно ответила Дора.
— А ты уверена, что они хотя бы пытались?
— Все будет хорошо, Олеж. Успокойся и следи за дорогой.
Дора положила руку Аверину на плечо, и он как-то сразу успокоился. Боль из сердца ушла. Осталась лишь одна четкая задача доехать до пункта назначения как можно быстрее и безопаснее.
Они приехали на место через пятнадцать минут, поднялись на пятый этаж, в приемном покое сидели убитые горем Тема и его жена Саша. Олег и Дора поспешили к ним. Олег вытащил из кармана пачку денег, взял пятьдесят, все, что было на карточке. Еще он очень надеялся, что хоть чем-то поможет Дора. Но она повела себя довольно странно. Едва они подошли к ребятам, как она вдруг бросилась за кудрявым черноволосым мужчиной в белом халате, вышедшим из коридора с палатами, с криком: «Стой, тварь! Убью!» Мужик резко развернулся и бросился обратно. Дора за ним. Олег замер с открытым ртом: знакомого, что ль, встретила кого?
ДОРА
Эту мерзкую ауру я из миллиона теперь узнаю, хоть ночью разбуди! Если он вышел от девочек, порву ж, как тузик грелку!
Мужик меня заметил и прибавил шагу.
— Стой тварь! Убью! — рявкнула я, бросившись вдогонку.
Семь этажей до верха пробежали на одном дыхании и не заметив, вот мужик распахнул дверь на крышу, и я смачно выругалась. Сейчас спрыгнет и с толпой смешается. Поминай потом, как звали, а я, кстати, и имени его не знаю.
И точно! На крыше никого не было!
— Черт что ж ты за скотина-то такая, а! Это просто дети! Они же беззащитны перед тобой сейчас, это подло!
— На войне, как на войне, красавица! — услышала я за спиной насмешливый голос, резко обернулась, выпуская когти, там стоял сероглазый красавец, я замахнулась, он резко отскочил.
— Хорош же воин, с ребятишками воевать и кошка может.
Схватила мужика за плечо, придала ускорения, он покатился кубарем, но довольно легко и уверенно встал на ноги. И с улыбкой и нескрываемым интересом уставился на меня.
Я перешла в марсианскую ипостась, в ней значительно проще убивать, все эмоции отходят не то что на второй — на десятый план, скорость мысли увеличивается в шесть раз. Тут главное, чтобы тело подготовленным оказалось. Но у меня с этим проблем не было, убивать меня учили с трех лет.
Я завертелась, волчком нанося удар за ударом, тело едва успевало за посылом мысли, мужик не поддавался, кидал и швырял меня довольно легко, почти не пропуская ударов. Неужели и он прошел школу Шайгенов? По мастерству, по крайней мере, он мне ничуть не уступал. Давно такого достойного соперника не было. Ну вот! Стоило чуть призадуматься — и я замираю на самом краю крыши лицом к обрыву, а он держит меня за горло, грозя вот-вот скинуть вниз, и сил у меня почти нет. Я словно выпита до дна. Но из последних сил перехожу в глорианскую ипостась и отбрасываю от себя мужика, сгенерировав мощный электрический разряд. Представив поток своей энергии, что еще плескалась во мне в виде молнии. Мужик отлетел на довольно приличное расстояние и весело расхохотался вместо того, чтоб сдохнуть, ну или хотя бы лишиться чувств.
Я спрыгнула с бордюра и почувствовала, что вот теперь точно без сил, аж шатает, теперь мне капец. Ну, хотя бы попыталась.
— Хороша! Ай, хороша красавица. — Мужик встал, весело смеясь, и подошел ко мне. — Так значит, ты и есть химера? Дитя четырех миров?
— А ты-то, кто такой будешь?
— Я Борис, Борис Смородин. Хранитель.
Мне протянули руку, которую я и не подумала пожимать. Мужик на это недовольно ухмыльнулся, прожигая меня ледяным взглядом своих серых глаз.
— Хранители хранят, а не убивают.
— Все, больше не буду, честное слово! Что искал, то уже нашел!
Мне так нагло улыбались, что я не выдержала, выпустила ардонийские когти и бросилась на мужика, но он ловко перехватил меня, прижал к стене и впился в мои губы своими. Жарко, страстно, жадно. Его энергия лилась в меня потоком. Он питал меня, видя, что я на грани истощения. Я хотела вырваться, но не могла: тело словно окаменело.
Губы и язык Бориса были такими настойчивыми. Я почувствовала, как закружилась моя голова, как просыпается во мне желание и вдруг все закончилось. Мужчина, крепко прижимавший меня к себе, исчез, а я от неожиданности упала на пол.
Полежала, пытаясь отдышаться и прийти в себя, голова кружилась то ли от жаркого поцелуя, то ли от избытка чуждой силы. Этот Борис, судя по всему, верховный жрец, но почему-то творит беззаконие. Серым продался, Иуда!
Что искал, то уже нашел. Боже правый, девочки!
Я бегом бросилась на пятый этаж. Худшие опасения подтвердились. Мать билась в истерике в руках мужа, крича доктору, стоящему рядом.
— Вы лжете! Не может быть! Все ведь было хорошо! Девочки мои! Кровиночки мои!
Ее переполняли боль и отчаяние. У меня самой выступили слезы на глазах от злости.
— Иди к Пелегину! — бросила я пришибленному Олегу, стоявшему в стороне у стены.
— Тот, за кем ты бросилась, это он виновен в смерти девочек, — спросил Олег, когда мы уже сели в машину.
— Да.
— Кто это?
— Понятия не имею. Здесь направо поверни, по окружной поедем.
— Почему ты позволяешь ему творить беззаконие? — с порога налетела я на генерала, ужинавшего в гордом одиночестве.
Отец спокойно прожевал кусок запеченного карпа, вытер губы салфеткой и заговорил так же совершенно спокойно.
— Я и тебе говорил носа из поселка не высовывать, ты же меня не послушала. Самый главный закон вселенной — закон свободы действия. Каждый волен сам выбирать свою дорогу и вершить свои поступки.
— Что ты несешь! — взъярилась я. — Дети гибнут! Невинные дети! Будущее планеты!
— Больше никто не погибнет. Оставшихся собрали и отправили в безопасное место.
— Вот именно что оставшихся!
— Война не милая — не приласкает, — вздохнул генерал, — садитесь, отужинайте.
Вышла Вера. Вечная гувернантка в доме генерала вынесла два блюда с карпом и брусничным морсом. И отодвинула нам стулья, окинув Олега недобрым взглядом. Еще бы, в Алексе старушка души не чаяла. Она тоже была глорианкой, так что была в курсе всего, можно было не сомневаться.
— Что за хрен такой этот Смородин? За что серым продался?
— Он им не продался. Он их сюда привел.
— Ого, это ж сколько ему лет-то?
— Ну да неплохо сохранился. Открылась перед ним?
— Так я ж побороть надеялась, — стало горько. Надо ж было тут ступить!!
— Ой, ты ж молодо-зелено! — всплеснул руками отец. — А по ауре не судьба шансы взвесить. Это ж все равно, что лопатой на танк замахиваться.
Пелегин прекратил жевать и недобро уставился на меня, и я почувствовала, что в комнате прекратилось всякое движение воздуха. Посмотрела на Олега. И увидела, что он закаменел с бокалом в руках.
— Ты губы то на него не раскатывай, дочь! Не думай даже о нем! Постелет-то он мягко, а спать будет ой как жестко! На всю жизнь синяки останутся.
— Да Бог с тобой, я и не думала!
Я отчего-то залилась краской, щеки воспылали огнем. Целуется поганец таки классно, это, бесспорно. Об остальном и думать страшно.
— Вот и не думай, — Пелегин стукнул кулаком по столу — и из поселка ни шагу чтоб мне. Ему туда ходу нет. В остальных местах не ручаюсь за твою жизнь и свободу. Тем более теперь, когда он знает о тебе все.
— В смысле все? — опешила я.