Он и не понял, что тогда было, ведь нянька повернулась и улыбалась ему. А вечером Норманд все рассказал деду. Тот с ужасом посмотрел на внука. И тут вновь Норманд услышал.
«Нет, только не это. Она не могла… С кем угодно, но только не с ним. Пустил на свою голову телепата в дом».
— Дед, а кто такие телепаты? — Норманд прервал мысленный поток деда, замечая, как тот побледнел в один момент. И вышел из комнаты.
Мальчик обхватил колени руками и забился в угол. Он понимал, что дед опять будет злиться.
Но самое ужасное было днем. Все слуги будто сдурели. Целый день ходили и ныли, как им тяжело работать, какие проблемы дома, кого муж побил, а у кого ребенок заболел. При этом они не произносили ни слова, а на маленького мальчика смотрели снисходительного. Норманд узнал, кому он действительно нравится, кто ненавидит деда. Но все голоса сливались в одну сплошную какофонию, и он, вместо того, чтоб пойти погулять во двор, попросту заперся с игрушками в своей комнате.
— Господин Ватерфол, немедленно откройте дверь! — кричала няня по ту сторону.
Но он не хотел. Эта старая жаба, которая не нравилась ему, стояла там и думала о том, как отлупит его. И Норманд нисколько не сомневался, что именно так она и сделает. Дверь дергалась, а затем повернулся ключик.
Разозленная нянька влетела в комнату. И тут же направилась к Норманду. Ему даже не нужно было читать ее мысли, чтобы понять насколько она зла. Ведь ее глаза так и горели яростью. В ее руках появилась воздушная плеть, которую она часто использовала для наказаний. Дед-то приучил внука, что мужчины не плачут и не жалуются, а потому он так и не рассказал ему о подобных методах воспитания.
«Мерзкий ублюдок. Сейчас он у меня получит!»
— Пошла вон! Уходи отсюда! — закричал он, как только воздушная плеть со свистом задела его маленькую ручку, оставляя ярко-красный след.
Нянька выпрямилась по струнке. Ее глаза стали стеклянными, даже двойной подбородок больше не трясся, как всегда, когда она была в гневе. А затем она просто развернулась и вышла из комнаты. И больше не вернулась. Норманду было страшно выходить из комнаты.
Дед вернулся к вечеру с брошкой, инкрустированной черным агатом. Он завел внука в свой кабинет и усадил в кресло перед столом — приучал с самого детства к взрослой жизни.
Норманд смотрел на него, боясь, что может услышать не только вслух, но и в мыслях. И последнее как раз сейчас исчезло. А ведь он что-то сделал со своей нянькой. И за это ему могло прилететь.
— Норманд, так уж сложилось, что твоя магическая сила — ментальная. Это огромная ответственность. И та сила, что досталась тебе — самая страшная и опасная не только для окружающих, но и для тебя. Когда-то таких, как ты, уничтожали. Да и до сих пор людей, обладающих ментальной магией, ищут и уничтожают. Но ты — единственный наследник рода Ватерфолов и должен понимать, что использовать такую силу во вред ты не должен.
— Да, дед, — Норманд покорно склонил голову. Он не мог ослушаться старшего Ватерфола.
Так уж сложилось в их семье, что у деда родилась только мать Норманда, которая слишком рано родила ребенка и, как выяснилось, больше не сможет иметь детей. Ее сын остался единственным, кто продолжит род Ватерфолов. Конечно, огласка о том, что ребенок родился вне брака, быстро распространилась по округе, вот только Грира Ватерфола — деда Норманда — уважали, и новость как вспыхнула, так и потухла за очень короткое время.
— Агат защитит тебя от чужих мыслей. И других от тебя. Носи и не снимай, но помни — никто не должен узнать о том, кто ты.
— Почему таких, как я, уничтожали? — спросил Норманд.
Такой подарок от деда он считал гордостью. Хоть и не подозревал, что Грир Ватерфол подарил ему нечто большее, а именно — жизнь. Но в пять лет Норманд понимал, что получил украшение. А дед ему всегда был примером и авторитетом, которого он не мог ослушаться.
— Я выгнал из комнаты няньку, — прошептал он со страхом, что скажет дед.
— Она мне рассказала, — махнул рукой дед. — Ты можешь быть свободен. Но помни мои слова. Твоя сила — большая ответственность.
«И все же, если я узнаю, что ты сделал что-то плохое с кем-то — мне придется тебя убить».
Это было последнее, что подумал Грир Ватерфол.
С каждым годом его сила росла. Он слышал всех людей, смог предупредить деда о нападении, предугадал многие события. Но неизменным оставалось то, что он слышал постоянно других. Это разрывало его на части. Он даже с женщиной не мог нормально провести время, ибо заранее знал, как она к нему относится. Ужасное состояние, когда нельзя доверять никому. Ты знаешь все, но главный твой друг — одиночество.
Норманд шел по вечернему городу, жадно прислушиваясь к каждой мысли прохожих. За последние три часа его жизнь резко поменялась. И виной всему стала голубоглазая блондинка, которую он выбрал на отбор. Ха, но у Магдалены Ваерн зеленые глаза! По крайней мере, так было на портрете. А может, художник так и нарисовал, а голубой цвет со временем стерся и стал зеленым. Такое бывает.
Нет, определенно надо проверить, какого цвета глаза у Магдалены Ваерн. И если ему подсунули другую девушку, то это будет крайне плачевно для Ваерна. И для нее.
Но — Светлая дева ему помоги! — как же ему было хорошо рядом с ней. Он не слышал никого. Ни работяг, ни Ваерна, ни саму девушку. Норманд уж было подумал, что лишился ментальной магии. Ведь украшения только глушили чужие мысли, а не закрывали их. Но теперь первая проблема — он не услышал мысли Магдалены. Она будто отгородилась от него стеной. Хотя, может, это было из-за печати на ее плече. А вот вторая проблема — он прислушался к мыслям Ваерна и уловил их настолько четко, будто тот с ним разговаривал: все его мысли были о том, что он оставляет дочурку в королевстве одну. Но Норманд все равно чувствовал подвох, только понять не мог — в чем.
Он ходил с ней по порту, прислушиваясь к другим людям, чьи мысли были будто написаны в книге, а вот голова Магдалены казалась черным пятном. Можно было предположить, что она ни о чем не думала, но насколько он знает женщин — они всегда о чем-то думают, поэтому такого точно быть не может. Норманд хотел влезть ей в голову осознанно, но мог ненароком сломать печать, которую явно не ему снимать.
Итак, он сейчас имеет в отборе девушку, чьи мысли он не слышит, но рядом с ней, стоило захотеть, мысли любого другого звучали совершенно четко, а не привычной какофонией звуков.
Он мог бы отправить Магдалену в дом к матери, но он хотел влезть в голову этой девушки сегодня ночью. Он должен понять, что с ней не так.
Глава 12
Убранство апартаментов было простым, но в то же самое время говорило о хорошем вкусе хозяина. Спальня, оформленная в тёмно-синих спокойных тонах, изысканно обыгранных текстилем и обивкой мебели, выделялась после приглушённо лимонного, доминирующего в гостиной. Сочетаясь с цветом чернёного серебра, комната выигрывала сочетанием тонов и полутонов, удивляя простой обстановкой. Благородная патина, тронувшая деревянные поверхности, и не слишком много свободного пространства создавали тёплый уют. Посреди комнаты стояла кровать с высокой, обитой кожей спинкой. Богатое воздушное покрывало цвета песка дополнялось множеством подушек разных размеров. Их расцветка соединяла и мирила прохладный синий с тёплым бежевым, напоминая морской пляж.
Ватерфол сказал, что я могу располагаться в его спальне, и предупредил, что свет включается по хлопку. Горничные расположились в другой комнате. Я с ними даже не разговаривала — как-то непривычно общаться с людьми, которые должны прислуживать мне. Привыкла все сама делать.
— Здесь вода включается, — я дернулась, когда услышала позади голос одной из горничных.
— Как?
Та подошла и отвинтила небольшой краник с красным камнем посредине, а затем и второй — с синим камнем. Из небольшой металлической трубки потекла вода, заполняя небольшую кадку. А я уж собиралась просить горничных воду носить. Девушка хмыкнула и скрестила руки на груди. Надменная, и смотрит так, будто она здесь главная:
— Здесь вот такое. Для тех, кто магией не обладает.
— Спасибо, — поблагодарила ее. — Можете идти.
— Ох, какая честь! — она закатила глаза и подошла ко мне поближе. — Он запал на тебя. И это прекрасно. Не строй только из себя недотрогу. Нам нужно узнать, чем он занимается. В противном случае… — она замолчала, глядя на меня хитрыми глазами.
— Что будет?
— Ты потеряешь все! — она двинулась ко мне. — Все, кто тебе дорог, могут пострадать. Например, та старушка, что приютила тебя.
Я с ужасом взглянула на нее.
— Да-да, о тебе уже навели справки, — она задумчиво постучала пальцем по подбородку. — Леди Фронс ее зовут?
У меня чуть сердце не остановилось. Во что я ввязалась?
— Будь хорошей девочкой.
Ох, верните Ватерфола! С ним спокойней, чем с этой стервой.
— А вы не забывайтесь, что вы сейчас прислуга… — промямлила я, не узнавая свой голос. Не приходилось мне вот так ставить на место кого-то. Даже в приюте девочки были спокойными, и конфликтов не было почти. — Если будете вести себя нагло, то никакого толку от вас здесь не будет.
— Ну, играйся в ледю, — хмыкнула девушка и вышла из ванной.
Нет, так дело не пойдет. Они — прислуга и должны вести себя соответствующе. А я позволяю хамить. Посмотрела на свое отражение в зеркале — затравленная и уставшая.
После водных процедур я легла на огромную — способную вместить троих таких, как Норман — мягкую кровать, приятно прогнувшуюся подо мной. Погладила приятную атласную ткань. Интересно, а кого он еще сюда приводит? Дурацкая мысль. Но надо на что-то отвлекаться. Мне слишком больно. Душевно больно, будто в сердце кинжал воткнули. И как я стану ближе к Ватерфолу? Я же хотела быть тихой и незаметной, а придется переступить через свою скромность и стать смелее. Иначе пострадает леди Фронс. Я не могу этого допустить. Мне даже не так страшно за свою семью, как за добрую старушку, приютившую меня.
Ватерфол. Почему он не посадил меня в карету и не отвез в свой дом, о котором полвечера рассказывал? Вопросов было больше, чем ответов. Мог бы и отправить, но, видать, передумал. Интересно, когда он вернется?
Я отгоняла от себя мрачные мысли, пока пыталась уснуть. Постельное белье приятно пахло мятой, и это успокаивало.
Засаленные губы расплылись в хищной улыбке. Волосатые руки, покрытые копотью, тащили меня. Я упиралась, цепляясь за лестницу. Запах пота и алкоголя ударил в нос, сводил с ума, не оставляя шанса на сопротивление. Орала и рыдала, пыталась отбиться. В живот прилетел удар, и я отцепилась от деревянной стойки — единственной опоры. Безвольно повисла в руках, сжимавших рёбра. Воздух едва-едва проникал в лёгкие. Боролось из последних сил, кусая грязные руки, вдохнула воздух и снова закричала. Истерика накрыла с головой.
И вдруг рядом почуяла солоноватый запах моря и мяты.
— Успокойся, это всего лишь сон.
Я вынырнула из темноты и увидела рядом Норманда. Он обнимал меня, поглаживая мои волосы. Пальцы прошли по дорожкам слез, ласково осушая их. Сердце бешено заколотилось, стремясь сломать грудную клетку. Как же страшно и во сне и наяву! Не хочу, чтоб он трогал!
Вдох-выдох. Раз, два, три, четыре. Вдох-выдох.
— От…отпустите пож…жалуйста, — захлебываясь, попросила. Норманд нехотя отпустил. Вытерла слезы. — Что вы здесь делаете? — прошептала, немного успокоившись.
— За рубашкой зашел, — улыбнулся он, подошел к шкафу и достал нужную ему вещь. Его фигура в свете луны казалась огромной: широкие плечи, мускулистый торс. Он провел ладонью по легкой щетине, а затем взъерошил свои волосы: — Точно все хорошо?
— Да, простите, — я уткнулась в одеяло, ощущая его взгляд.