Почти человеческая фигура. Доспех из светлого металла. И тело чудовища.
Весь заросший густой чёрной шерстью, монстр смотрел мне прямо в душу ярко-синими глазами, полными ненависти. Лишь они одни выделялись яркими огнями на плоской морде. Я не могла назвать это лицом.
Изо рта высовываются острые клыки. Он будто тянется с гобелена — тянется к людям в последней попытке достать кого-нибудь из нас. Но лапа с длинными изогнутыми когтями уже разжимается, из неё в окровавленную траву выпадает меч. Чудовище пало на одно колено — ещё немного, и отлетит последний вздох последнего из эллери, знаменуя собой окончательную победу Великого Завоевания.
Остроконечный щит с эмблемой — роза в круге — не смог предотвратить решающего удара, распоровшего доспех на груди чудовища и расцветившего гобелен ярко-алым. И удар этот нанёс недрогнувшей рукой человек. Герой, прославленный в легендах. Тот самый, что основал когда-то род Винтерстоунов. Не зря этот гобелен хранился в замке и передавался из поколения в поколение в роду графа.
Теперь он принадлежит Рону и Эду. Они наверняка очень ценят эту жуткую вещь, от вида которой у меня подкашиваются ноги и сбивается с ритма сердце. И, наверное, с особенной гордостью смотрят сейчас на неё…
Нет, Рон смотрел только на меня. Прямо мне в лицо. Пристально и как будто выжидающе. Неужели он стоял так всё время, а я даже не заметила?
— Ну что, Рин, ты по-прежнему утверждаешь, что ничего не боишься? — в голосе была вечная насмешка, но глаза… Глаза были обеспокоенными.
Я через силу улыбнулась. Хотя получилось, наверное, так себе.
— Конечно. Я же прочитала ту твою книжку.
Его взгляд немного смягчился.
— Можешь не возвращать. Рад, что тебе она понравилась.
— Я не сказала, что понравилась, — возразила я, отпуская его рукав, пока никто не заметил.
Рон хмыкнул и снова вернулся к гостям.
В толпе меж тем раздались разрозненные хлопки, которые быстро подхватили почти все, устроив лорду Винтерстоуну и его гобелену настоящие овации.
Чему они радуются? Крови и смерти на этой картине?
У меня жутко разболелась голова, и я попросила папу увести меня спать. Но всю дорогу до комнаты мучилась от ощущения, что чего-то не заметила на том гобелене. Чего-то важного. Эта мысль зудела и не давала покоя, как заноза, которую никак не можешь вытащить.
Я вертелась и крутилась в кровати полночи, и только когда уже начинала засыпать, наконец, поняла.
У воина, пронзающего чудовище, были черты лица Рона.
Ну да, ничего удивительного… Это же его предок…
Если я думала, что после того стояния рядом и почти держания за ручки хоть что-то изменится, то это была очень глупая надежда. Рон по-прежнему меня не замечал.
После бала-открытия потянулись обычные мирные развлечения скучающей знати. Прогулки по саду, пикники, музыкальные вечера, чтения вслух и длительные беседы, трапезы с изысканными блюдами за длинными-предлинными столами… Все гости разбились в конце концов на небольшие группы. И только я чувствовала себя одинокой и никому не нужной.
Папа быстро нашёл себе компанию таких же солидных джентльменов и вечера напролёт играл в карты или вёл разговоры о политике. С детьми моего возраста мне было скучно. Старшие меня игнорировали — да я и стеснялась сама с кем-то заговаривать.
Моё одиночество скрашивал только Эдди. Добрый он, всё-таки. Не то, что некоторые. Вот его мне иногда удавалось украсть у компании старших ребят, и мы часами болтали о каких-нибудь пустяках, пропадали на конюшне и на фехтовальной площадке, искали для меня самые красивые цветы… Гости-то не решались рвать «ледяные розы Винтерстоунов». Которые к тому же поддавались, только если срезать стебли какими-то особыми ножницами из старого-престарого металла чуть ли не эпохи Завоевания. А вот Эдди было всё можно. Вернее, ему никто был не указ. Так что ножницы эти он украдкой таскал у Торнвуда, хотя тот жутко сердился, — и тогда мне доставался цветок, а то и не один. Однажды я всё же рискнула спросить Эдди, как бы невзначай, что это за девушка такая вьётся около Рона.
— Эмбер? — на лице Эда появилось восторженное выражение. Я вдруг подумала, что лучше бы, наверное, не спрашивала. — О, это королева школы Эбердин! Учится с Роном на одном курсе и сохнет по нему уже года два. Так что у меня, к сожалению, ни единого шанса.
— Да я не о том спрашивала вообще-то, — пробурчала я, от души пиная камушек, некстати попавший под ноги. Мы шли по уложенной гравием дорожке меж розовых кустов, погода была отличная, щебетали птички, которые как оголтелые слетались к замку со всей округи, чтобы не мёрзнуть в зимнем лесу… Вот только настроение моё как-то стремительно ухудшалось.
— А о чём? Ну, могу тебе про неё ещё сказать, что она из Сильверстоунов. Семейка в родстве у самого короля, денег куры не клюют. Завидная невеста, короче. Думаю, скоро от женихов отбоя не будет. Так что, если Рон со своим дурацким характером упустит такой лакомый кусочек, я, пожалуй… А хотя о чём это я! Нашёл тему для разговора с ребёнком. Не слушай меня, Кэт. Просто это… когда речь заходит об Эмбер Сильверстоун…
И он мечтательно вздохнул. А я смертельно обиделась на него за «ребёнка». Ну что же они помешались-то так на этой Эмбер!
Потом я подумала, что уже слышала где-то её фамилию. А, ну да… Лорд Сильверстоун — это же тот самый всадник на белом коне, разговор которого с графом я подслушала тогда, прошлой зимой! Дядя самого наследного принца. Да уж, приданое у невесты с такими-то родичами будет нехилое…
Но тут мои мысли неожиданно потекли в другое русло.
От того, что я вернулась в то утро и будто наяву услышала звуки надменного голоса лорда Сильверстоуна, мне неожиданно ярко и остро вспомнилось, что они с хозяином замка говорили о каком-то обряде. И провести его собирались, судя по всему, именно на Празднике ледяной розы.
Так что же это такое? Что они затеяли? Пока я не замечала ничего необычного.
Но чем быстрее бежали дни, чем меньше оставалось времени до отъезда, тем сильнее меня грызла тревога.
(3.3)
Вот и наступил день накануне моего отъезда. Понятия не имею, почему время в замке всегда так быстро летит… Кажется, не успеешь приехать — а уже снова прощаться до следующей зимы. И бесконечно переживать, чтобы она действительно случилась — эта зима. Чтобы никакие вьюги не замели пути к месту, где хочешь быть больше всего на свете.
Иногда я думала — каково это, жить здесь всегда? Знать, что в любую минуту чудеса Замка ледяной розы под рукой, когда ни пожелаешь? Мне было очень сложно такое представить. Начинаешь воспринимать их как обыденность, как будто ешь самые вкусные пирожные каждый день — или наоборот, еще сильнее врастаешь в замок так, что он становится частью тебя? Может, я ошибалась — но почему-то мне казалось, что в братьях Винтерстоунах воплотились оба варианта. И я знала, кто из них готов на всё, что угодно, только бы спасти Замок от увядания. Мне даже трудно было выразить, почему я так решила — просто знала, и всё.
Этим вечером лорд Винтерстоун собирался дать самый пышный бал — бал-кульминацию праздника. А наутро мы с отцом уедем. Если обряд не проведут сегодня — значит, я всё прозеваю и так ничего и не узнаю. Поэтому нужно держать ушки на макушке и внимательно смотреть по сторонам.
Напряжение внутри меня с такой силой закручивалось и натягивалось, что я не то, что не могла ничем заниматься в ожидании вечера, — я просто-напросто не могла посидеть спокойно и пяти минут.
После обеда попыталась немножко успокоиться и позаниматься в своей комнате какой-нибудь ерундой, но поняла, что не получается. Тогда я махнула рукой и отправилась просто бродить по замку туда-сюда. Особенно интересовал меня второй этаж, который я знала так мало.
Там было по-прежнему холоднее, чем на моём третьем или даже на первом. Я прошлась по длинному пустому коридору с целым рядом высоких окон, в которых разбивалось на осколки фиолетовое небо Замка ледяной розы. Добралась до каких-то дальних комнат и почувствовала, как оттуда ощутимо веет холодом. Когда подошла ближе, увидела, что створки запертых дверей и пыльные потускневшие розы на них покрыты мелкой сеткой трещин.
Значит, увядание всё-таки не прекратилось. Замку по-прежнему нужно лекарство.
Я вздохнула и побрела обратно.
Затормозила, когда увидела приоткрытую дверь. Ту самую, что вела в бальный зал. Кто-то прошёл здесь совсем недавно. Мне стало любопытно, и я заглянула внутрь. Наверное, Торнвуд готовит зал к…
Далеко-далеко, на противоположном конце зала я увидела девушку со светлыми волосами. Она стояла возле гобелена и внимательно его рассматривала.
Первым моим порывом было поскорее уйти. Но потом я поняла, что никогда себя не прощу за эту трусость. Буду весь год кусать локти, что упустила последний шанс посмотреть вблизи на Эмбер Сильверстоун.
И я осторожно двинулась вперёд.
Пересекла уже почти весь зал, ловя собственное перепуганное отражение в бесконечных зеркалах, когда поняла, что понятия не имею, как с нею заговорить. Мне вдруг стало так неловко, что захотелось развернуться и побежать обратно. От позорного бегства, если честно, меня спасло только то, что девушка вдруг обернулась и сама заговорила со мной.
— Привет, Кэт!
Я смутилась и кое-как преодолела последние несколько шагов. Стала рядом и сделала вид, что пришла сюда исключительно, чтобы тоже поглазеть на гобелен.
— Здравствуйте, мисс… — опомнилась я и пробормотала торопливо, делая поспешный книксен. Уф-ф-ф, чуть не забыла о правилах хорошего тона!
— …Мисс Эмбер Сильверстоун. Очень приятно познакомиться! — девушка пришла мне на помощь и тем самым избавила от необходимости пояснять, откуда я знаю, как ее зовут.
Стоп. А она-то откуда меня знает? И почему вдруг «Кэт»? Хотя, понятно почему. Ну да, вряд ли она незнакома с Эдом, раз они учатся в одной школе. Интересно бы только знать, каким образом моё имя всплыло в их разговоре. Но я лучше умру, чем спрошу об этом.
А вот Рон, похоже, обо мне даже не рассказывал… И не буду обижаться. Вот не буду, и всё! Мне совершенно, совершенно, совершенно всё равно!
— Красивый гобелен, — попыталась поддержать разговор я. И даже почти не слукавила. Подумаешь, жуткий. Но красивый ведь!
— Красивый, — согласилась Эмбер и снова принялась его разглядывать. А я принялась разглядывать её.
И мне очень хотелось отыскать какие-нибудь недостатки, но их просто не было. Она была очень и очень красивая. И дело даже не в чудесном платье персикового цвета, который так шёл её светлым волосам, что крупными волнами падали на спину. И не в глазах какого-то совершенно необыкновенного янтарного оттенка. Эмбер вся была какая-то… музыкальная, изящная, полная достоинства — сразу видно, благородная леди из высшего общества. В одном движении её головы было столько грации, что мне захотелось удавиться от осознания собственной неуклюжести по сравнению с ней.
Да уж, такую девушку никто в здравом уме, ни за что на свете не осмелится сравнить с черепахой…
Ну да ладно, утешила я себя, зато она наверняка выскочка и злюка!
— Знаешь, Кэт, открою тебе страшную тайну — мне не очень нравится этот гобелен. Из всех творений моего предка это единственное наводит на меня жуть. Только не выдавай меня, хорошо? Мне положено его хвалить и восхищаться. Она посмотрела на меня и улыбнулась.
— Предка?..
Даже не знаю, что меня удивило больше — новость о том, что её предок, оказывается, создал эту вещь, или то, какой неожиданно смущённой и милой была эта улыбка. Мне вдруг совершенно расхотелось сердиться на Эмбер. Стоп! А я и не сердилась же вовсе. С чего бы? Вот ещё не хватало…