— Тише, — горячие губы мужчины ласкают мое ухо. — Тише, мы не одни! — второй рукой он крепко сжимает мою попу.
Я чувствую дрожь его тела. Понимаю, как ему хочется вдалбливаться в меня до тех пор, пока не я потеряю сознание. Но он держит паузу. В паузах вся сладость. Замереть над пропастью, ощущая, как бездна зовет. Балансировать на грани, ожидая взрыва. Секунды как часы. Часы как дни. Время, замри! Законы мироздания, с вами никто может спорить, кроме члена, замершего внутри женщины. Даже ангелы и бесы в этот момент замирают, закрывая глаза.
Один его толчок — и нас засосет в эту воронку. Подхватит ураганом. И тогда будет все равно, что вокруг люди, что они смотрят. Но у нас есть игра, и по правилам игры я должна принять этого мужчину тихо, изнывая от тайны. Метро, вагон, уставшие люди, запах вечернего города, и мужчина внутри меня. У нас свой ритм. Ритм абсолютной власти его надо мной, и меня над ним. Мы сплетены узлом, который невозможно разрубить. Мы больны друг другом. Мы никогда больше не будем так любить. Тот, кто думает, что это просто секс, ничего не понимает.
Это она и есть — настоящая страсть. Когда никто никому ничего не должен. Секс на грани. Риск, от которого кружится голова. Не тот плюшевый ванильный секс, который обожают дочери Евы, и который они превратили в быт, рутину, уютную паутину будней. А страсть, которая не требует ничего взамен, кроме самой страсти. Любовь для любви. Игра в бисер. Красивая, но лишенная всяческого смысла.
Тем временем змей скользит вверх. Обвивается вокруг моих грудей, сжимая их и массируя. Двумя концами тела зацепляется за соски, мягко вбирая их в себя, словно целуя и посасывая. Меня бьет ток. И лишь демоны знают во сколько вольт. Словно весь жар ада пропустили через меня. С моих губ срывается стон. Я хочу его везде. Я хочу его на коже и под ней, внутри и снаружи. Я впиваюсь ногтями в ладони, сдерживая крик. Молодой парень, что стоит передо мной, медленно поднимает глаза от телефона, и видит, как раздвигаются в улыбке мои губы. Он не может видеть змея, что скользит под моим плащом. Он не знает, что внутри меня медленно и сладко двигается мужской член. Он просто видит мои глаза. Глаза женщины, наполненной мужчиной. Он улавливает скрытый ритм. Чувствует пульсацию чужого члена внутри женщины, которая стоит прямо перед ним.
Жаркие невидимые флюиды наполняют вагон. Мужчины нервничают. Те мужчины, что сейчас, по дороге домой, считают мысленно ипотеку, придумывают, что соврать жене, чтобы вырваться на рыбалку в выходные, вдруг чувствуют невидимое дыхание страсти. Жар, исходящий от женщины, в которой двигается член.
Я, Алика, нахожусь внутри Лилит и одновременно снаружи. Я чувствую жар змея внутри своего тела. Мне слышны ее мысли. Я, но не Алика, а Лилит, оглядываю мужчин, всматриваюсь в лица. Их разум не осознает, что происходит. Но их члены чувствуют это. Я знаю точно. Потому что в мыслях Лилит прочитала главную тайну всех мужчин: у члена есть память.
Все эти мужчины — дети Адама и Евы. Они не знают, как Адам скучал по своей первой жене Лилит. Как сильно и страстно он любил ее. И поэтому не уступил. Потому что очень тяжело уступать тем, с кем сплелся душой, сросся корнями так, что не чувствуешь разницы между собой и другим. И когда Лилит покинула его, Адам спал с покорной Евой, мягкой Евой, домашней Евой, входил в нее, закрывал глаза, но представлял на ее месте свою Лилит. И эту память, эту тоску он передал своим детям. И все эти мужчины, которые едут к своим Евам в вечернем метро, вдруг чувствуют острую тоску. В крови, в венах, в к жилах и костях. Память праотца Адама. Память его члена, которую он передал своим сыновьям.
Я, Лилит, улыбаюсь. Парень, стоящий передо мной в тесноте метро лицом к лицу, краснеет. Он чувствует, что происходит там, под плащом. Он знает: еще немного и взрыв заполнит меня и того высокого блондина, что стоит позади меня.
Я, осторожно и медленно вытягиваю руку и запускаю под куртку парня. Он меняется в лице. Он не верит, что это происходит с ним. Я нащупываю его член под тонкими дешевыми брюками клерка — менеджера очень среднего звена. Сжимаю головку, скольжу ногтями ниже, беру за корень, и глажу. Член мужчины внутри меня ускоряет движение. И змей, предвкушая финал танца, срывается с моей груди и скользит вниз, в лоно. Он растягивается тончайшей пленкой, обвивается вокруг члена, увеличивая его, заполняя собой все те микроскопические пустоты, которые природа оставила на всякий случай, и вспыхивает нестерпимым жаром. Он ведет танец там, внутри. Потому что чувствует каждую молекулу моего тела. Для него главное: это мое удовольствие. Мое, а не мужчины, которому он принадлежит. Змей изнывает от моего желания, пульсируя теплом в такт сокращениям моего лона.
Змею уже наплевать на осторожность. Блондину внутри меня тоже. Он колеблется между нежностью змея и беспощадностью обычного члена, который ввинчивается внутрь последним движением. Я падаю на парня, стоящего передо мной и увлекаю за собой блондина. Парень подхватывает меня одной рукой, а другой незаметно сжимает мою грудь. Я утыкаюсь в его плечо и прикусываю материал дешевой куртки. Меня сотрясает оргазм. Член парня извергается в мою руку через тонкую ткань брюк, которая немедленно намокает. Меня, Алику, подхватывает горячая волна. Я закрываю глаза, кричу и падаю навзничь…
Алика
Открываю глаза. Меня трясет. В первый раз в жизни я испытала оргазм. И еще там было члена. Два! Причем второй — метаморф, свободно меняющий форму! Как такое может быть? Кто они, эти дисциплинаторы? Где ты, Влад? Что бы сейчас сказал? Ты, который кричал, что я — бревно? Не понимаю, как это вообще возможно? Мое сознание разделилось. Часть его осталась в моем теле там, в подвале, читать книгу. А вторая часть переселилась в тело Лилит. И я, фактически, транслировала ее страсть, ее роман, словно живой передатчик. Как кинопроектор. Вот оно, это слово! Оно найдено! Так же, как кинопроектор, который транслирует фильм с жесткого диска на экран, так и мое сознание считывало текст из книги, переносило его в тело Лилит, а оттуда в подвал, как на экран кинотеатра. Дисциплинатор, выигравший аукцион в этот раз, фактически не только сидел в первом ряду, он получил доступ к телу Лилит, как в виртуальной реальности, где можно оказаться внутри игры, и потрогать персонажей руками. А маска на моем лице работала, как виртуальный шлем. Или если сравнивать с кинотеатром, дисциплинатор-блондин смотрел фильм в 3 ди или 4 ди, когда все происходящее на экране становится явью.
Надо мной склоняется Эрик и поднимает меня на руки. Оглядываюсь вокруг. Я снова в подвале. Рядом, тяжело дыша, стоит на коленях блондин, который занимался любовью с Лилит. Возле него тает иллюзия вагона метро. Черный костюм, дорогой плащ и белая шелковая рубашка медленно исчезают на глазах. Миг — и он снова одет в алый плащ. Горят факелы. Мне душно. Я задыхаюсь.
— У этой ведьмы был оргазм! — Дан бросается ко мне, сжав кулаки. — Я так и знал! Говорил я тебе, Эрик, что она не подходит! Ты ошибся, когда проводил экспертизу, и подверг всех опасности. Только фригидная женщина не представляет для нас угрозы. Ты вообще понимаешь степень риска, брат?
— Только фригидная женщина способна создать иллюзию. Ты только что видел сам, что она ее создала. Мать Оргазмов признала ее. Душа мертвой Лилит установила с ней связь! А до этого ее признала книга, — возразил Эрик.
— Смотрите! — крикнул кто-то, — прочитанная страница книги сгорает!
— Видишь? Значит, этот лот аукциона отыгран, — торжествующе закричал Эрик. — Чего тебе еще, Дан? Всё прошло, как по маслу!
— Она мне не нравится, — тяжело дыша, прорычал Дан. — С ней что-то не так. Я нутром чую опасность. Я хочу ее казнить. Ты приведешь из ее мира другую ведьму, покорную и сильную. А с этой ты ошибся. На этот раз твой знаменитый нюх тебя подвел, и я тебе это докажу.
— Я шел за ней два года, Дан! — закричал Эрик. — Два чертовых года я вынюхивал ее! Ведьм осталось мало. Очень мало. А фригидных среди них еще меньше. Та, предыдущая, которую ты оставил себе, не смогла создать даже слабую иллюзию. Помнишь, чем закончился тот аукцион? Ведьма просто соединила два наших мира, и мы оказались в мире хаоса. Хорошо, что тот лот выиграл ты, и у тебя с собой был портал. А если бы не было? Любой другой дисциплинатор, не владеющий порталом, а им владеешь только ты, застрял бы в ее мире. Голый и в алом плаще! Я уже не говорю о том, что все люди мира хаоса, которые принимали участие в той иллюзии, могли оказаться здесь. Как бы ты, господин Главный Дисциплинатор, объяснил жителям Рацио прибытие такого количества пришельцев из иных миров, если они уверены в том, что Орден дисциплинаторов охраняет их от демонов и хаоса, царящих в этих других мирах? Ее ты не казнил, нет! Ту ведьму ты пощадил.
— Остановись, Эрик, — зарычал Дан, сжав кулаки, — ты мой брат, но сейчас ты переступаешь опасную черту! Ту границу, которую никому не дозволено пересекать!
— Я второй дисциплинатор Ордена и тоже имею право на свое мнение. Ты оставил здесь ту, предыдущую ведьму. Ты не казнил ее! Потому что ты ее трахаешь! — Эрик пробуравил брата пылающим от гнева взглядом.
— Хочешь трахать эту? Поэтому так ее защищаешь? Не позволю! Она опасна! Она сама по себе хаос! От нее можно ожидать чего угодно. Посмотри в ее глаза! Там, за наигранной покорностью живут бесы, демоны и ад, — прорычал Дан.
— Не нам с тобой упоминать демонов! — прогремел Эрик, опуская меня на пол. — Хочешь доказательства? Я тебе их предоставлю. Смотри! — он засунул руку под мое платье.
Я мысленно сжалась. Скрестила ноги, пытаясь ему помешать. Я чувствовала, что у меня внутри влажно. А если быть точной, то даже мокро. В первый раз в жизни! Когда я встречалась с Владом, то из-за природной холодности мне приходилось постоянно быть начеку и таскать в сумочке крем для рук. Специально искала в магазинах жидкий, водянистый и все время мазала себе внутри, чтобы он не понял, что я всегда сухая. Даже после долгих предварительных ласк. Влад иногда смеялся надо мной, говоря, что я даже писаю духами, потому что у меня там всегда пахнет парфюмерией. Я придумала отговорку, что специально оставляю внутри немного мыла из соображений гигиены. Теперь эта вечная сухость, которая происходила от моей полной нечувствительности к мужским ласкам, спасла бы мне жизнь. Но ирония судьбы в том, что именно сейчас я как раз и была влажной.
— Не сопротивляйся! — Эрик ударил меня по ногам.
Я вскрикнула и разжала ноги. Эрик погладил меня там, внутри, задержался на мгновение в самом влажном месте. Глядя куда-то в сторону, осторожно вытащил из меня руку и почему-то просунул ее дальше, глубоко между ног. Его пальцы оказались сзади, на моей попе. Что происходит? Где он проверяет? Я перестала дышать, потому что Дан внимательно смотрел на него, наклонившись. Эрик повозил пальцами по моим ягодицам, вытер пальцы о платье изнутри, вытащил руку и протянул Дану:
— Убедись! Она сухая! Ты ошибаешься, Дан!
Я опустила глаза и подавила вздох облегчения. Сухая? Да у меня там, внутри, все течет! Он меня спас? Почему? Зачем ему это? Тот, кто меня похитил, причина всех моих мучений, мой личный палач только что помог мне?
Дан что-то неразборчиво пробормотал, поджал губы и молча отошел в сторону, повернувшись ко мне спиной.
— Пойдем! — Эрик подтолкнул меня к выходу из подвала. — Тебе нужно выпить. И мне тоже.
Мы поднялись в бар и сели за стойку. Бармен в лиловой рубашке поставил перед Эриком бокал коньяка, положил сигару, а мне пододвинул высокий бокал с разноцветным коктейлем. Над бокалом поднимался алый дымок. Но сейчас даже это меня не испугало. Я глотнула коктейль и зажмурилась. Терпкий огненный вкус наполнил рот и немедленно разлился по всему телу. Эрик одним глотком опрокинул в рот порцию коньяка и щелкнул пальцами, приказывая бармену повторить. Тот молча налил еще.
— Спасибо вам, Эрик, — едва слышно прошептала я, погладив его руку кончиками пальцев.
Странно! Я всегда внутренне сжималась, когда он прикасался ко мне, но сейчас мое прикосновение к нему не вызвало никакого отвращения и дрожи. Эрик посмотрел на меня долгим взглядом, отпил коньяка и потянулся за сигарой, лежащей на стойке.
— Не понимаю, о чем ты, — прошептал он, зажал сигару в узких губах и чиркнул длинной спичкой с головкой в форме дракона.
— Вы… вы… солгали из-за меня, — одними губами выдохнула я.
Его волчьи глаза, не мигая, сверлили меня тяжелым ледяным взглядом, пока он раскуривал сигару. Наконец, он выпрямился на высоком стуле, облокотился локтем о стойку и выдохнул вместе с дымом:
— Тебе показалось! Вообще не понимаю о чем ты говоришь, Алика.
Алика! Впервые Эрик назвал меня по имени. Обычно он звал меня ведьмой. Тогда почему сейчас изображает, что не понимает, о чем я? Зачем эти игры?
— У меня еще один вопрос, — не выдержала я. — Там, в метро, во время… ну, вы понимаете, я видела очень пикантную анатомическую особенность. Второй…
— Тише, — он наклонился ко мне, и его пальцы сжали мое запястье. — Запомни: никогда и ни с кем не говори об этом. Слышишь? Даже со мной! Ты. Ничего. Не видела, — прошипел он мне в лицо.
— Хорошо, я поняла. Отпустите, пожалуйста, мне больно!
— Нет, не поняла. Ты. Ничего. Не видела.
— Да! Я ничего не видела! Ничего! Эрик, мне больно!
Он выпустил мое запястье и нервно оттянул ворот рубашки.
Эрик
Она сбита с толку. Понимает, что он спас ее от расправы. Но не понимает, почему он не хочет это признать. Ей еще рано знать, что он чувствует. Дан с самого начала не взлюбил Алику. У него всегда так: если чует внутренне сопротивление, стержень женщины, то готов сожрать. Его такие бесят. Он любит покорных шлюшек. Эрик слишком хорошо знал ход его мыслей. Дан отдал бы Алику дисциплинаторам, в этот бордель, который лицемерно зовется клубом, как было уже много раз с другими ведьмами. Ее бы трахали денно и нощно, а наигравшись, казнили бы. Что сразу бы укрепило веру народа в силу дисциплинаторов. Но Эрик не позволит. Эту девушку будет трахать только он сам. До боли в яйцах. До кожи, слезающей с члена. Потому что впервые за много лет в нем проснулся змей, который столько лет молчал, что многие участники аукциона втихую потешались над Эриком, перешептываясь по углам, что главный палач и охотник ордена — импотент. Потому что все они, выжившие в хаосе междоусобной войны и спрятавшиеся среди детей Евы и Адама, все до единого должны были время от времени выпускать змея, чтобы он их не свел с ума, показав их истинную сущность.
А змей Эрика молчал много лет. И ожил только тогда, когда его рука в перчатке при первой экспертизе нырнула в сладкое лоно Алики. Когда ее глаза наполнились слезами, и она закусила губу, пытаясь сдержаться. Тогда, прижавшись к ней всем телом, глядя в ее глаза, Эрик понял, что отдаст всё за то, чтобы любить ее до полного изнеможения. Вдалбливать ее в постель и наслаждаться этим взглядом. Эрик опрокинул в рот еще одну порцию коньяка. Моя! Не отдам! Бокал, раздавленный в мелкую труху, жалобно хрустнул между пальцами. Он, Эрик, единственный, кто будет раздвигать ее ноги. Кто будет лежать между ее бедрами, чувствуя, как пламя любви стекает с его члена в нее. Но Алике этого знать пока не нужно. Пусть по-прежнему считает его своим личным палачом.
Главное, чтобы Алика не задавала вопросов про змея. И никому не проговорилась. Хотя ей, в принципе, и разговаривать-то не с кем. Но женщины — они всегда найдут возможность поболтать, пренебрегая всяческими запретами. Алика даже не догадывается, кто такие дисциплинаторы на самом деле. Не все, а лишь те, кто участвует в аукционе.
Самое безопасное место при урагане: центр циклона, его "глаз". Лучшее прикрытие для изгоев — это власть. Орден дисциплинаторов, который создавался для того, чтобы бороться с такими как Эрик, Дан и остальные участники аукциона, стал идеальным убежищем. Если бы жители Рацио узнали, кто стоит во главе Ордена и власти! Но они не узнают никогда. А главное: он, Эрик, использует все свое влияние, чтобы вытащить Алику из той передряги, в которую сам же ее и втянул. Он слишком устал от одиночества за много лет. Даже если придется перегрызть всем горло, она будет принадлежать только ему. И пусть вся рациональность и весь покой горят адовым пламенем!
Алика
Я поспешно глотнула коктейль из бокала. Почему нельзя говорить о втором члене? Если он есть у всех мужчин в этом мире, то зачем делать из этого такую тайну? Или не у всех? И поэтому Эрик так занервничал?
— Я смотрю, Эрик, тебе удалось немного раскрепостить нашу скромницу. Она уже и коктейль пьет с большим энтузиазмом, а до этого отказывалась от алкоголя, — язвительно бросил Дан, присаживаясь на свободный стул рядом с братом. — Или она пьет только из твоих рук? — он огляделся по сторонам, словно приглашая всех присутствующих поддержать его искрометный юмор.
Эрик кисло усмехнулся. Бармен натянул на лицо дежурную подобострастную улыбку. Я поспешно уткнулась в бокал, чтобы Дан не увидел, как мне хочется сейчас треснуть его этим же бокалом по самодовольной физиономии.
— Добрый вечер! У нас новенькая? — высокая блондинка уселась на стул рядом с Даном и щелкнула пальцами, показывая бармену на бутылку с коньяком.
Я сжала бокал и едва не вскрикнула. На высоком табурете рядом с Даном сидела Жанна — моя пропавшая подруга. Самый близкий человечек. Фактически, сестра. Она повернулась ко мне. Ее глаза удивленно расширились. Я хотела проглотить коктейль, но поперхнулась и закашлялась. Жанна вспорхнула со стула и принялась бить меня по спине.
— Молчи! Ни слова! В туалет! Быстро! — шепнула она и громко добавила: — Ну-ну, не смущайся! Здесь тебя никто не укусит! Мой прекрасный принц, — обратилась она к Дану, — я бегу попудрить носик. Не скучайте без меня! — она дробно застучала высокими каблучками изящных черных туфель и быстро пошла к выходу из бара, крутя попой в черных стрингах, едва прикрытой прозрачной ядовито-розовой комбинацией.
Я сползла со стула и двинулась за ней.
— Куда? — бесстрастно спросил Эрик.
— Носик попудрить, — я невинно округлила глаза. — Можно?