Его голос яростно грохочет, и девушка испуганно вскрикивает, заслоняясь руками от его гнева, от его ярости и его нечеловеческого лица. Клэр не напугалась его. Драконий образ ее не смутил, она ни на миг даже не подумала о нем дурно — так, как эта девчонка, в мыслях которой промелькнуло брезгливо-испуганное слово «монстр». Клэр приняла его, ни на миг не забыв, кто перед ней. Наверное, она даже не заметила разницы…
— Чего ты хочешь?! — задушенным голосом прошипел Данкан. Ему всегда с трудом давалась человеческая речь, когда он впадал в ярость, и только змеиное шипение лилось из горла, словно гаснущие под струей воды рдеющие угли. — Я отпускаю тебя! Больше не стану держать подле себя, ты свободна!
— Но куда же я пойду? — шепчет девушка, утирая заплаканные глаза.
— Сойдешь в первом же порту!
Он рванул к столу, на котором стояли его духи, лежали черепаховые дорогие гребни. Руки его тряслись, и он не смог сразу ухватить скатерть, поднять ее, чтоб добраться до тайного ящичка. Это привело его в такую ярость, что он с воплем рванул нарядную ткань, сдирая ее прочь со столика. На пол посыпались его гребни и оглушительно запахло разлившимися и перемешавшимися духами. С грохотом и звоном Данкан выдернул, вырвал этот потайной ящик, горстью запустил руку и вытащил целый ком золотых изделий.
— Держи! — он сунул этот сверкающий ком в руки оторопевшей девушке. — Теперь ты богата и свободна! Уходи!
— Но я хочу остаться с тобой, господи! — прошептала девушка. Она неловко держала в ладонях перепутанные золотые цепочки, колье с нанизанными на них кольцами, словно не понимая, что с ними делать дальше, и Данкан мучительно застонал, желая дат ей тотчас еще больше золота, столько, чтобы в ее глазах испарилась тоска и вспыхнул золотой огонек восторженной алчности.
Он ухватил первую попавшуюся шкатулку, задрал бесцеремонно юбку девушке и ссыпал золотые монеты ей в подставленный подол.
— Все тебе, — сухо, быстро, словно отталкивая девушку от себя словами, промолвил Данкан. — Только уходи.
Глава 10. Охота на Мертвого Бога
Боль не прошла, но Данкан научился терпеть ее. Вслушиваясь в нее, он понял, что теперь ему с ней жить вечно, и вряд ли когда-то она притихнет, уймется.
Что-то изменилось в мире, и Данкан сам изменился. Передумав все произошедшее, переосмыслив все, поутру он вышел из своей каюты больше Драконом, чем человеком.
Люди казались ему чем-то мелким и ничтожным, и он внезапно понял, что с удовольствием поотрывал бы им головы, чтобы они не докучали ему и не лезли с испуганными вопросами. Пламя первой любви опалило его сердце, напомнив, что мир полон не только беззаботными наслаждениями, но и разочарованиями, и ни за какие деньги не получишь желаемого, если на то есть чья-то чужая воля. Не получавший отказ никогда и ни от кого, не ведающий глубоких чувств, Данкан вдруг понял, насколько же это невыносимо, как это больно и тяжело — быть отвергнутым. Наверное, этого было достаточно, чтобы он повзрослел и понял, что он слишком отличается от людей.
Люди…
За долгие годы своей жизни он слишком сроднился с их племенем, слишком близко подпустил к себе, слишком глубоко впустил в свое сердце, слишком многое позволял и был слишком терпелив с ними, с их слабостями и глупостью. Не обращал внимание на неудовольствие, что высказывали моряки, когда он брал с собой свой гарем… Моряки видели в нем всего лишь избалованного мальчишку, который — это правда, — в нужный момент избавлял их от опасности. Но вот стихал бой, Дракон складывал крылья и оставались шепотки, полные неуважения, за его спиной. Это надо бы прекратить. Опершись о борт, Данкан глянул в пляшущие волны и усмехнулся. Пожалуй, в этом они правы. К чертям этих девок; всех выгнать на берегу.
Кажется, это он произнес вслух; и боцман, который как всегда угодливо был рядом, удивленно охнул, услышав резкий приказ от Данкана в такой несвойственной ему манере.
— Вы поняли? — переспросил Данкан, обернувшись к боцману. — В Суиратоне первым делом избавиться от них ото всех. Дать всем денег и прочь с корабля.
Его голос был жестким и хриплым, в нем бушевало пламя, яростно рвущееся ввысь, и боцман не осмелился ни переспросить, не уточнить ничего, лишь молча поклонился с преувеличенным уважением. Это еще больше разозлило Данкана; он кожей чуял испуганное подобострастие, которым сочилась вся фигура боцмана. Запах страха — тонкого пота, выступившего на висках человека, — учащенное дыхание, запах крови — Данкан учуял это та ясно, словно весь воздух вокруг был пропитан этими удушливыми запахами. Страх… Драконы не чувствуют страх так, как люди. Они не боятся смерти, потому что знают — все конечно. Они не боятся боли — они привыкают ее терпеть. Они не боятся крови — на своем веку они повидали ее немало.
А люди слишком хрупки и нежны. Лишь сжать покрепче ладонь — и дух вон из стиснутого тела. Они слишком юны — даже их старцы, — в сравнении с драконами, они еще не научились мудрости, да никогда и не научатся.
— Но зачем нам в Суиратон? — удивился боцман. Данкан неприязненно глянул на него чрез плечо — слишком остро, слишком страшно и зло, так, что человек отшатнулся от этого взгляда, словно его по лицу полоснули ножом.
— Затем, — с тихой злостью ответил Данкан. Ему не хотелось объясняться с человеком, Дракон испытал неведомое ему прежде раздражение оттого, что этот хрупкий мясной мешок требует у него каких-то пояснений вместо того, чтобы молча повиноваться. — Золотые яйца попали в руки Мертвых Богов. Еще день, еще два — и кто-то из них займет трон Первого Бога. Пять яиц… это великое могущество. Если мы не перехватим посланца, то быть большой беде. Вышлите голубя с посланием Повелителю. Я отправляюсь в погоню за этим посланцем, и да помогут мне высшие силы.
От этих слов боцман, обычно человек сдержанный, мужественный и собранный вдруг изменился в лице и затрясся, словно лист на ветру.
— Но господин Дракон, — пробормотал он. В горле его булькало, словно он захлебнулся морской водой. — Вам нельзя… нельзя приближаться к Мертвым Богам!
Последнее он выкрикнул буквально в истерике, и Данкан рассмеялся недобрым коротким смешком.
— Это почему же? — спросил он зловеще, хотя отлично знал ответ. Просто боли в его душе становилось все больше, с каждой минутой, с каждым мигом в разлуке с Клэр ее было все больше и больше, она проникала в кровь и отравляла Данкана своим жестоким ядом, и он хотел отплеснуть щедро хоть кому-то этой муки, этого страха и тоски, что заставляли его жить, умирая каждый миг.
— Потому что, — выкрикнул боцман. Страх плавал в его глазах, жуткий страх, лишающий разума. — Одно прикосновение, и вы…
— И я — что!? — зашептал Данкан, одним прыжком оказавшись рядом с боцманом, с наслаждением заглядывая ему в глаза, наслаждаясь его страданиями, теми, что сам причинил ему. — Что — я, человек? Стану кровожадным чудовищем, которое без сожаления растерзает вас всех, маленьких и слабых людей?
Боцман не ответил; его трясло как в ознобе, он все силился проглотить ком, застрявший в его горле, и никак не мог. Его испуганные глаза смотрели на Данкана так, словно тот лишился своего привлекательного вида и обратился вдруг в монстра, в чудовище. И этот страх, эта заячья трусливая дрожь понравились Данкану, как вкус крови врага на остром клинке. Он тихо рассмеялся, нарочно демонстрируя боцману свои остро отточенные когти, блестящие, как алмазы, чтобы тот как следует рассмотрел их.
— Ты опоздал со своим страхом, — яростно проговорил Данкан. — Я уже такой. Я всегда был этим чудовищем, и мне странно, отчего ты до сих пор этого не видел. Может быть, оттого что Драконы слишком добры к вам, к людям, слишком многое вам позволяют и слишком часто заботятся о вас и решают ваши проблемы. Коснувшись меня, Мертвый Бог поможет забыть мне о милосердии и научит поступать так, как мне того хочется. И сейчас, — Данкан чуть наклонил голову, исподлобья глядя на боцмана, — мне ничто не мешает вырвать тебе твое трусливое сердце только за то, что ты позволяешь себе раскрывать свой рот и спорить со мной вместо того чтобы молча исполнять мои приказы. Скажи мне, — он заглянул в испуганные глаза человека еще глубже, словно сам хотел рассмотреть потаенные мысли, — где я ошибся? Когда? Почему ты, — он ткнул острым когтем в грудь боцману, — смел говорить обо мне неуважительно? Неужто потому, что я был слишком добр к тебе? Так вот забудь об этой доброте и впредь бойся меня, а не Мертвого Бога. Он и из тебя может сделать мерзавца, начисто стерев все твои представления о долге и чести. Но если мы сойдемся в поединке, — Данкан снова недобро усмехнулся, — то никакие Мертвые Боги не помогут тебе победить. Иди. И впредь не смей мне перечить. Никогда. Знай свое место.
Данкан отвернулся, подставив разгоряченное лицо ветру, а боцман прыснул прочь, как испуганный куренок. Пусть бежит… разносит недобрую весть.
Данкан обхватил плечи, словно ему было зябко. Ветер рвал и трепал его волосы, гладил пылающую от гнева кожу. На миг Данкана посетила злая, шальная мысль — а что, если действительно дать Мертвому Богу коснуться себя? Что, если он сотрет все — долг, честь, совесть, и эту тянущую боль в груди, называемую любовью? Научит ненавидеть и убивать, наслаждаясь? Все данные обещания будут ничтожны и позабудутся, и совесть не будет терзать его ночами, никогда. Ни один дурной поступок не сможет разбудить его совесть и сделать сердце снова живым, а корчащийся от боли мир у его ног будет так же ничтожен, как кучка мусора.
А потом снова пришел образ Клэр, и Данкан даже задрожал, как взнузданный строптивый конь, отведавший кнута. Ее глаза, ее улыбка, ее тело… ее запах и нежность — все это останется в том мире, от которого отрекаются слуги Мертвых Богов. И он своими руками растерзает ее, повинуясь приказу Мертвого Бога, не испытывая ни сожаления, ни раскаяния. Он. Сам.
— Нет, не бывать тому! — испуганно прошептал Данкан, утирающий болезненный холодный пот, катящийся по его бледному лбу. Мир, который он готов был предать, вдруг снова стал для него бесценным только потому, что где-то под этим солнцем жила Клэр. Не благами, которые он мог бы получить, и не неизведанными странами, не сокровищами, что ждут своего часа, припрятанные в пещерах и в недрах земли, а одним только фактом существования в этом мире Клэр. Своими тонкими пальчиками она удерживала Данкана от падения во тьму надежнее, чем клятвы, обещания, долг и служба. — Нет!
Яростно долбанув кулаком по дереву, Данкан зашипел от боли и прикрыл глаза. Странное дело; теперь мучительные мысли о Клэр приносили ему странное блаженство, он возвращался к ним снова и снова, с маниакальной упорностью воскрешая в своем воображении ее образ, и ему становилось максимально ясно, почему он должен остановить Мертвых Богов.
Для того, чтобы она могла дальше жить под этим солнцем. Хотя бы просто для этого.
Разумеется, у Данкана был план.
Как и любой, живущий в этом мире, Дракон ли, человек или просто оборотень, он боялся встречи с Мертвым Богом и не хотел бы, чтоб тот своими костяными пальцами разодрал надвое его душу, превратив личность во-что-то иное, страшное и уродливое. Но преследовать Мертвого Бога все же было нужно, а яйца Сороки стоило бы если не вернуть, то уничтожить — Данкан не сомневался, что Эрик отдаст такой приказ, когда узнает, куда подевались его сокровища; и если этого не сможет сделать Данкан, то кто вообще насмелится это сделать?
А для успеха предприятия нужна была защита; Данкан посмеивался, глядя на перепуганных людей, которые думали, что ни с чего вдруг озверевший Дракон гонит их на верную погибель, говоря о Суиратоне и Гнезде. Глупые и самоуверенные, они думают, что знают об этом мире все…
В Суиратоне Данкан рассчитывал не только оставить надоевших ему девиц, которые, к слову, сидели теперь под замком и ревели, стараясь разжалобить внезапно очерствевшее сердце их обожаемого повелителя. Там он хотел отыскать еще и противоядие от страшных врагов породившего их мира. Гнездо — самый глухой и страшный квартал портового города. Там, среди негодяев, воров, мошенников и преступников всех мастей жили те из Мертвых Богов, кто почти совсем погас. Немощные старики, злобные костлявые старухи. Всего-то осталось у них сил, чтобы обращаться в котов или других мелких животных и подслушивать чужие разговоры. На большее эти ослабевшие потомки Мертвых Богов были не способны.
Далеко не все свои секреты и не все свои способности Драконы поведали людям. Зачем всем говорить о своем тайном оружии? Люди, умы которых обуял страх, не способны совершать то, что делают Драконы, и понять они этого не могут. И заметить того, что за все века противостояния мирра Мертвым Богам им на службу перешло лишь несколько Драконов, испуганные люди не сумели.
Всего четверо из тысяч и тысяч семей.
А люди поддавались влиянию Мертвых Богов десятками тысяч.
Не это ли было знаком, что у Драконов есть какой-то секрет, какое-то тайное средство, помогающее им успешно противостоять скверне, что разносили Мертвые Боги? Но люди были слепы; они не видели этого.
— Лучшее лекарств от яда Мертвых Богов — это Мертвый Бог, — посмеиваясь, произнес Данкан, вглядываясь в приближающийся берег. — Старый скорпион с вырванным жалом…
Данкан знал, что все Мертвые Боги — даже навечно утратившие силу, — меж собою связаны и слышат и знают мысли друг друга. Иногда ему казалось, что вся эта странная, злобная раса — всего лишь один громадный человек, единый организм, который в свое время разбили зачем-то на множество осколков, уронив с пьедестала. Вероятно, хотели уничтожить?
Но он остался жив; он превратился во множество людей, и осколки помельче стали слабыми Богами, почти лишенными дара, осколки побольше — сильными Богами. И все это жило, дышало, оплетало мир как огромная грибница. Они знали о планах и передвижениях друг друга, и у самого крохотного осколка в мыслях можно было отыскать все — и то, куда движется посланец тоже.
Драконы умели читать мысли людей; если сильно хотели и прилагали к этому множество усилий — могли. Данкан так же прекрасно знал, что это потребует у него много сил, терпения и, в конце концов, это может быть смертельно опасно. Знал, что один неверный шаг — и он погрузится во тьму, отравившись злыми помыслами Мертвых Богов, наслушавшись их сладких обещаний, соблазнившись их таинственным шепотом. Сойдет с ума, возжелав тех соблазнительных вещей, что они обещают. Погибнет, не вынеся ужаса и мерзости Мертвых Богов, к разуму которых прикоснется. Он понимал, что, скорее всего, так и будет. Но иного способа разузнать все у него не было.
«В этой войне все равно кто-то погибнет, и кого-то придется принести в жертву. Так отчего не меня? Это самый изысканный и оригинальный способ самоубийства из всех, что я знаю», — невесело усмехнувшись, подумал Данкан.
…Когда корабль пристал, Данкан, дабы не выходить на палубу и не слышать причитаний девиц, которых с сопроводительным письмом велено было доставить непосредственно к градоначальнику с тем, чтобы тот лично помог устроиться каждой на новом месте, позвал к себе помощника капитана и боцмана.
— Мы пойдем на охоту, произнес он, пристально разглядывая хмурые лица моряков. — Мы отловим себе Мертвого Бога, и он укажет нам путь.
— Что?! — выдохнул боцман. — Мертвого Бога!? Но…
— Это безопасно, — усмехнулся Данкан. — У змеи будут вырваны ее ядовитые клыки. Нет нечистого дара; старый Мертвый Бог — всего лишь мерзкий немощный человечишка, но у него есть кое что, — Данкан многозначительно коснулся виска пальцем, — что нам нужно. Он знает все и обо всех Мертвых Богах. О посланце — тоже. Я лично буду следить за этим старым паршивцем.
На лице боцмана отразилось такой священный ужас, что, казалось, его сейчас хватит удар.
— Мертвого Бога, — выдохнул он, — на мой корабль!..
— На мой корабль, — поправил Данкан. Глаза его сделались злы. — На мой корабль, прошу этого не забывать. Требую беспрекословного подчинения. Тот, кто осмелится перечить мне, будет жестоко наказан.
— Но как удержать команду в подчинении?! — взвился помощник капитана. — Если они узнают!..
Данкан перевел на него тяжелый взгляд.
— Вот поэтому, — отчетливо произнес он, — я не сказал об этом при всех. Только вам — как самым смелым людям на этом корабле. Но я вижу, что ошибся, — его голос зазвучал язвительно. — Мертвого Бога еще и в помине нет, а вы напугались и его тени? Быть может, мне стоит поискать другого помощника?
— Ищите, господин Командор! — выпалил тот. — Только я не желаю участвовать в этой безумной авантюре…
Договорить он не успел. Один шаг — и тонкие пальцы Данкана сомкнулись на его горле, человек взмыл над полом, беспомощно дрыгая ногами и задыхаясь, покуда удерживающий его на весу Данкан внимательно рассматривал его искаженное, наливающееся багровой кровью лицо.