— Он мог, — подтвердил сурово Данкан и закрыл лицо руками, сильно потер, словно стараясь стереть с него выражение страха, отчаяния и беспомощности.
Бэнкси умолк, переминаясь с ноги на ногу, и Клэр, глядя на Данкана, плечи которого вздрагивали, не смела и слова произнести.
— Что же ты натворила! — выдохнул Данкан, с трудом сдерживая гнев и пряча страх, отражающийся в его глазах. — Я знал, что неспроста напали именно на тот корабль! Я знал, что неспроста это все!.. И дело, конечно, не в добыче и не в деньгах…
— А что такого я натворила? — произнесла Клэр, отойдя от испуга.
— Ты помогла им раздобыть яйца Золотой Сороки, не нарушая нашего Вечного и Нерушимого Договора, — произнес Данкан. Губы его дрожали, и Клэр поняла, что он с трудом сдерживается от того, чтобы сию минуту влепить ей пощечину. — Никто в целом мире не осмелится напасть на корабль Дракона. Одни из страха мести, другие — связанные обязательствами, клятвами и… Договором. Повелитель вел войну; трудную и страшную. Он победил, покорив их себе. Они поклялись на своей крови, что никогда не поднимут руки на него и на все, что принадлежит ему. Тем более — на сорочьи яйца. Они клялись, что примут их только из рук Дракона, если тот сам их пожелает отдать, в знак дружбы и доверия. Но нет дружбы; нет и следа доверия! И никогда не будет. И вот, благодаря тебе, они заполучили желаемое, — Данкан зажмурился и даже застонал, словно эта мысли терзала его невыносимо, причиняя физическую нестерпимую боль. — Черт тебя подери, ты!.. Ты, моя… моя самка!
Данкан готов был провалиться сквозь землю или сброситься с корабля тотчас и потонуть, и Клэр, заметившей эти метания, стало на миг не по себе.
— Они, они, они! Кто — они? — нетерпеливо крикнула Клэр.
— Люди называют их Мертвыми Богами, — ответил Данкан. Слова его были тяжелы как камни и страшны, как безлунная зимняя ночь. — Тот неизвестный, о котором говорит твой человек — он один из них. Мертвый Бог, потомок или слуга… И вам здорово повезло, что он, кажется, почти совсем бессилен. Эти твари… касаясь сердец, они стирают все живое. Любовь, веру; родители забывают своих детей, дети убивают своих родителей. Моренна ваш мог просто подчиниться касанию Мертвого бога и сам отдать ему все, что тот потребует. Вот и весь секрет. Драконы забывают о том, что они разумны, и хотят лишь одного — крови, много крови и смертей. О таких Драконах ты слышала, дикарка? Такими их делали своей нечистой магией Мертвые Боги. Теперь я все больше и больше думаю, что твой мир — это их родина, там свито их поганое гнездо! Это они научили тебя искать встречи с Драконами? Это они открыли тебе дорогу к нам? И все для того, чтобы завладеть Сорочьими Яйцами…
— Зачем они им? — удивилась Клэр.
— Чтобы вернуть утраченную силу. Повелитель не убил Первого Бога. Его почти невозможно убить. Поэтому Повелитель заточил его в саркофаг, который не под силу никому разрушить. Но дети Первого Бога — те, кто остался свободен, — никогда не теряли надежды освободить его и снова стать могущественными. Они подписали Договор, это верно. За нарушение его Повелитель мог бы испепелить саркофаг вместе с Первым Богом, но ведь они его не нарушали, не так ли?
— Да что за важность?! Пусть испепелит прямо сейчас!
— Это нарушит Договор, выставит Повелителя как лжеца, убийцу и предателя, развяжет войну меж Драконами и Мертвыми богами, но не решит проблемы; Мертвые боги не станут горевать о своем Первом Боге, а просто изберут нового. Они не хотят терять своего предводителя лишь потому, что он унесет с собой часть их общей силы, большую часть, такую огромную, что почти все они потеряют свой нечистый дар, а кто-то, вероятно, просто погибнет и навсегда растворится во тьме. И они надолго останутся разобщены и слабы; почти вся их раса вымрет. Но даже его смерть не помешает тем, кто останется в силе, использовать их магию. Они станут тогда касаться людей и драконов, превращая их в своих жестоких слуг, и снова начнется война. А судя по тому, что они решились украсть яйца, — Данкан даже зажмурился от того, какие страшные мысли приходили в его голову, — им надоело ждать. Они отдадут их Избранному Богу, все пять, и на свет явится новый Мертвый Повелитель, могущественный и страшный. Вот о чем я говорил. Вот кому эти яйца не стоило бы отдавать. Вот что ты сделала, ограбив корабль Дракона.
— Ну, так что ж, — хохотнула она, скрывая липкий страх, холодными пальцами сжимающий ее сердце. — Отрекись от меня. Скажи своему Повелителю, что это, — она покраснела, вспоминая страстное свидание и поцелуи на своих губах, — было ошибкой, увлечением. Как там у вас, у мужчин? Внезапно нахлынувшая страсть. Просто не смог устоять. За свои грешки я отвечу сама — если твой Повелитель сможет поймать меня.
— Глупая девчонка! — яростно взрычал Данкан, свирепо сопя. В его голосе прорезались металлические ноты, глаза засияли расплавленным золотом. — Драконы не отрекаются и не лгут!
— Все? — хитро прищурилась Клэр, продолжая нарочно поддразнивать Данкана.
— Те из них, кто считает себя благородным Драконом, а не трусливой падалью, — прошипел Данкан, изничтожая ее яростным взглядом. — За этот проступок Повелитель убьет и тебя, и меня, если я вздумаю вступиться за тебя. И тем быстрее он уничтожить тебя, если я не вступлюсь.
— Так не вступайся, — беспечно ответила Клэр. — Мне таких жертв не нужно. Я о них не прошу.
— За кого ты меня принимаешь?! — вспылил Данкан, и Клэр презрительно усмехнулась. — Неужели о таких вещах нужно просить?! И я сам не додумаюсь защитить тебя!?
— А я принимаю тебя за кого-то не того!? А кто ты? Неужто мой верный рыцарь без страха и упрека? — как можно небрежнее ответила она. — Неужто ты явился, чтобы защитить меня от целого злого мира?! Так вот, заруби у себя на носу: мне никто не нужен, чтобы защищать и опекать меня! То, что было между нами, вовсе не означает, что я стану тебе повиноваться и забуду, за какой конец держать саблю! Я вовсе не твоя самка, — передразнивая его, произнесла Клэр с особым чувством, от которого Данкан вспыхнул, уязвленный в самое сердце. — Я вообще не твоя. Я сама смогу спасти и себя, и команду о кого бы то ни было!
— Ты не сможешь защититься от того зла, которому дала шанс своим глупым поступком, — яростно прошипел Данкан, тяжело дыша. — И если Повелитель тебя вздумает убить — боюсь, ты тоже не сможешь устоять. Ты просто не видела еще мощи Дракона…
— Я и видеть не хочу, — грубо ответила Клэр. — И смотреть не буду. Я просто уйду в свой мир. Только и всего.
— Ах, ну да, — сладеньким подлым голосом произнес Данкан, насмешливо щуря золотые глаза. — Я и забыл, с кем имею дело! Ты же пират. А пираты — это люди без чести и без совести, им неведомо понятие «смелость». Что им чужое горе, причиной которого они сам стали? Что им мир, погружающийся в хаос, что им тысячи смертей? Ведь основное, самое верное правило пиратов, — произнес Данкан медленно, глядя ей прямо в глаза, — это вовремя успеть убежать, не так ли?
— Никто не смеет обвинять меня в трусости! — взвизгнула Клэр, чувствуя, как щеки ее наливаются багровым румянцем точно так же, как если б Данкан не удержался — нахлестал ее по лицу от души. — Мне известно слово честь!
— И поэтому ты сейчас сказала мне о побеге? — быстро произнес Данкан. — Давай, беги! Что ж, я хорошо тебя понял, — он разразился горьким смехом. — То, что было между нами — это ошибка. Это ничего не значит, — повторил он слова Клэр с особой злой горечью, улыбаясь так ясно и прекрасно, что у Клэр защемило на сердце, и она глубоко пожалела о сказанных ею словах. — И ты не моя самка… увы, ошибся.
— Так скоро сдаешься? — насмешливо произнесла Клэр. Она почувствовала, что перегнула палку, что уязвила Данкана в самое сердце, одним словом обесценив всю искреннюю нежность и страсть, что они дарили друг другу, но ослиное упрямство и гордость, напомнившая о себе в самый неподходящий момент, не позволяла крикнуть — «прости, я сказала это просто так, чтобы позлить тебя!»
Данкан рассеянно пожал плечами. Кажется, его гордость и его упрямство были ничем не меньше, чем ее.
— Не в моих правилах принуждать женщин спать со мной, — высокомерно и презрительно произнес он, щуря глаза так, что неясно было, отчего он сверкают — от солнца, отражающегося в них, или от сдерживаемых слез. — И упрашивать я не привык. Они сами этого хотят, и сами делают свой выбор. Ты свой выбор сделала. Нет — значит, нет. Прощай… Клэр.
Он отступил от девушки, церемонно и уважительно поклонившись, и Клэр безотчетным движением потянулась к нему, шагнула вперед, не желая расставаться, еле сдерживая себя от крика — остановись! Останься!
— Куда ты сейчас? — спросила она, чтобы хоть чем-то заполнить мертвую пустоту, пропасть, разверзающуюся между ними.
Данкан задумчиво глянул на море, ладонью смахнул с лица длинные черные нити волос, которыми играл морской ветер.
— Искать слугу Первого Бога, — твердо ответил он. — Я дам знать Повелителю, что случилось, и попытаюсь перехватить того, кто подменил сорочьи яйца, пока он не достиг своей цели — а он ее не достиг, иначе солнце было б не видно из-за дыма, поднимающегося с горящей земли. А ты беги… Клэр. Спасай свою жизнь, свой корабль и свою команду. Хотя я не уверен, что ты найдешь спасение, если Мертвые боги нашли пристанище в твоем мире.
— И ты не спалишь меня вместе с моим кораблем? — насмешливо произнесла Клэр, хотя сердце ее рвалось от боли. Данкан снова безразлично пожал плечами.
— К чему? — спросил он. — И без меня скоро будет много желающих прервать твою жизнь… а может, ты и спасешься, как знать.
Не говоря больше ни слова, Данкан решительно отвернулся от Клэр и спешно побежал к борту корабля, так стремительно, что она не успела вскрикнуть, как он достиг своей цели и одним прыжком выпрыгнул в море, качающееся за бортом.
Алые крылья раскрылись над волнами, команда завопила, заголосила от страха, но дракон не обращал уже на их корабль никакого внимания. Кружась над волнами, он взлетал все выше и выше, а Клэр все чудилось, что он зовет ее по имени.
Море никому не расскажет, то, чему стало свидетелем. И слезы, оброненные в его волны, просто станут его частью.
Искать свой корабль было делом рискованным. Можно было вовсе не найти его и упасть в волны, когда кончатся силы. Подспудно Данкан хотел этого; сложит крылья упасть вниз, ударившись о волны. Но вода — предательница! — мягко расступилась бы перед ним, обняла ласково его тело и качала бы в своих объятьях, убаюкивая и успокаивая, стирая своей прохладой горячее жжение в груди, такое безжалостное и невыносимое, что в глазах темнело и сбивалось дыхание. Эта боль лишала сил и желания двигаться; только закрыть глаза и лететь камнем вниз, в пустоту и тишину. Но он знал, что упокоения не будет, море не примет его, и потому продолжал жить.
Когда он отыскал свой корабль, снизился и ступил на палубу, вынырнув из тумана, белой ватой расстелившегося над волнами, силы покинули его. К нему спешили его люди, приветствовали своими криками, но Данкан никому не позволил к себе прикоснуться. Еле переставляя ноги, он ушел в свою каюту закрылся там, отрезая солнечный свет, голоса людей, их радостные и участливые взгляды. Больше всего ему сейчас хотелось забраться в свое логово поглубже, зализать рану, горящую огнем на сердце, и потому усталость, от которой закрывались глаза и ныло все тело, он принял как благо.
Он рухнул в постель, не раздеваясь, прислушиваясь к шуму крови; но сон не шел к нему.
Едва закрывая лаза, он видел перед собой Клэр, чувствовал ее шелковую кожу под своими ладонями, а качка корабля чудесным образом превращалась в движения ее сильного тела под ним. Данкан раскрывал глаза, и оказывалось, что он гладил смятый после их страстных свиданий шелк. Запах Клэр, что витал в воздухе, что так бессовестно обманывал его, исходил от смятой постели и одежды, которой касались руки девушки. Данкан зарывался лицом в ткань, вдыхал жадно аромат тела Клэр, словно хотел собрать все частички ее тающего запаха, собрать и припрятать где-нибудь, как золотой песок, как сверкающие драгоценные крупинки, чтобы часть ее всегда была с ним.
— Что же ты делаешь со мной, что же ты делаешь, — стонал он, закрывая глаза, жмурясь, чтоб даже самый тонкий лучик света не затмевал ее образ в его памяти. — Как же я буду жить без тебя?
Воздух без ее дыхания казался пресным и обжигал горло, не хватало тепла ее тела — с изумлением Данкан почувствовал, что дрожит, что замерз впервые в жизни, что огня, каким полна его кровь, недостаточно, чтобы согреть его.
Закусывая губы чуть не до крови, он утыкался лицом в смятую постель и заставлял себя думать, что она тут, рядом, обманывал самого себя, что слышит ее сонное дыхание и чувствует, как е ладонь скользит по его спине — и падал в пропасть безумия, понимая, что всего этого нет.
Это любовь? Эта странная болезнь, ломающая тело и душу, называется любовью?! Раньше ни одна женщина не вызывала у Данкана такой боли — и такого безумного, почти магического влечения, — как Клэр. Он чувствовал интерес, желание, страсть, но от всего этого можно было легко отказаться, если на горизонте маячило что-то более серьезное. Можно было столкнуть с колен любую наложницу, как бы красива она ни была. Можно даже из постели выгнать — даже из-за такой малости, как приказ повелителя явиться. Обычно Данкан долго приводил себя в порядок. Часом больше, часом раньше… Потом еще ожидание под дверями у Повелителя — он не всегда готов был дать аудиенцию Данкану тотчас же, даже если сам его звал. И ради этого ожидания, которое Данкан проводил в волнении и размышлениях, он мог вытолкнуть из постели любую наложницу. Даже за миг до того, как она кончит.
Клэр — нет.
Теперь он сам не понимал, как у него хватило дух, как повернулся язык сказать — «прощай!». Как тело послушалось и как он смог уйти!? Наверное, не до конца верил, что уходит, не понимал; ждал, когда она остановит, крикнет — «вернись!». Этого ему очень хотелось бы; просто слова — «не уходи», — и он послушался бы, проглотил свою уязвленную гордость, и заставил бы ее сказать ему другие слова — голосом, полным изнеможения и неги, хриплым и срывающимся от страсти. Он заставил бы ее говорить все те ласковые слова, которые обычно говорят влюбленные женщины. Он заставил бы ее повторить то слово, от которого он стонал сильнее, чем от самой коварной и прекрасной ласки — «мой». Она назвала его своим, она ласкала и целовала его так ревностно, словно хотела своими поцелуями стереть все прочие с его губ, стереть память о них и саму мысль, что это может делать какая-то иная женщина… Как же она могла так запросто отказаться, отречься?
— Женщины! — яростно рычал Данкан, стискивая в кулаках ни в чем неповинную ткань роняя злые слезы. — К чему дарить любовь, если это всего лишь игра?!
Время тянулось бесконечно, воспламененный разум отказывался думать о чем-то и о ком-то другом. И другую женщину он воспринял как приведение — отпрыгнул в страхе, когда та зашла к нему, принесла воду для умывания.
— Позволь, я причешу тебя, господин, — ворковала она, протягивая нежные руки к Данкану, но он отстранил ее, не дал коснуться своих волос.
С этой девушкой ему было хорошо. Она билась и плакала от удовольствия, всхлипывала и извивалась, когда он снова и снова брал ее тело, громко кричала от удовольствия или выдыхала свое наслаждение рваными горячими вздохами — все равно.
Но с ней не было обжигающего слияния, единения, когда дышишь одним дыханием, когда наслаждение становится общим, и гулкой страшной пустоты после ее ухода тоже не было. Не было ощущения, что тебя порвали надвое и заставили жить дальше калекой…
— Не тронь меня.
На глаза девушки набегают слезы, она растерянно мигает, радость свидания тухнет тотчас, и Данкан отстраняется от нее еще дальше, как от увядшего цветка.
— Ты больше не любишь меня? — шепчет она, и Данкан отрицательно качает головой.
— Я никогда не любил тебя, — как завороженный, шепчет он.
Данкан всматривается в ее черты, рассматривает каждую точку-родинку на ее щеке, каждый штрих, каким природа нарисовала милое личико этой девушки, и удивляется сам себе, как мог довольствоваться этой женщиной. Ее красота, ее молодость и прелесть никуда не делись, он видел их и сейчас, но это… это была не Клэр, это была не та женщина, что ему нужна, не то!
— Уйди, — резко велит Данкан, и в глазах девушки вспыхивает отчаяние.
— Но господин, — вскрикивает она, — я так хочу быть с тобой!
— Но я не хочу тебя, — зло шипит Данкан, извлекая из своей души пугающий драконий образ. — Я не хочу тебя!!