— Искать определенную форму жизни. Пойдем.
— Кл-луто! — без подсказки объявила нарашека.
— Маша! Я тебя люблю! — обрадовался такому взаимопониманию кактусенок.
— Маш-ша. Я тепя люплю, — согласился инопланетный зверек и с разбега сиганул Пашке на грудь, обняв тонкими лапками за шею и повиснув на нем.
— А можно я ее себе оставлю? — состроил капитану невинные глазки цветик.
Адольф недовольно гаркнул. Я представила компанию нас четверых, гуляющих во дворе и погром в квартире, если, не дай Бог, нарашека опять проявит любопытство к бесстрашной собак. Стало нехорошо. Я закрыла глаза, застонала и бухнулась обратно в кресло. И плевать на приличия. Я, конечно, во всех смыслах классная мама, но Маша вкупе Дольфушка — это как-то перебор. В том году от тарантула еле избавилась. Сынка выудил тонущего его, вернее ее, из соседского родительскому дому бассейна, обозвал Василисой и велел кормить исключительно живыми мухами. Кто-нибудь, вообще, когда-нибудь пробовал поймать муху и при этом не задушить ее на смерть? Короче, это сложно. Зато теперь я могу участвовать в соревнованиях по ловле живых мух на скорость и количество. Ценный навык!
Кресло мягко обвило меня.
— Мам, тебе нехорошо?
Я засмеялась.
— Нет, прелесть моя, все нормально.
— Ты против Маши?
Я оторвала руку от лица и уставилась в огромные желтые глазищи. Вздохнула.
— Нет, малыш. Как я могу быть против Маши?
— Так можно, я ее себе возьму?
Мы оба обернулись к капитану, занятому внимательным изучением моей низшей персоны.
— Нарашека свободная, — наконец, произнес мужчина, оторвавшись от созерцания моих глаз, — она сама пришла к нам. Если она захочет уйти с тобой, это только ее решение.
— А-а, — со значением протянул кактусенок, — я не знал.
Я облегченно выдохнула. Дал отсрочку, на том спасибо.
— А куда все ушли?
— Одеваться. Приступаем к работе.
— А посмотреть можно?
Сишати улыбнулся.
— Можно.
— А где?
— Рядом с грузовым отсеком, где ваша машина, есть еще дверь. Туда.
Сынка потоптался на месте.
— Мам, ты догонишь?
Я вздохнула.
— Догоню, только ничего не трогай и никуда не лезь.
— Хорошо! Дольф, побежали! — уже от входа прокричал Пашка, обнимая хрупкое тельце Маши. Адольф гавкнул и помчался следом. Я осталась с Сишати наедине.
Он внимательно изучал меня сверху вниз, затем медленно склонился, провел ладонью по креслу. От этого движения по спине побежали мурашки. Ручки освободили мою талию, но я так и осталась сидеть, завороженная взглядом ночных глаз. Он усмехнулся и что-то тихо прошипел на своем языке. Мне вдруг отчаянно захотелось знать, что они там говорят между собой, и почему Сишати так странно смотрит на меня уже не в первый раз.
Сильные руки, с тонкими длинными пальцами осторожно оперлись на подлокотники по бокам от моих плеч, он склонился. Немного смуглое лицо оказалось на уровне моего. Я разглядела загнутые черные ресницы, небольшой еле заметный шрам возле носа, и темно зеленые крапинки в радужке, которые придавали его взгляду ту самую поразительную бархатную темноту.
Он внимательно изучил мои глаза, спустился чуть ниже к носу, потом перешел ко рту. В горле пересохло. Меня вновь окутал его, теперь ни с чем несравнимый, запах. Бледные губы приоткрылись, длинные ресницы порхнули вверх, открыв совершенно черные глаза. Я прерывисто вздохнула. Уголок его рта дернулся, намекая на улыбку. Он что-то прошептал, переложил ладони мне на талию, легко поднял с кресла и поставил на ноги.
— Идем. Мальчика нельзя оставить надолго.
Шатающейся походкой я последовала за широкой спиной. Оценивать все, что сейчас произошло, мозг напрочь отказывался. Он, по-моему, отказался хоть как-то действовать еще во время первого столкновения с этим инопланетным мужчиной, так дико взбесившим все спящие до этого момента гормоны.
Стоп. Мальчика нельзя оставить одного?
— Ты неправ.
Он притормозил и повернулся, удивленно приподняв бровь.
— В чем?
— Пашка если сказал, что ничего не сделает, он ничего не сделает. Мой сын всегда держит слово. Он понимает, что мне сложно.
В его взгляде вновь появилась неопределенная нежность, интерес и покровительство.
— И ты не злоупотребляешь этим, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес капитан. Я не стала отвечать. Так понятно, что нет.
— Вы с ним хотите выйти?
Я удивилась такому вопросу, однако виду не подала.
— Это не опасно?
— Нет.
— А что вы ищите?
— Наташа ступит на планету Наташу, — он задорно улыбнулся и ускорил шаг.
Вот же екрный бабай! Когда ему надо, я отвечаю. Когда мне надо, молчит в тряпочку. Хотя за произнесенное дважды мое имя можно простить или нельзя? Я отогнала эту мысль, поскольку мы вошли внутрь небольшого помещения.
9. Прогуляться по Наташе
Сынка в обнимку с Машей стояли рядом с Кагараши, занятого облачением в некое подобие скафандра, и пристально наблюдали за каждым его действием. Врач недовольно шипел и посвистывал себе под нос, изредка нервно передергивая плечом. Адольф изучал помещение, руководствуясь исключительно показателями собственного носа, чем, я думаю, подливал масла в булькающий котел неудачного настроения длинного высшего.
— Капитан, Кагараши такой высокий. Я на Земле таких не видел, — обрадовался нашему появлению примерный цветик, сгенерировавший за время отсутствия новую порцию вопросов.
Я с сомнением задрала голову на врача.
— Прелесть моя, у нас тоже высоких людей много.
Сишати на секунду задумался, потом абсолютно серьезно произнес:
— Последние несколько поколений дети с подобным ростом встречаются все чаще. Для таких как Кагараши — это своего рода невезение. Красивый сиросэкай — низкий, светлокожий.
С каждым новым словом капитана кроличья нора увеличивала глубину и ширину. Как же должно быть больно будет упасть, когда она, наконец, закончится. Надеюсь, приземление будет таким же как у Алисы. Я умудрилась на мгновение поменяться ролями с любопытной сынкой.
— Низкие как Шуаи?
Он спокойно кивнул.
— Да. Или как Наши. А такие как мы с Кагараши изначально не приемлемы для общественных постов, потому вынуждены искать альтернативу. Единственный для нас способ добиться уважения обоих миров — за пределами родной планеты.