Через год я узнала, что у меня есть еще один дед — Этинор Парс стержень Дома Ночных пум. И если первый дед меня ненавидел, то второй обожал. Именно к нему я поехала в свои девять на каникулы и попала в сказку, где было много любви, много ласки и добрая улыбка моего второго деда. Это было как огонь и лед, тьма и свет. Один мой дед мрачный и угрюмый негодяй, которого я не выношу и боюсь, как огня, а второй весельчак и выдумщик, которого нельзя не любить. Вот только я принадлежу дому Аганитовых клинков. И как бы ни хотела, а всей моей жизнью и судьбой распоряжается он — дед Агеэра.
Поэтому я так боялась открывать дверь, поэтому надеялась, что мне не ответят. Дед не только жесток в жизни, но еще более он жесток в наказаниях. Уж мне ли не знать.
Однако, открыв все-таки эту дурацкую дверь, я искренне пожалела, что в кабинете оказался не он.
* * *
Первое, что поняла — у меня вспотели руки, второе — захотелось сбежать, быстро и далеко. Третье — он на меня пока не смотрел, и это очень-очень радовало. Может, и не посмотрит? Глупая, детская надежда. Когда это повелитель Илларии делал то, что мне хотелось. В том-то и дело, что никогда.
Так, Клем! Успокойся, возьми себя в руки и просто войди. От этого ведь еще никто не умирал. Ага, конечно. Не умирал, но инфаркт получал. И это притом, что полукровки не болеют никогда и ничем, ну, за редкими исключениями. Жаль, очень жаль, что я тоже не болею.
Не люблю встречаться с ним наедине. В толпе еще куда ни шло, но вот так — один на один, когда видишь его, ловишь каждое движение, вздох и медленно, медленно сходишь с ума от напряжения. Это вам не встреча с Хорстом или дедом, куда им до повелителя. Они не умеют пытать одним своим присутствием, он… умеет.
— Я думала, это дед, — я вздрогнула от звука собственного голоса, скрипучего и… жалкого.
Да я вообще была, как натянутый нерв, тронешь, и умру от боли. Самое страшное, что он понимает, все прекрасно понимает.
Боги, как же он красив! Высокий, с развитой мускулатурой, что не типично для дэйвов, с классическим, аристократическим лицом, с черными, как вороново крыло волосами, которые он всегда обрезает по плечи в знак скорби, знак памяти о тех ужасных событиях, когда мы все потеряли близких. Ему так идет черный. Он всегда носит только черный, изредка фиолетовый, но все равно ближе к черному. У него и дракон тоже черный, и знак дома на виске тоже черный. Иногда, в своих мечтах, я его касаюсь. Провожу кончиками пальцев по отливающему обсидианом плетению, очерчиваю скулы, острые, как бритва, касаюсь губ, уверена, сжатых в тонкую линию сейчас, прочерчиваю дорожку из поцелуев, по следам моих пальцев…
Богиня, о чем я только думаю? Больная. Слава всем богам, он стоит спиной и не может заглянуть мне в душу, увидеть мысли, потому что, если заглянет, ему тоже станет больно, как мне сейчас.
Он очень спокоен, всегда, даже когда берет в руки меч или колдует, холодное равнодушие сквозит во всем, он также равнодушно умеет убивать, я знаю, видела когда-то. Навсегда запомнила, как он, равнодушно стоял, из рук вырывались всполохи огня, забирающие жизни, и смотрел на меня, а в глазах сиял страшный пожар, страшный в своей неотвратимости. Если бы кто-то заглянул тогда в его глаза, поседел бы. Я почти поседела.
Сейчас, когда он повернулся ко мне, пожара не было. Лишь едва ощутимое мерцание, идеальный контроль. Все под контролем. Кроме меня и Теи.
— Он уехал. Еще успеете встретиться в Дарранате.
Я опустила взгляд. Ненавижу его равнодушие. Знаю, что оно необходимо, и все равно ненавижу.
— Когда это случится? — меня страшно заинтересовали мои руки. Они все еще не зажили после встречи с огненной змеей, но я не замечала боли, у меня была другая.
— Завтра.
— Значит, практика…
— Поговорим об этом в Дарранате, — перебил он меня, а я удивленно вскинулась.
— Дед опять прислал прошение на брак?
Он промолчал и снова повернулся к окну.
— Значит, прислал, — горько вздохнула я.
Это был его пунктик, потребность, необходимость, короче, все для чертового Дома. Он не может передать свою власть полукровке, естественно. Других близких родственников у него нет, поэтому вся надежда на меня, точнее на то, что я выйду замуж за какого-нибудь благородного, соответствующего его запросам дэйва, которому можно будет передать власть. И плевать, что внучка не выносит дэйвов, всех, кроме одного, конкретного, плевать, что у нее чувства, плевать, что она не мыслит жизни ни с кем другим и лучше сдохнет, чем предаст себя ради чужих интересов, ему на все плевать, только он и Дом. Дом, который я ненавижу.
В отличие от деда Агеэра, дед Парс прочил для меня другую судьбу. Он хотел, чтобы я стала Тенью Теи и никаких свадеб. А я хотела только одного, того, что мне никогда в жизни не получить. Точнее двух вещей, и достижению обоих препятствует то, что я полукровка. И если одна по природе своей не возможна, то в другой мечте мне отказывает стоящий передо мной мужчина.
— Об этом мы тоже поговорим в Дарранате, — наконец, ответил он.
— Как скажете, — пожала плечами я.
— На вы? — хмыкнул он и снова повернулся. Прищурился, посмотрел на меня, и в этот момент его глаза так полыхнули, что я вжалась в кресло.
С некоторых пор я всегда и везде звала его на вы, чтобы хоть как-то оградиться, прочертить черту между нами, а ведь когда-то не стеснялась даже глупцом его назвать, показать язык и даже применить магические ловушки, которые всегда, почему-то обращалась против меня же. Что поделать, он старше, опытнее и в миллионы раз сильнее меня.
— Раньше это тебе не мешало, как и называть меня по имени, — почти обвиняюще заметил он.
— Это было давно. Много воды утекло. Я повзрослела.
— Жаль, моя сестра, как ты, повзрослеть не может.
— Вы не справедливы к ней. Тея очень старается…
— Меня довести? — перебил он. — Как и ты сейчас.
— Думаю, мне лучше помолчать.
В итоге мы оба замолчали, причем надолго. Пока он не нарушил наполненный неловкостью и напряжением момент своими следующими словами:
— Это было глупо и безответственно, так собой рисковать.
— Ничего бы не случилось, — надулась я. — Подумаешь…
— О Тее, как всегда, не подумала, — констатировал он. — Знаешь ведь, без тебя она пропадет.
Я снова подняла взгляд, снова опустила и вдруг спросила:
— Почему вы не хотите, чтобы Тея поехала в пустыню?
— Там опасно, — сказал он.
— Не опаснее, чем здесь, — парировала я.
— А ты хочешь поехать?
— Конечно. Но кто ж меня пустит?
— Это опасно, — снова повторил он.
— Меня готовят в Тени.
— Ты же знаешь, этого никогда не будет. Ни с Теей, ни с кем-либо другим.
Да уж, это я знаю так же хорошо, как и то, что люблю его. Безумно, страстно и безнадежно. Все безнадежно.
— Птицу в клетке не удержишь, — философски заметила я, подняв глаза к потолку. Красивый потолок, деревянный, приятного коричнево-желтого цвета.
— Но очень хочется, — вдруг улыбнулся он, всего чуть-чуть, лишь уголками губ, а у меня замерло сердце, и через секунду забилось, как сумасшедшее. Эта улыбка всегда на меня так действовала. Сводила с ума. Черт, ну не умею я так, как он. Даже так на расстоянии полувздоха не сходить с ума, держать себя в стальных оковах. Меня оправдывает только то, что у него были годы практики, а меня накрыло совсем недавно.
Год назад я задала ему этот вопрос: «когда он понял?»
А он ответил:
— Сразу.
Вот так, просто и лаконично. А я совершенно точно могу назвать день, час и даже секунду, когда поняла я.
Это было как раз дамайн без недели назад. Дурацкий бал дебютанток, на который мне пришлось тащиться по велению деда. Я в платье, Тея в платье, обе злые и недовольные. У меня отваливаются ноги, Тея грызет ногти, и мы обе бегаем от кавалеров. И вдруг один меня все же изловил. А поскольку дед Агеэра одним взглядом приказал мне не отказываться, пришлось танцевать целый танец с эрисом, имени которого я даже не запомнила. Зато запомнила, как дед фактически приказал мне улыбаться ему, быть любезной и произвести хорошее впечатление. Я улыбалась… сквозь зубы, была не разговорчива и даже отдавила бедолаге ногу из простого чувства противоречия. Дед был в ярости, Тея в восторге, а мне было просто не по себе. Как я уже говорила — дед умеет наказывать.
И вдруг, когда очередной эрис проявил излишнюю настойчивость, почти облапав меня на глазах у всех, появился он — повелитель. Я тогда с благодарностью приняла его помощь, разулыбалась, как дура, что-то глупое говорила, и вдруг его глаза полыхнули так, что мне расхотелось улыбаться. Совсем. Он тут же отступил, подвел меня к Тее, извинился и ушел. В тот вечер никто больше нас не беспокоил. А у меня лихорадочно билось сердце, так сильно, что я всерьез думала, что у меня выявилась редкая сердечная болезнь, и я первая полукровка в мире с аритмией.
На следующий день я поняла, что сошла с ума. Потому что не могла не думать ни о чем другом, кроме того странного огня, что полыхнул в глазах повелителя. И я решила все выяснить. Тогда я еще мало что понимала, точнее совсем ничего не знала о той пропасти в целый мир, что царит между нами сейчас. Я думала, что Инар, замечательный друг и очень понимающий, очень добрый и сильный брат моей дорогой, любимой подружки, которым я восхищалась, перед которым благоговела со своих девяти лет. В общем, я решила его найти и поговорить, так сказать, по душам. Дурой я была, причем еще и наивной. Вот тогда-то, я и поняла, кто я для него такая. Нет, не сам сказал, да и не надо было слов. Ему достаточно было просто посмотреть, чуть приоткрыть дверь в свою скованную непроницаемыми ледяными стенами душу… иллюзии пали сразу.
Для меня это была не просто катастрофа, это был конец, страшный и неотвратимый. Когда я поняла, я его возненавидела, и тогда же отдала ему свое глупое маленькое сердце, душу и все остальное, бесплатно и безвозмездно, зная, что никогда ничего не будет. Мне стало так жаль нас обоих. Его и себя. Его больше. Это какую же силу воли и стальной характер нужно иметь, чтобы оставаться вдали. Ни словом, ни взглядом, ни мыслями даже не открыться. Это страшно. Я представляю, как ему больно. Могу представить, вот только мне тоже больно. Очень больно от его решения. Кем бы я для него не была, как бы сильно он… он никогда не переступит черту, которую для нас провел.
И только потому, что для него каждый день проходит, словно в адской бездне, я не пытаюсь ничего делать, прячусь, закрываюсь, провожу собственные границы и стараюсь на него не смотреть, никогда.
— Холодно что-то. Можно я пойду? — вдруг жалобно попросила я. Сама от себя не ожидала такого, это все нервы. — День был какой-то дурацкий. И дед приехал, и ты…