Впрочем, она так рыдала, что он вряд ли разобрал что-то кроме «не могу» в ее всхлипываниях.
— Так тебе помогут, — угодливо произнес Дракон и кивнул головой, указывая евнуху на содрогающуюся от слез девушку.
— Нет, нет! — заверещала Хлоя; от ужаса ей казалось, что ее окатили кипятком и каждый ее нерв теперь пылает и горит, а тело просто не может чувствовать ничего иного кроме всепожирающего стыда. — Нет!
Молчаливый раб тем временем деловито шагнул к ней и ухватил ее поперек туловища. Бесцеремонно задрав ее прозрачные одежки, он ловко просунул широкую ладонь меж ее дрыгающихся в разные стороны ног и Хлоя ощутила, что его пальцы невероятно скользкие и какие-то масляные. Едва не задохнувшись от собственного крика, девушка почувствовала, как он поглаживает ее меж ног, щедро покрывая всю промежность ароматным маслом. Это было чудовищно унизительно и стыдно для нее, отвратительно настолько, что она малодушно помыслила о самоубийстве. Слезы бессилия душили ее, она рыдала и билась под внимательным немигающим взглядом дракона, наблюдающим за ее унижением.
Все так же молча и деловито он перевернул ее маленькое хрупкое тело, перехватил поудобнее под бедра, и Хлоя, очутившись над ненавистным стулом, почувствовала, как его черные пальцы бесцеремонно раздвигают ее нежные складочки, и как каменная головка чудовищного члена касается ее раскрытого лона, трется, словно отыскивая вход в ее тело, и как медленно и туго входит в нее огромный член.
Хлоя звонко взвизгнула, изо всех сил вцепившись в обитые бархатом подлокотники, когда с небольшим усилием головка члена все же проникла в ее тело, и рад, усадивший так ее на этот пыточный стул, отступил прочь.
Хлоя даже дышать перестала, под весом собственного тела оседая все ниже и надеваясь на каменный член все полнее. Ей казалось — е на кол сажают, все ее нежные ткани были невероятно, почти до боли растянуты, и каждая неровность, каждая выпуклость ощущалась так сильно и ярко, что Хлоя невольно закусывала губы, принимая в себя камень сантиметр за сантиметром.
Этот странный камень оказался не холодной и не жесткой, какой полагается быть любому камню. Он был тёплым, совсем как живой, и все складки, которые Хлое пришлось пересчитать собственным телом, казались упругими и приятно поглаживали ее изнутри. У изумленной девушки сложилось полное впечатление, что ее берет живой мужчина с огромным членом, осторожно и бережно двигаясь у нее внутри, и она искусала все губы, к стыду своему почувствовав, что вместо чудовищной боли ощущает в себе разгорающееся удовольствие, желание и… странную теплую пульсацию, от которой невыносимо хотелось двигать бедрами, насаживаясь сильнее и сильнее. Тяжело дыша, она вцепилась идо всех сил в скатерть, до боли стиснув пальцы и даже боясь вздохнуть, потому что с каждым вздохом странная, разжигающая наслаждение пульсация внутри ее тела только усиливалась. Ноги ее тряслись, она изо всех сил старалась опираться на них и стоять, не оседать полностью, но это было очень неудобно и трудно, Хлоя чувствовала, как дрожь напряжения охватывает все ее тело, и она не выдерживает, медленно опускается все ниже, на жуткие шипы, которые уже касались и тревожили ее нежный вход.
Кричать она давно перестала; да она и вздохнуть-то боялась, потому что каждый вздох, каждое произнесенное ею слово лишали ее сил и она, багровея от стыда, ощущала в воем теле толчки, мелкие, но чувствительные, от которых тело ее выгибалось само, против ее воли, наполняясь негой.
— Что это! — почти выкрикнула она, когда первые из шипов проникли в ее донельзя растянутое лоно и дрожь от муки, круто замешанной на невероятном наслаждении, пробежала по ее телу. — Что это такое!?
Крикнула — и застонала, не в силах сдерживаться, протяжно и жалко, дыша часто-часто, словно измученное животное в полуденную жару. Хлоя балансировала на грани боли и удовольствия, когда шипы постепенно, ряд за рядом, проникали в ее тело, массируя и растягивая ее чувствительно изнутри. Пульсация внутри нее усилилась, мягкими спазмами распространяясь по всему ее телу, и Хлоя уже почти выла, удерживая себя от того, чтобы тут же, к своему стыду, на глазах у чужих, незнакомых ей мужчин, не начать насаживаться на чёртов каменный член, чтобы унять разливающееся п ее телу дикое желание.
— Это живой камень, — угодливо подсказал Дракон, внимательно наблюдая за выражением ее лица. — Говорят, он ведет себя как тот предмет, чью форму ему придать. Это правда, интересно?
Хлоя, зажмурившись и стиснув зубы, была совсем не расположена вести научные беседы. Ее изумленный разум, существующий словно отдельно от ее корчащегося в наслаждении тела, что-то нашептал ей о том, что это правда, и если выточить из такого камня кошку, то можно будет ощутить вибрацию ее мурлыкания, положив руку на ее спинку…
Только из этого камня не кошка была выточена.
Головка каменного члена погрузилась в ее тело так глубоко, что с каждым вздохом Хлое чудилось, будто та движется внутри ее тела, вкрадчиво поглаживая бархатное упругое донышко, массируя его и крепко нажимая на самые чувствительные, самые глубинные точки, отчего у Хлои круги плыли перед глазами, и она яростно кусала губы, чтоб не раскричаться.
— Зачем это, — выдохнула Хлоя, в очередной раз пытаясь опереться, встать на ноги — и выкрикнула, припав грудью на стол извиваясь и корчась, потому что ей показалось, что огромный член с силой толкнулся в ее тело, заставив ее дрожать и поскуливать.
— Это затем, — произнес Дракон вкрадчиво, подступив ближе и осторожно поднимая лицо девушки за подбородок, — чтобы узнать, подходим ли мы друг другу. И, мне кажется, мы подходим?
Его большой палец медленно, почти нежно провел по ее раскрасневшимся, искусанным губам, скользнул внутрь ее рта, коснувшись языка. Девушка не могла даже противиться этому осторожному жесту; и когда он рывком разодрал на ней платье, обнажив ее грудь и по-хозяйски грубо ухватив ладонью приятную округлость, меж пальцев зажимая острые напряженные соски, Хлоя даже вспомнить не смогла о стыде, съедавшем ее совсем недавно. Она не двинулась, не шелохнулась, лишь ответила мучительным стоном, все так же судорожно стискивая скатерть побелевшими пальцами. Ее горячее дыхание шумно вырывалось из широко раскрытого ротика, она почти кричала, капли пота стекали по е напряженной, дрожащей шее, по извивающейся спине и поджимающемуся, вздрагивающему животу, но она даже не шевельнулась, когда руки Дракона тискали, мяли ее грудь, оглаживали бока, поглаживали обнаженный живот.
Она готова была упасть лицом на стол и умереть, но Дракон не позволял ей опустить голову, раз за разом поднимая к себе ее лицо и с интересом всматриваясь в ее подернутые дымкой страдания и невероятного, почти наркотического наслаждения глаза, и его узкие зрачки дрожали, то расширяясь до черного идеального круга, то сужаясь до тонкой, с волос, черной полоске на раскаленном золоте радужки.
Хлое казалось, что толчки в ее теле стали все чаще и крепче, каменный чертов член, казалось движется в ней все быстрее, растягивая ее и массируя изнутри, лаская каждой своей выпуклостью, наполняя все ее существо тяжелым и горячим удовольствием.
Склонившись над изнывающей, дрожащей девушкой, почти уткнувшись лицом в ее волосы, Дракон по-звериному принюхивался к ней, к запаху ее возбуждения и горячего пота, проступившего на зарозовевшей коже. Не понимая, что она делает, Хлоя, словно ища поддержки у своего мучителя, ткнулась в его шею абсолютно мокрым горячим лбом, и он замер, вслушиваясь в ее стоны, в ее громкое дыхание, перемешанное с криками.
— Смотри мне в глаза, — прошептал он жадно и горячо, поворачивая к себе ее разгоряченное лицо. — Смотри мне в глаза! Я хочу увидеть, когда тебе станет хорошо!
Измученная Хлоя, едва не разрыдавшись от бессилья, подчинилась, вся трепеща, но смотреть в глаза Дракону оказалось не так-то просто. Пульсация внутри ее тела все нарастала, изнемогающая девушка извивалась и ее трясло так, что это заметил даже Дракон — как и то, что она упрямо продолжает стоять на дрожащих ногах.
— Ах, вон оно что…
Его рука легко легла на спинку стула и Хлоя, отчаянно цепляясь носками сандалий за пол, ощутила, как он тянет, отклоняет стул назад, увлекая вместе с ним и Хлою.
— Ай! — взвизгнула девушка, плюхнувшись на сидение и оказавшись в полулежачем положении. Каменный член теперь был полностью в ней, и теперь ее тело наполняла не пульсация — нестерпимое жжение, — и она с изумлением поняла, что ее бедра жадно и откровенно движутся, спина ее изгибается, и сама она с охотой насаживается на член, сладострастно постанывая, стараясь потушить разгоревшееся желание.
— Ну-у?
Хлоя упрямо закусила губу, почти через силу останавливаясь, прекращая двигаться, хотя больше всего на свете ей сейчас хотелось позабыть обо всем, закрыть глаза, и продолжить откровенные сильные движения, ощущая в себе толчки каменного огромного члена.
— Я думала, — упрямо пропыхтела она, глядя в его злые золотые глаза своими — затуманенными, — что только Дракон имеет право видеть… как кончает… его женщина…
— Его женщина! — усмехнулся Дракон, всматриваясь в раскрасневшееся лицо девушки. — Сначала нужно стать женщиной Дракона…
Однако он одним кивком головы велел черному рабу выйти, и тот поспешно выскочил вон, захлопнув за собой двери.
Грубым рывком Дракон стащил девушку со стула и повалил ее животом на стол, сметая столовые приборы со звоном на пол. Не дав ей опомниться, оголил ее зад, задрав прозрачную юбку и грубо раздвинув ее ноги. Хлоя, сжавшаяся в комочек, лишь вскрикнула, ощутив горячее прикосновение его горячей возбужденной плоти и его жесткие пальцы, жадно ощупывающие ее мокрое лоно, и в следующий миг его член — горячий, живой, — вошел в ее узкое лоно одним толчком, перемешав удовольствие с болью. Хлоя закричала, чувствуя как его жесткие пальцы впиваются в ее мягкие широко разведенные бедра. Ощущения, наполнившие тело девушки, были намного ярче и сильнее, они сводили ее с ума настолько, что Хлоя, забыв всякий стыд абсолютно, сама яростно рыча и толкаясь всем телом, насаживалась на его член. Он лишь выше поднимал ее разведенные бедра и двигался осторожно и плавно.
От напряжения Хлою трясло, она что есть силы вцепилась зубами в скатерть, ощущая болезненное, непереносимое удовольствие. С Мишелем, с ее любимым Мишелем все было не так. Отдаваясь ему, она каждый раз напоминала себе, что исполняет священный супружеский долг, обязанность каждой любящей жены. Мишель тоже брал ее сзади, нетерпеливо возясь, дрыгаясь, как эпилептик, с невнятными воплями и жалкими стонами. И не было ни одержимости, ни обжигающего наслаждения.
С Драконом было иначе. Не было мелкой возни; его движения были сильными и плавными. Его горячие руки удерживали ее бедра крепко и жестко, оглаживали круглые ягодицы, и наслаждение, которое Хлое доставляла близость с ним, было каким-то нереальным, уносящим ее сознание прочь, сводящим с ума и лишающим всех моральных запретов и табу. С ним, сейчас и здесь, она не хотела выглядеть благопристойно и скромно. На краешке ее ускользающего сознания все еще теплилась горькая мысль о покинутом Мишеле и о том, что она, Хлоя, пала так низко — до супружеской измены, до бесстыдства, до исступления, извиваясь под другим мужичиной.
Но ее жажда была сильнее доводов разума и Хлоя с воплями извивалась и насаживалась на член Дракона до тех пор, пока наслаждение не вспыхнуло в ее разуме белым жидким пламенем и она не забилась по столе, выдыхая вместе с грубым рычанием свое невероятное облегчение, содрогаясь от мягких садких спазмов так, что даже сильные руки Дракона с трудом справлялись с ее тонким, хрупким телом.
Глава 5. Обучение (+18)
Господин Робер места себе не находил. Черной тенью он метался по замку и чувство у него было такое, что Дракон едва ли не из зубов — из его щучьих зубов, из которых еще никто не вырывался! — вырвал самый лакомый кусок.
С утра Робер, подслушивая под дверями и слыша беспомощные животные стоны Хлои, до которой Дракон, кажется, добрался лично — и всерьез, — потирал руки и похохатывал, представляя, как девица все прокляла и теперь заливается слезами, погибая от боли, пока ненасытный Дракон трудится над ее маленьким беспомощным телом.
«Будет знать, строптивая девчонка, как отказываться от помощи, — злорадно думал Робер, слушая, как девушка кричит, пронзительно и нечленораздельно. — Получай же, маленькая стерва!»
Хлою, как Робер и предполагал, Дракон оставил себе на сладкое. Сколько бы ни было в нем спеси и высокомерия, а видел-то он достаточно хорошо, даже получше многих. Лишь мельком увидев девушку — растрепанную, в перепачканном и местами порванном платье, измученную долгим путешествием, — он тотчас заинтересовался именно ею, потому что она выделялась своей статью, своей красотой и утонченностью черт меж прочих своих товарок.
Испуганно оглядываясь, она шла по дворцу Дракона вслед за провожатым, и Дракон, рассматривающий свои новые живые игрушки с высоты галереи, даже перегнулся через балюстраду, чтобы получше разглядеть ее хорошенькое свежее личико и проводил ее жадным взглядом.
— Кто она? — поинтересовался Дракон. Он не пытался играть и скрывать своих чувств, в его голосе не было напускного равнодушия, только горячие, нетерпеливые жадность и желание.
Робер, скрывая довольную улыбку, поклонился, и протянул Дракону дарственное письмо.
— Герцогиня Суиратонская, юная прелестница Хлоя, — ответил он.
— Хлоя, — медленно повторил Дракон словно пробуя это нежное имя на вкус.
— Подарена Вашей Милости собственным мужем, — соловьем разливался Робер. — Наверное, ему нелегко было оторвать от сердца такую красавицу. Но верноподданнические чувства сильнее любви к женщине, и вот она здесь! Не правда ли, верный и преданный вассал? Кто еще отдаст повелителю самое дорогое и священное, что у него есть — любимую красавцу-жену?
Дракон не слушал эти витиеватости и лживые речи; по драконьим меркам он, конечно, был молод, но все же старше многих из живущих ныне людей, и он прекрасно знал цену человеческим подаркам — и людской верности тоже. Разумеется, отдав Дракону красавицу-жену, «преданный вассал» что-то хотел выгадать для себя, это же ясно как день.
Но Робер произнес свою пышную речь, всячески подчеркивая бескорыстие герцога Суиратонского, и Дракон это запомнил.
— Пожалуй, — протянул он, сыто щуря глаза, — такому роскошному подарку я уделю особое внимание.
Особое…
Робер, потирая ручки, ходил вокруг покоев, отведенных Драконьим подаркам, до обеда.
Уже вернулась обратно в комнату графиня — говорят, она не понравилась Дракону вообще, но помня о ее незавидном положении он милостиво позволил ей остаться в качестве прислуги.
На испытании юная графиня громко кричала, визжала и царапалась, как кошка, которую пытаются утопить в кипятке. Она изодрала ногтями все скатерти на столе, выла, как раненный зверь, и ее лицо тряслось так уродливо, что Дракон велел увести ее тотчас же и никогда ему больше не показывать.
Она продолжила рыдать и в общей комнате, когда все уже давно кончилось, но теперь плакала не от страха, стыда, унижения и боли, а оттого, что Дракону она не смогла понравиться, не подошла, и теперь всю жизнь вынуждена будет проработать на побегушках, служанкой или кухаркой.
Купчихам повезло больше, Дракон соизволил даже потискать их соблазнительные сочные тела. Как и говорил градоначальник, девушки были крепки телом и выносливы, как телом, так и духом. Ни она из них не посмела и пискнуть, перенося драконье испытание. Однако выражение их лиц Дракону не понравилось. У обоих девиц во время испытания глаза так и бегали, так и бегали, и весь их вид так и вопил, что, выйдя из этой комнаты, они тут же с хохотом расскажут о том, какой Дракон бесстыдник, и что вытворял с ними, при этом жестами показывая кто, что, куда, и как сильно. Дракон отослал обеих прочь с некоторым сомнением. Было видно, что окончательного решения по ним он не принял.
Но вот миновал полдень, близился обед, а Хлоя все не возвращалась в общую комнату. Робер занервничал, ругая себя за несдержанность и неосмотрительность. А ну, как померла, не вынесла страсти нетерпеливого господина?! Такая крохотная, тонкая, юная, хрупкая… вероятно, проверки живым камнем она и не перенесла, но ее красота не оставит равнодушным ни одного мужчину, пусть даже и Дракона.
— Взял, черти его возьми, сам взял! — шептал господин Робер, мчась по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. — Искалечил девицу! А я говорил, я говорил, что надо ее скрыть от Дракона, спрятать, не давать!..
Тот факт, что все эти правильные слова он говорил самому себе, не удерживал господина Робера от негодования и досады на неизвестно кого, виновного в таком чудовищном просчете.
Часы на Первой Вороновой башне пробили два — значит, сейчас повелителю подадут обед. Робер обычно на нем присутствовал — развлекал Дракона последними новостями, сплетнями, слухами, что там о нем говорят соседи. Каким-то тайным, практически мистическим образом господин Робер все эти вещи знал так хорошо, словно при каждом разговоре, тайном шепотке недоброжелателей присутствовал сам, и он не имел привычки лгать или выдумывать, сведения его были самыми точными. Потому Дракон доверял ему и прислушивался к его словам. А господин Робер, делясь с господином информацией, по выражению его лица определял, все ли благополучно, или Дракон чем-то недоволен.
Обычно, если что-то Дракона раздражало, все чувства были выписаны на его лице. Гибель наложницы, конечно, слабый повод для грусти, размышлял про себя господин Робер, но все же, может, Дракон хоть брови нахмурит? Или изволит бросить резкую фразу? Тогда можно будет осторожно поинтересоваться, а что его так расстроило…