— Что за поход?
— Человек по имени Хар-лох нашёл три новых пещеры, подходящих для семей, и смог обработать их своим камнерезчиком. Так сказал Аэхако. Это значит, что там есть комнаты для трёх семей, возвращающихся в основные пещеры нашего племени. Фарли, твой отец и я возвращаемся. Я хочу быть ближе к другим моим сыновьям и их жёнам, пока их дети ещё такие маленькие. — Она наклонила голову глядя на меня. — Ты мог бы вернуться с нами.
— Не сейчас. — Я уйду лишь тогда, когда Ти-фа-ни уйдёт. Если она ещё не возвращается, значит, и я остаюсь.
— Из-за женщин? — Мать изогнула одну серую бровь. Она знала меня слишком хорошо.
Я лишь усмехнулся, глядя на неё. Она знала, что я наблюдаю за Ти-фа-ни, не смотря на то, что я до сих пор не почувствовал резонанса к ней. Я поставил её себе, как цель, которая станет моей. Всё, что мне теперь нужно, это убедить своего кхая, что она — моя.
Это случится. Я уверен, это произойдёт скоро.
Я наклонился, схватил ещё один кусок провианта и отскочил прежде, чем мама могла бы оттягать меня за хвост, как непослушного ребёнка. Она, конечно, будет возражать, но, когда я уходил, то слышал её заинтересованное хихиканье. Я выглянул из главной пещеры и вышел на снег, мои ботинки утонули в свежих хлопьях нападавшего за ночь снега. Пока это лишь небольшой снег в преддверии сурового сезона, но я знаю, что люди чувствуют отчаяние от этого бесконечного холода. Как я слышал из их разговоров, у них на планете снег это нечто такое, что приходит лишь на несколько коротких лун. Я фыркнул при этой мысли. С ума сойти.
Следы Ти-фа-ни в снегу были глубокими, поскольку маленькая человеческая ножка глубоко проваливается в снег. Она ушла недалеко и я следую её следами за дальнюю стену скалы, — где она выращивает свои растения, сажая их в грядки. Она называет себя фермером и говорит, что позже это будет нам полезно. Я не знаю, правда ли это, но у людей вообще какие-то странные представления о еде, например, они едят корнеплоды. Она трудолюбива, она умна, так что, должно быть, её странное увлечение принесёт благо.
Я вижу её, стоящей на коленках на снегу, чуть дальше, она что-то пытается рыть палкой. Отсюда мне виден прекрасный цвет её кожи, он похож на самые драгоценные шкуры животных. Её волосы напоминают гриву и необычны тем, что закручены в спиральки, как наши кисло-сорные кустарники, что растут в скалистых углублениях и благодаря которым чай приобретает приятный вкус. Мне нравится. Она отличается от других, но на неё приятно смотреть и мне нравится сияние её голубых глаз на маленьком человеческом личике.
Я даю ей понять, что приближаюсь.
— Хоу, Ти-фа-ни. Это я, Салюх. — Я помахал рукой в воздухе в знак приветствия, тогда как она взглянула вверх, защищая своей рукой глаза. Я всегда забочусь о том, чтобы осторожно приветствовать её, предупреждая о своём присутствии. Однажды я удивил её, подошёл незаметно, чем вызвал бурную тревожную реакцию. Не хочу снова напугать её.
Она помахала мне рукой.
Я направился к ней и пока шёл, я мысленно взывал к своему кхаю. Это наша общая пара, говорил я ему. Видишь, какая она хорошенькая? Какая хрупкая? Мне нужен резонанс с ней. Это нужно мне, чтобы заявить своё право на неё, чтобы защищать её.
Ти-фа-ни моя.
Резонанс.
Резонанс.
Резонанс, чтобы я мог заявить на неё своё право.
Но мой кхай молчит, предатель, всё то время, пока я иду к ней. Сегодня не мой день. Но это не имеет значения. Это может случиться завтра или в один из последующих дней.
— Наслаждаешься снегом?
Она повернула ко мне лицо и покачала своей палкой.
— Он шёл всю ночь и полностью скрыл мои растения. Я понятия не имею, как у кого-нибудь получается тут что-то делать.
— Ммм. — Я присел в снег рядом с ней, изучая её приспособления. У неё целая кожаная сумка полна чем-то, что выглядит как навоз, который она укладывает к семенам, и пытается копать своей палкой яму в снегу. — Что это ты делаешь?
— Я пытаюсь высадить кропсы, — сказала она на своём странном человеческом языке. Я уже выучил человеческий язык в Пещере Предков, так что могу общаться с ней. В голове появляется мысленная картинка при словах о том, что растения, выращиваемые для еды, должны расти в определённых условиях.
Интересно. Я никогда раньше не обращал внимание на растения, разве что время от времени собирал их для чая своей матери. Я подобрал одно из семян и принялся его рассматривать, в то время как Ти-фа-ни вернулась к работе.
— Что конкретно вы делаете, когда садите?
Она отклонилась чуть назад и убрала свои кучерявые волосы с лица. Такое маленькое движение и такое изящное, что я почувствовал свой член наполненным желанием до боли — я должен заявить своё право на неё. Резонанс, требую я от своего молчащего кхая.
— Ну, — говорит тем временем она, — там на Земле у нас были фермеры. Они выращивали еду для тех людей, которые не имеют возможности или места для того, чтобы самостоятельно выращивать для себя еду. Понимаешь, я думаю, что мы можем и здесь создать общие плантации и научиться сохранять растительную пищу в течение сурового сезона. Мне только нужно сообразить, как сделать так, чтобы семена могли расти посреди всего этого снега. Я имею в виду, что они же растут как-то в Норвегии и в Сибири растут, верно? И они растут здесь. Значит, эти растения могут выживать в таких суровых условиях. Но вот я высадила семена, а они не прорастают. Так что я совершенно не имею сейчас понятия, что же я делаю не так. — Ей губы сжались в тонкую линию.
Я взял одну из гадких навозных лепёшек из её сумки и стал её рассматривать. Мы используем их для топлива, потому что дерево редкость тут и дальше вниз по горам.
— Значит, ты хочешь попробовать использовать навоз как корм им?
Она хихикнула, этот звук показался мне настолько сладким и гортанным, что прошёлся по моей коже подобно ласке и вызвал на ней мурашки, как от озноба.
— Нет. Я пытаюсь напитать почву.
— Навозом?
— Навозом, — согласилась она. Она вытащила свою копательную палку и снова начала копать яму. — Животный навоз имеет очень много питательных веществ для почвы. По крайней мере, так делали у нас дома. Брали навоз и укладывали его вместе с семенами, что позволяет добиться хорошего роста. — Она поместила кусочек навоза в яму, добавила туда же несколько семян, затем накрыла всё это смесью земли и снега.
— Я вижу. — Да, это странная идея как по мне, но у людей вообще много странных идей. — Тебе нужна помощь? Я сильный мужчина и могу копать ямы для тебя.
— И такой скромный, — шикнула она и её губы сложились в полуулыбку, когда она глянула на меня.
Да, я ни в малейшей степени не скромный. Я сильный и способный. Моё тело молодое и здоровое. Она должна смотреть на меня с восхищением. Я скинул свою кожаную куртку и потёр руками грудь, следя, заметила ли она мою отличную форму.
Но она ничего не заметила. Она копала.
Она расстроена, но я буду продолжать привлекать её внимание. Она должна заметить мои способности охотника, мою силу и здоровье и тогда её кхай решит, что я создан для неё. Я отбросил свою куртку в сторону и тоже опустился коленями на снег, не обращая внимания на то, что мокнут мои кожаные штаны. — Как много ям ты бы хотела, чтобы этот сильный мужчина выкопал для тебя, Ти-фа-ни?
Она снова хихикнула.
— Давай начнём с двадцати, и пусть они будут располагаться на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
Я приступил к этой работе, которую делаю для моей женщины. Ничего не имею против подобной задачи. Это странно, но для неё я готов этим заниматься. Работая над каждой ямой, я стараюсь докопаться гораздо глубже снега и ещё немного в землю. Я делаю это быстрее, чем получалось у неё с её копательной палочкой. Мы некоторое время проводим в молчании. Я вовсе не против помолчать, потому что, когда я ненадолго прерываюсь, чтобы вытереть пот, достигший бровей, я замечаю, что она смотрит на меня. Я уверенно сгибаю свои руки, играя мускулами, в то время как копаю следующую яму. Я, наверное, похож на косоклюва, прихорашивающегося перед своей самкой, но это не беспокоит меня. Я хочу, чтобы она замечала меня.
Когда ямы выкопаны, я схватил горсть снега и растёр им своё лицо и грудь, смывая пот. Она отвернулась и сконцентрировалась на своих семенах.
— Спасибо тебе, Салюх. С твоей помощью всё прошло гораздо быстрее.
Её слова приятны, но выглядит она при этом удручённой. Может, она расстроена, — как и я, — от того, что наши кхаи молчат?
— Ты не выглядишь счастливой.
Она удивлённо глянула вверх на меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что твои слова хороши, но при этом твоё тело говорит о другом. Ты улыбаешься здесь. — При этом я наклонился и кончиками пальцев прикоснулся к её полным губам. — Но ты не улыбаешься здесь. — Я указал на её глаза.
Её улыбка вернулась, но выглядела так, словно она заставляла себя улыбаться.
— Довольно.
— Разве мы не друзья? Скажи мне, что тебя беспокоит? — Я бы хотел позаботиться об этом для неё. Я бы хотел вернуть яркий блеск её глазам и улыбку — настоящую улыбку — её лицу.
Она прикусила губу и немного потеребила кожаные завязки на своей сумке, затем бросила взгляд на меня.
— Я просто расстроена тем, что нам придётся возвращаться в другие пещеры и я потеряю свои зерновые культуры.
— Врёшь. — Сказал я незамедлительно. Она, может быть, и спец в том, чтобы дурачить других, но не меня. — У тебя нет никаких зерновых культур. У тебя есть только навоз и семена. Что-то другое тебя беспокоит.
Ти-фа-ни обернулась и бросила сумку в меня.
— Ты слишком назойлив, ты знаешь об этом, Салюх?
Да она даже и понятия не имеет, как сильно мне хочется подтолкнуть её ко мне. Или что я хочу толкнуть её на снег и накрыть её тело своим. Но мы не пара ещё, не обручены. У нас нет резонанса. Чёрт, снова я должен заставить себя быть терпеливым.
Это так сложно быть терпеливым, когда женщина, которую я хочу, настолько близко, что я могу дотронуться до её мягкой нежной кожи. Когда её запах заполняет мои ноздри и от этого моё тело жаждет её прикосновений. В последний раз я чувствовал себя таким неуправляемым ещё в юности, когда мой член впервые встал.
— Как ты говоришь, я настойчив или назойлив, но я такой, потому что я твой друг. Твои переживания беспокоят меня.
Она немного расслабилась и слегка кивнула, словно что-то решая.