На подмостках волшебства - Анна Джейн


Джейн Анна

На подмостках волшебства

Часть первая. Двойник Ее Высочества

Пролог

Я бежала по теплым лужам, а позади меня слышались угасающие раскаты грома да изредка озаряли серое застывшее небо отблески далеких молний.

Гроза осталась позади.

Впереди же было старинное здание театра, замыкающее огромную безлюдную площадь. Массивное, из светлого камня, с античными колонами, арками и искусной фреской на величественном фасаде, оно напоминало древнегреческий храм — храм искусств. Венчающие крышу скульптуры женщины в старинных одеяниях, похожих на тоги, казались богинями.

Несмело выглянувшее солнце озарило лик одной из них и зазолотило лужи.

Я улыбнулась, и пальцы мои выпустили зонт. Он легко взлетел в проясняющееся небо, подобно воздушному фиолетовому шару, и я проводив его взглядом, подошла к одной из афиш.

Афиша была большой и яркой, привлекающей внимание, но неброской и приятной взгляду.

"Театр света и сумрака.

КОРОЛЕВА ЭЛЕЙН

Пьеса в 5 действиях

В главных ролях — Яна Полецкая, Денис Лисов, Валентин Снежницкий"

Я ласково провела рукой по глянцевой афише, коснулась пурпурных выпуклых букв. Мне хотелось улыбаться: тонко, гордо, с достоинством расправив плечи и делая вид, что это в порядке вещей. Что статная девушка со сложной старинной прической, изображенная в профиль и задумчиво глядящая куда-то вдаль, в другие миры, известные только ей, не просто похожа на меня, а это и есть я. Что известный актер на афише, небожитель театрального Олимпа, — мой партнер. И что спектакль идет на подмостках одного из лучших театров столицы.

Главная роль. Я исполняю главную роль в этой театральной постановке, новинке сезона, покорившей уже тысячи сердец, поразившей критиков и добившейся признания зрителей. Я — Яна Полецкая. Актриса, сыгравшая роль Королевы.

Мне захотелось счастливо рассмеяться, но я только прикрыла губы обратной стороной ладони. Я добилась того, чего хотела. Я смогла! Я сыграла!

Мой взгляд вновь скользнул по афише. Кое-что в ней изменилось.

"В главных ролях — Яна Полецкая, граф Лис, принц Ворон", — гласила она.

Кто это — граф Лис и принц Ворон? Актеры или же…

Я вновь коснулась афиши ладонью и в следующее мгновение вдруг обнаружила себя в шумном зрительном зале, заполненным до отказа. До начала спектакля осталось совсем немного — только что прозвенел третий звонок, самый торопливый и самый торжественный, и зрители спешно усаживались на свои места в ожидании начала спектакля. А я медленно, с чувством собственного достоинства, не забывая улыбаться и отвечать кивком головы на приветствия, пошла между рядами, зная, что все эти люди пришли сюда из-за меня, из-за моей роли.

Но я пришла не из-за них. Я здесь из-за любви к творчеству, и в нем растворяюсь без остатка, потому что я — актриса. И я в своем храме, я — жрица искусства, а они — благодарная паства, желающая наслаждаться духом созидания и света, которыми и пропитано искусство.

Кажется, кто-то за моей спиной рассмеялся.

И вновь все изменилось.

Я очутилась на освещенной софитами сцене — уже в костюме, с гримом на лице, вошедшая в роль и готовая бросаться вперед и биться с темнотой и невежеством, используя единственное свое оружие — актерское мастерство. И сердце больше не бьется безумно, как в гримерке, перед началом спектакля, и в голове нет лишних мыслей, и меня, кажется, тоже нет, потому что вместо меня на сцене стоит королева — главная героиня спектакля; а каждый спектакль — это отдельная жизнь, и не маленькая, искусственная, которая закончится, когда последний зритель покинет зал, а настоящая, яркая, наполненная всеми красками мира и всеми чувствами, только представленная в определенном разрезе — театральном.

Это кусок пирога истории, который аккуратно и умело разрезал режиссер и показал начинку зрителю, пусть даже кусок этот совсем тонкий и куда меньше всего пирога-жизни. Но ведь на пробу сгодиться и совсем крохотный кусочек, верно?

Я стояла на сцене, расправив плечи и чуть запрокинув голову, так, чтобы подбородок был приподнят, улыбалась, как подобает королеве любимым подданым, а, может быть, это уже была и не я, а моя героиня, или, быть может, героиня стала мною — неважно. Важно лишь то, что сейчас начнется действо…

И оно закружилось разноцветным вихрем…

Теперь настал черед зрительских оваций. Зрители хлопали, кричали "браво" и дарили цветы, а я и прочие актеры кланялись в ответ за их океан эмоций.

И я была счастлива.

Только вот не все оказалось ладно. Среди зрителей, в первом ряду, я увидела того, кого видеть мне не хотелось совершено. Это был высокий худой мужчина лет двадцати восьми с широким разворотом плеч, тонкой талией и черными прямыми волосами, собранными сзади в хвост. Он казался достаточно миловидным, но с налетом изящной экзотики. Не всякая девушка примет его за красавца, предпочтя более простой и мужественный облик.

Внешность этого зрителя можно было назвать готической: бледный, с глубоко посаженными глазами, которые из-за игры теней со светом казались темными провалами, с бескровными тонкими губами и четко очерченным римским профилем. Темная одежда подчеркивала мрачность.

Но было в этом молодом человеке и что-то загадочное, волшебное; не отталкивающее, но пугающее.

А еще мы, кажется были знакомы. Знакомы давно и, возможно, он ищет меня. А я не хочу, чтобы он нашел. И я бегу, прячусь в храме искусства, судорожно перебирая маски разных ролей.

— Ты права, — прошептали за моей спиной.

Я оглянулась и увидела его.

Он был красив, но опасен — просто формула женской влюбленности. Кожа — идеальная, волосы — густые и блестящие, такие красивые высокие скулы… Но взгляд — стеклянный, равнодушно-жестокий… Ледяной, властный и словно давит, придавливает к полу.

Что он делает на сцене? Чего хочет? И почему так тянет сквозняком?

По щиколоткам ползет тонкая ледяная струйка холода; его же языки лижут запястья…

Черноволосый уголком губ улыбнулся мне. А я смотрела на него, не мигая и не понимая, отчего мне так страшно и неспокойно на душе, и почему хочется сделать несколько шагов назад, а лучше убежать за кулисы или на другую сцену. Вдруг в другой маске он не узнает меня? Но смогу ли я убежать?

Нет…

— Нет.

Я подняла голову.

— Я пришел за тобой, — сказал он мягко, кажется, понимая, что творится со мной.

Звуки зрительного зала исчезли, а краски померкли. Но кроме меня этого человека, кажется, никто и не видел. Зрители, не замечая, что главная актриса, прима, исчезла, и продолжали кричать свои "бис" и "браво" и кидать розы туда, где только что стояла я. А я как будто бы перенеслась в другое измерение, холодное и почти бесцветное.

— Я не пойду с тобой, — предупредила его я. Но черноволосый только покачал головой и схватил меня за руку, чтобы потянуть за собой. Я попыталась убежать, вырваться, но у него оказалась железная хватка, и все мои жалкие попытки были заранее обречены на неудачу.

Мужчина взял меня за плечи, с легкостью удерживая, и посмотрел прямо в глаза. Взгляд у него странный, и хотя бледное узкое лицо с выступающими скулами и спокойно, но в черных глубоко посаженных глазах мечутся лихорадочные искры. За внешним хладнокровием кроется настоящая буря эмоций. И попасть под эту бурю совершенно не хочется!

— Ты должна со мной пойти, — повторил он все так же мягко, но настойчиво, не отрывая от меня взора.

— Не хочу, — отвечала я, всеми силами стараясь показать, что я его совсем не боюсь, и что темные глаза меня совершенно не гипнотизируют. — Отпусти меня. Прошу. — Слова давались мне с трудом.

— Пойдем, я жду тебя, а я ненавижу ждать, — в третий раз сказал этот странный человек и прижал к себе, и я словно подчинилась его воле. Тотчас подул холодный мятный ветер и вокруг нас кто-то невидимой рукой нарисовал тонкий сияющий голубой круг, из которого вырывались все выше и выше всполохи ледяного синего огня. Я знала, что, что этот волшебный огонь не обожжет нас, а перенесет в другое место. Как только полупрозрачные языки скроют нас с головой, мы исчезнем с подмостков театра и очутимся… Где мы очутимся, я не знала.

Я вновь попыталась вырваться, но мужчина прижал широкой ладонью мою голову к своей груди, и меня пробрала дрожь — таким холодным казался мне этот готического вида брюнет. Словно он был сотворен изо льда.

Зрители совсем исчезли, и их рукоплескания остались лишь в моей памяти. На сцене, кроме нас двоих, тоже никого не было: только он, я и волшебный синий огонь вокруг. Сейчас пламя достигнет наших голов, и мы исчезнем, и не будет больше театра, ролей, зрителей. Не будет меня. А, быть может, наоборот, мне дадут новую роль — вечную, и я буду вынуждена играть ее до конца времен, находясь рядом с этим мужчиной, прижимающим меня к себе.

"Я не хочу так", — с каким-то отчаянием подумала я, и мне показалось, что брюнет улыбается.

— Нас уже ждут, — сказал он и коснулся ледяными губами моего лба.

Я содрогнулась от волны необъяснимого трепета, и в этот момент откуда-то сверху к нашим ногам со звоном упала серебряная монета. Полупрозрачный синий огонь стал шипеть и гаснуть, словно кто-то невидимый пытался затоптать его.

Мужчина тотчас поднял голову в поисках того, что осмелился сделать подобное, помешать ему, не замечая, как его пальцы все больнее вцепляются в мои плечи. А, может быть, он делал это специально. Я вскрикнула, но он не обращал на меня внимания, лишь сделал еще больнее.

Магический огонь погас, а новый, кажется, брюнет, зажечь не мог. Он оглядывался, задирал голову, пытаясь найти того, кто посмел нарушить его планы, зло скользил глазами по пустому зрительскому залу, сверлил взглядом балконы, сканировал партер, но все было тщетно. Тот, кто кинул монетку, появился тогда, когда сам захотел этого.

— Выходи, — тихо, но мрачно произнес мой похититель. Но эффекта это не возымело. — Выходи! — повысил он голос. — Выходи! — его громовой рык слышно было, наверное, даже за дверями этого эфемерного театра.

— Что ты орешь? Я со второго раза расслышал, — раздался за спиной брюнета мужской насмешливый голос — уверенный баритон с нотками приятной хрипотцы. Всего лишь несколько слов — и у меня в сердце поселилась хрустальная птичка из света и надежды.

Тот, кто удерживал меня, резко развернулся, все так же прижимая к себе и пряча мое лицо у себя на груди. Того, кто кинул монетку, я не видела, хотя всей душой хотела узреть его лицо. Почему-то это казалось безумно важным.

— З-зачем пришел? — процедил сквозь зубы черноволосый.

Дальше