— Зашел в театр, — вполне себе любезно пояснили ему. — Говорят, королевская труппа поставила великолепный спектакль по новой пьесе почтенного господина Астариаса. Вся королевская ложа аплодировала стоя! Вы тоже видели эту чудную постановку? Какие пороки общества господин Астариус высмеивал на сей раз? Непочтение Его Высочества? Нежелание платить налоги? Или демократию, которая стала модной в палате лэров?
— Говори, что хочешь, — процедил сквозь зубы брюнет.
— Я хочу сделать академическую карьеру, — доверительным тоном сообщил второй мужчина, — знаете ли, мечтал с детства надеть магистерскую мантию…
— Не играй со мной, — предупредил его длинноволосый. — Пожалеешь.
— Не люблю жалеть. А вы любите прямоту, как о вас и говорят. Я думал, сначала у нас будет светская беседа, как принято в салонах и у дипломатов. А уж после…
— Говори. Пока жив, — велел брюнет, явно теряя терпение.
— Воровство — это порок, — вздохнул его собеседник печально.
— Что?
— Не играйте в вора. Вы запутались и не понимаете, что делаете. Вам это простят. Сейчас еще можно исправить. Пока не поздно, отдайте ее, Ваше Высочество. И убирайтесь в свои льды.
Мой похититель рассмеялся — тихо, но искренне, как будто бы давно не слышал таких остроумных шуток, хотя в словах второго мужчины не было ничего смешного.
— Сначала я убью тебя, — сказал брюнет обыденном тоном — таким обещают купить подарок или убраться в квартире.
— Попытайтесь, — ничего не имел против тот, кто хотел спасти меня.
А в следующую секунду меня с силой откинули в сторону, как ненужную игрушку. Я упала на пол, видя, как две мужские фигуры вознеслись ввысь, под самый потолок пустого зрительского зала, и в темноте засияли молнии, засверкали огненные шары, разрывались волнами водные драконы…
Я отползла в сторону, испуганно сжимая в кулаке серебряную монетку. Как оказалось, на ней был изображен лис, над которым сияла корона с девятью зубцами.
Я, сжавшись в комочек, зачарованно глядела вверх, на посылающих друг на друга заклятья мужчин, как кролик на двух удавов, которые никак не могли поделить добычу, и в какой-то момент меня обожгло полосой синего света, похожего на огромный кнут из пульсирующей энергии.
Кажется, я потеряла сознание в этом странном театре, где больше не была актрисой, а лишь безмолвным зрителем, наблюдающим последний акт неведомой пьесы.
Где-то заиграла незатейливая, но нежная мелодия музыкальной шкатулки — единственный звук в окутавшей тишине.
Очнулась я тогда, когда меня вдруг осторожно обняли сильные руки — не ледяные, а теплые. Но вокруг была темнота, и я так и не разглядела лица мужчины. Ясно было только одно — это не длинноволосый брюнет, а тот, кто кинул монетку, не дав унести меня.
— Все в порядке, — прошептало мне смутно знакомый баритон с хрипотцей на ухо. Наши щеки соприкоснулись. — Все хорошо.
И я облегченно вздохнула, осознав внезапно и быстро (и эта мысль была сродни вспыхнувшей в ночном небе падающей звезде), что не просто наслаждаюсь этими незамысловатыми прикосновениями. С помощью них я понимаю — этот человек, которого я не вижу, но которого чувствую, — блик солнца в темных океанских водах, луч света в глухом заброшенном пространстве тандема одиночества и усталости.
Я не без труда положила слабую ладонь ему на плечо, уткнулась носом в грудь, и птица в сердце, которую едва не посадили в клетку, забилась сильнее. Пусть это будет длиться вечно. Он и я. И темнота вокруг, как гарант того, что он — мой свет.
Так необычно… Так тепло. И так беспечно. Пусть рушится мир, пусть раскалываются льды, путь сдвигаются горы, но ничто из этого не заставит меня отказаться от этого человека.
— Ты победил его? — едва разлепляя губы, спросила я.
— Почти, — уклончиво отвечали мне.
— А кто ты? — я провела второй рукой по его щеке.
— Я - это я. Тот, кто захочет защитить тебя, — отозвался мужчина. — Я обещал, — добавил он и коснулся губами моего затылка, наполнив сердце щемящей нежностью.
— Кому? — прошептала я с внезапными слезами на глазах.
— Тебе, — был мне ответ.
— А кто ты? Кто?
— Твой тайный друг. Монета у тебя? — спросил он внезапно. Оказывается, я до сих пор сжимала в кулаке серебряную монетку с ухмыляющимся лисом в короне.
— У меня… Но что произошло? Я ничего не понимаю… Я хочу увидеть твое лицо… — Я что-то лепетала и лепетала, понимая, что это тот человек, которому я доверяю. Тот самый. Один на миллион. Тот, кого я искала всегда и которого все же сумела найти.
— Скоро ты все узнаешь, девочка, — неведомый мне мужчина склонился ко мне так близко, что я чувствовала его дыхание на своей щеке. — Береги монету. Это мой подарок тебе. Твой талисман. — Каждое слово давалось ему с трудом.
Я запустила пальцы в его волосы, а его губы почти касались моих.
И тут на нас двоих обрушилась лавина светящегося снега, гремящий холод которого пробирал до костей.
Где-то в темноте раздался безумный смех.
Мой спаситель обнял меня крепче, закрывая собой, и…
Глава первая
И я проснулась. Резко распахнула глаза и некоторое время прислушивалась к собственному громкому дыханию — от страха оно сбилось. Я не помнила сон четко, лишь обрывками: сначала видела театральную афишу с собой в главной роли, потом оказалась в театре, наслаждаясь аплодисментами благодарных зрителей, а затем меня вдруг решил похитить какой-то странный незнакомый тип… Нет, не незнакомый.
Я резко села в кровати, прижав пальцы к вискам. Невозможно! Этот длинноволосый парень так сильно запал мне в душу, что даже пробрался в мой сон!
А ведь мы всего лишь пару раз встретились глазами!
Началось все сегодня вечером. После очередной репетиции, долгой, изматывающей, я вместе со всеми сидела прямо на сцене, подогнув под себя ноги, и уже битый час выслушивала замечания от мастера. С виду это был симпатичный рубаха-парень лет тридцати, с растрепанными волнистыми волосами, клетчатой рубахе и обычных джинсах. Ну, просто душа компании — тот самый незаменимый человек, который приносит с собой гитару. Но — внешность обманчива. Особенно если это внешность актера. Алексею Анатольевичу было лет на десять больше, чем казалось, и это был весьма уважаемый педагог и заслуженный театральный деятель, которого удостаивали множеством наград. Как артист, он был безумно талантлив и обаятелен, но как педагог, суров и требователен. Битый час он распинался по поводу нашей общей зашкаливающей бездарности. По мнению Алексея Анатольевича, она объединяла весь наш последний курс театрального, на котором я имела честь учиться. Каждого студента Леха — так мы называли между собой препода — разбирал вдоль и поперек. Мне тоже высказали все минусы и даже прошлись по моим личным качествам.
— Полецкая, это выпускной спектакль, а не новогодний утренник в детском саду. Шекспир обеспечивает электричеством всю Великобританию, глядя на твою Виолу, — с такой скорость вертится в гробу, — хорошо поставленным голосом говорил мой мастер. Любит он бородатые шуточки.
Я потупила взор. Спорить с Алексеем Анатольевичем — себе дороже. "Кто со мной стоит, тот роли не стоит", — говорил он нам частенько.
— Виола влюблена в герцога! Это трепетная девушка, облаченная в мужские одежды — а, значит, смелая! Смелая, деятельная, остроумная! Так покажи это! Покажи, дорогая моя Яна, это сочетание смелости, ума и женственности!
Да-да, мне досталась роль Виолы из комедии Шекспира "Двенадцатая ночь". То самой Виолы, которая переоделась в мужские одежды и попала ко двору графа, в которого и влюбилась.
— Я миллион раз говорил! Виола сама управляет своей жизнью, — продолжал наставник. — Она — победительница обстоятельств, хозяйка своей жизни! Нежная и красноречивая! А у тебя Виола, знаешь какая?
— Какая? — вздохнула я.
— Словно шифрующаяся Королева-мать. Хозяйка всех, кто на сцене. Она пытается всеми манипулировать, играет, забавляется. А ведь ты прекрасно помнишь, что она борется за свое счастье. Попала в непростую ситуацию — и борется! За счастье брата и свое! Не играть, а бороться — вот твой девиз, Полецкая!
— Это все не совсем мое… Вы сами дали мне роль на сопротивление, — вяло возразила я. Ох, не стоило мне этого делать. Как говорит препод по актерскому мастерству "роли, как дети — своих и чужих не бывает".
Вот и сейчас на меня взглянули совсем недобро
— Так преодолей ее! — зычным голосом гаркнул Алексей Анатольевич. — Покажи себя! Вырази себя!
— Я стараюсь, — постаралась уменьшиться я в размерах.
— Плохо стараешься. Я бы сказал — хреново! У тебя на сцене видно только одно — я пришла! Я, я, я! Я, королева сцены! Глазейте на меня и восхищайтесь! Смотрите, как я ловко оплетаю своим обаянием графа, как дурачусь над Оливией, — мастер прищурился. — Ты не королева, не мастерица интриг, ты — Виола, простая девушка, которая борется за счастье.
— "Передо мной предстанет дева, моей души любовь и королева", — в шутку процитировал один из сокурсников, играющих герцога Орсино. Моего возлюбленного, между прочим. Неприятный тип, хоть и красавчик. А, впрочем, в театральном куча неприятных личностей. — Может, Полецкая это прочитала и подумала — надо королеву играть? Хе-хе. У нее ж идея фикс.
Я молча показала придурку кулак — мол, замолчи, не то худо будет. Но от словесных пикировок воздержалась.
— Молчи, Сосновский, — поморщился Алексей Анатольевич. — У меня к тебе отдельный разговор.
— Я, может, тоже хочу другие роли играть, — ехидно сообщил парень. Остальные захихикали.
— У тебя неплохо получится роль солдата-срочника, Сосновский, — окинул его преподаватель тяжелым взглядом. — Ты на сцене в бункере, что ли? Еще шептать начни слова. "Не сам ли я теперь, как зверь на травле?", — громко зашептал мастер, мастерски парадируя Сосновского. Тот сморщился. — Хватит "тишить"! Дикция как у глухонемого. Каша во рту! Бездари, а! — выругался он и разразился целой тирадой, приправленной нецензурными выражениями. Но, надо признать, он хотя бы в нас ничем не кидался, как некоторые другие.
На середине речи Лехи, когда он нелестно отзывался об умственных способностях девушки, играющей Офелию, которая едва уже не плакала, я вдруг замерла, явственно почувствовав на себе чей-то взгляд. Тяжелый взгляд в спину. Я резко повернулась к ряду кресел — репетировали мы на университетской сцене, дабы привыкнуть.
На одном из кресел ровно посредине сидел незнакомый молодой человек. Длинноволосый брюнет, весь в черном. Я не могла хорошо рассмотреть его лицо, поскольку общи свет был выключен, но точно знала, что парень смотрит на меня. Интересно, кто это? И как он попал на репетицию? Если его увидит Алексей Анатольевич, то точно раздракониться — он терпеть не может посторонних, которые, кстати говоря, правда, мешают процессу.