Он стоял весь такой высокий, красивый, в бабочке, белой рубашке и черном костюме, волосы зачесаны назад, открывая лоб и красивые серые глаза. Одна рука небрежно засунута в карман, вторая держит бокал. Рядом ему в рот восхищенно заглядывают музы разных мастей, цвета волос и народностей из России (в конце концов, это же российский филиал небесной канцелярии, кто тут еще мог быть?), периодически хихикая и выдавая что-то идиотское в стиле героинь большинства ее подопечных: «Ах, Гордеюшка, ты такой шутник».
— А чего крылышки отцепил, попугай Ара? — потянула Наташа ехидным голосом за спиной купидона, заставив его вздрогнуть и прерывая эту милую беседу, свалившись, как обух на голову несчастных, глупеньких муз, влюбленными глазами, смотрящими на Лаврова. — Бабы с ними хуже клеятся на любовную магию твоих стрел, пугало ванильное?
Гордей резко обернулся, едва не расплескав шампанское, сверкнув серыми глазами и проигнорировав возмущение его недавних собеседниц, расплылся в хищной улыбке, отчего Наташа даже засомневалась. Выглядел он уж больно радостно, а осмотрел так и вовсе как-то подозрительно долго.
— Таракан, ты пришла. Где мои поздравления, поцелуи в губы, вещания на ухо, что я стал еще краше в свои 26? — чересчур радостно поинтересовался купидон, надуваясь от важности собственной значимости. Он окинула ее вновь палящим взором, и в серых глазах зажегся огонечек ехидства и еще чего-то. Явно недоброго.
— Платье смотрю, натянула выше колен, туфли нацепила, накрасилась, пакли свои в порядок привела. Это все мне? А бантик где?
Наташа закатила глаза и пожалела, что сумочку не взяла, так можно было бы его огреть по голове. Впрочем, она же не планировала оставаться надолго. Так, придти, обрадовать новостью и исчезнуть в закате океана, как русалка, обратившаяся в пену.
— Гордей, Наташа говорит, подстрелил ее подопечную, похоже, злится, — подала голос одна из муз, Валерия, ревниво сузив свои глаза с длинными наращенными ресницами, надув пухлые губы, которые явно еще при жизни хирург исправлял, как и многое другое. Рядом, вторя этой музе для будущих революционеров, поддакнула Фаина, муза режиссеров отечественного кинематографа.
— Наташка, не порть праздник, Гордей сегодня именинник. Хоть сегодня не приставай со своими глупостями, — фыркнула она, сверкая глазами и притопывая недовольно ножкой. Наташа лениво оглядела ее цветастый кричащий наряд и вздохнула:
— Фая, вот тебе бы лучше молчать. Особенно в таком наряде, а то глядя на тебя — не удивительно, что с российским кино все так печально!
Гордей подавился шампанским, в попытке замаскировать смех, а Фаина резко распахнула большой рот, щедро накрашенный оранжевой помадой и это в тон кричаще розового платья-то и зашипела получше любой гадюки.
— Стерва ты, Тараканова! Поэтому с тобой никто и не общается!
Наташа проводила их взглядом, когда музы гордо удалились, не забыв на прощание клюнуть каждая Гордея в щеку, оставляя разноцветные следы от помады и хмыкнув, подняла бокал им вслед, который успела стянуть по дороге с подноса у официанта.
— Вот века идут, Рай, Ад, Земля стоит, а даже в небесной канцелярии некоторые бабы и после смерти не меняются!
Она уже было пригубила из бокала, как поняла, что он словно по мановению волшебной палочки исчез. Гордей ловко поставил бокалы, свой и Натальи, на ближайший столик, шагнув вновь к возмущенной девушке.
— Ты что, крылатый, делаешь? — удивилась она, когда купидон ловко перехватил ее за руку, притягивая ближе к себе и таща за собой в середину зала, где разливалась какая-то скучная, инструментальная музыка. Кажется, заунывно пел на заднем фоне церковный хор.
— Пошли танцевать, Таракан, я соскучился, — беспечно улыбнулся он, обнимая одной рукой ее талию, а пальцы второй, сплетая со своими, не спеша, двигаясь под заунывный ритм. Медленно, чувственно и тоскливо.
— Я сейчас усну.
Он склонил голову ниже, обжигая дыханием ухо, чуть шевеля волосы.
— Ипполина Матвиенко любит торжество в классическом стиле.
— Оно и видно, — фыркнула Наташа, слыша, как вновь заиграла музыка, — почему мы пляшем под похоронный марш?
— Поминаем мой праздник в узком дружеском кругу с блэкджеком и шлюхами, — хохотнул купидон, чуть крепче сжимая руку на талии девушки, прижавшись щекой к ее волосам.
— Гордей, ты же приличный мальчик, какой блэкджек, какие шлюхи? Только покой, сон и утренняя пробежка по облачкам в пять утра, — хмыкнула Наташа, наслаждаясь этими минутами. Может музы рядом с ним тоже чувствуют такой покой? Вон даже в сон потянуло, мимо проплыл с важным видом какой-то черт, перестукивая копытцами по полу и ворча что-то о нудных праздниках да большом количестве белого.
— И овощной смузи?
Наташа рассеянно кивнула, пробормотав, стараясь подавить зевоту.
— И овощной смузи. С амброзией из райского сада, — она почти прикрыла глаза, как сильные руки чуть тряхнули ее, заставляя проснуться и отклониться назад, глядя в довольное лицо с сияющими серыми глазами.
— Где мои поздравления, женщина? — вздернул бровь Гордей, внимательно рассматривая ее лицо, отчего даже захотелось проверить, не потекла ли у нее тушь или не уплыла ли куда суперстойкая матовая помада.
— Я скинулась баллами тебе, что тебе еще нужно, троглодит? Помни, я еще не простила тебе Ивону. — притворно обиженным тоном заявила Наташа, позволяя ему удерживать себя за талию, а сама в это время обхватила руками его шею. Где-то неподалеку зашипела парочка муз и зашептались купидоны. Она кинула взгляд на покрасневшую Фаину, ставшую одного цвета со своим платьем, и показавшую ей большой палец Майю, которая тут же правда принялась вновь слушать Ипполину, не давая ей повернуться в их сторону. Она видела, как к ним спешит глава корпуса купидонов, от усердия даже где-то потерявший бабочку. А с ним двое купидонов из той малочисленной группы, которая приникала к сексуальным меньшинствам. Те самые, записавшиеся в добровольцы на шоу. Как раз вовремя.
— Но раз ты настаиваешь, — сделала вид Наташа, что ничего вокруг не видит и к удивлению Гордея, обхватила его лицо, поддаваясь вперед. Серые глаза стали больше, когда она почти коснулась его губ, но в последний момент повернула голову в бок и чмокнула его в щеку.
— Гордей! — голос Арсения Степановича заставил купидона вздрогнуть, а Наташу ловко отскочить, воспользовавшись заминкой и выпутаться из крепких рук, дожидаясь своего часа. Глава корпуса купидонов тем временем схватил руку ошарашенного Лаврова, принимаясь ее мять, сжимать и щедро трясти так, словно именно от него зависела вся жизнь и его работа. Впрочем, может и зависела. Невольные свидетели вокруг принялись оборачиваться, привлеченные громким голосом Арсения, который поправив очки, хлопнул Гордея по плечу, да так, что тот едва не присел.
— Молодец! Вот он, орел отечественной любви! Птиц, дарующий людям счастье, и благополучие. Настоящий герой своего времени. Не побоялся испытаний, выпавших на долю мировой общественности, под гнетом толерантности и равноправия! — вещал патетично, властно и одновременно как-то облегченно. Рядом скромно жались два купидона, одинаково прилизанные, накаченные, во всем обтягивающем, смотрящие исподлобья заинтересованным взглядом на Лаврова, который опасливо оглянулся и все еще непонимающе продолжал стоять, принимая поздравления.
— Вы о чем, Арсений Степанович? — выдохнул парень, и Наташа тихо хмыкнула, едва сдерживая смех.
— Как это? — удивился мужчина, озадаченно покосившись на Гордея. Который явно не понимал, в чем причина такой радости у начальства, — ты ж сам записался добровольцем на двухнедельную командировку на шоу «Новостройка 3. Построй однополую любовь». — Арсений погрозил еще больше впавшему в ступор Гордею пальцем, улыбаясь хитро, — ай-яй-яй скромняга. Настоящий рыцарь, всегда готовый придти на помощь одиноким сердцам. Вот он, истинный мужчина. Кокошников, Мамонтов, сюда! — рявкнул начальник и оба купидона радостно заулыбались, приблизившись к Гордею, который уже в ужасе начал осознавать произошедшее, открыв рот, но ему даже звука вставить не дали, когда парни подскочили резко, хватая его за руки с обеих сторон.
— Гордик, ты такой молодец! Никогда бы не подумал, что ты из таких!
— Да даже если не таких, ты все равно тако-о-ой, — вздохнул Мамонтов, прижимаясь к Гордею с одной стороны.
— Лавров, ты просто реально клевый. Спасибо, что хотя бы ты нас понимаешь, — закивал рядом Кокошников. Арсений Степанович улыбался, люди вокруг шептались, бросая подозрительные и одновременно смущенные взгляды на Гордея, который сглотнув, вдруг почувствовал, как его хлопнули по спине, а затем услышал голос Наташи. Довольный, наглый и ехидный.
— Ну, что? С днюшечкой тебя, орёль, — Наташа хохотнула, обходя честную компанию и подмигнув застывшему Гордею, добавила:
— Не забудь потратить баллы с пользой. Я там тебе накинула. Говорят даже на этом свете услуги частного психотерапевта ой, какие недешевые. — Послав ему воздушный поцелуй, схватила с ближайшего стола две бутылки шампанского, двинулась в сторону лифтов, помахав не глядя рукой в которой держала одну из бутылок.
— Ну, пока, Гордеюшка-геюшка! Удачно тебе там полетать, рыцарь однополых историй долгой любви!
И тут же услышала рев за спиной, от которого по спине побежали мурашки, и пришлось обратиться в бег прежде, чем ее прикончат.
— Тараканова, я тебя убью второй раз!!
Глава 8 — Света и четыре котлеты
Две недели без Гордея — Рай земной. Или не совсем земной, но все Рай. Шел второй понедельник, перспектива встретить блондинистую недовольную личность маячила в еще семи днях радости без него, а значит, можно было расслабиться и жить спокойно, не боясь, что кто-то вздумает подстрелить одну из твоих подопечных.
В это утро Наташа никуда не торопилась. Все девушки были заняты написанием продолжений в одной точке страны, в другой точке страны они еще спали. Или все наоборот: днем спали, ночью писали. Главное делом были заняты. Ивона правда, все еще пребывающая в восточной сказке портила весь рейтинг, но на общем фоне это было не критично. Тем более, что Гордея ведь не было.
— Выглядишь счастливой, смотрю, отсутствие Лаврова только на тебе хорошо сказывается, — голос Майи нарушил уединение Наташи, которая прекратила мешать трубочкой в коктейле мохито и подняла глаза на рыжеволосую музу, подозрительно прищурив голубые глаза, сделав, самое что ни на есть, недовольное выражение лица. Что происходит? В последнее время утренние встречи, а также периодические стычки в коридорах и на ужин, а иногда еще и в обед стали частью ежедневного ритуала. Майя то и дело мелькала перед ее глазами, и это начинало сильно напрягать.
С минуту Наташа изучала, отодвинувшую стул Топтыгину, которая уселась прямо напротив, делая заказ подскочившему официанту на стандартный завтрак, состоящий из сока, яичницы и тоста с джемом. Вроде бы ничего подозрительного в музе нет. Те же веснушки, те же детские пухлые щечки, несмотря на то, что умерла Майя в тридцать два, она выглядела достаточно молодо.
Те же карие глаза. Тогда чего она ошивается подле нее? Они за пять предыдущих месяцев едва ли толком могли поговорить, а тут прямо каждый день и сразу по несколько раз.
— Тебе что ли баллов одолжить надо? — с подозрением спросила Наташа, продолжая изучать девушку. Топтыгина от изумления даже рот открыла и едва не уронила только что принесенный стакан с апельсиновым соком, пролив немного на скатерть.
— Тараканова, что за тараканы в твоей голове? — возмутилась муза, аккуратно поставив стакан на стол и вскинув брови, посмотрела прямо на Наташу, — к тому же, какие баллы? Ты же на самом низу рейтинга болтаешься.
— И то верно, — проворчала Наташа. Отметая эту версию. В конце концов, Майя права. У нее маловато подопечных для больших рейтингов, да еще и постоянно вмешивающийся Гордей и дурость некоторых ее писательниц напрочь отметает возможность подняться выше пятидесятого места.
Из пятидесяти одного. Последнее занимает новенькая муза у художников-абстракционистов, но там вообще все туго и полная наркомания, откуда там баллам-то взяться? Впрочем, какая разница, ей же главное держаться внутри рейтинга. А уж, на каком месте — не так уж важно.
— Шмотки надо? Учти, у меня нет твоего размера, — потянула Наташа, все еще подозрительно косясь на усмехнувшуюся музу, которая замотала головой, — помаду от МАС тоже не дам. Негигиенично. Я хоть и умерла, но все еще брезгую!
Топтыгина расхохоталась, вызвав еще больше удивления, подозрительность уходила на задний план, и теперь Наташе действительно стало любопытно.
— Что происходит вообще? — наконец соизволила спросить, обхватывая губами трубочку и внимательно разглядывая Майю на предмет скрытых тайн. Вдруг она в своем пышном декольте этого желтого сарафана прячет складной лук со стрелами и хочет выведать у нее все про ее подопечных, дабы отомстить за Гордея? Или вообще жаждет подставить. Среди девушек такое не редкость, так подруги и друзья по университету постоянно старались выведать хоть что-то из ее личной жизни, дабы можно было это выгодно продать или рассказать кому-нибудь ради достижения своих целей. Это нормально. С тобой дружат, потому что это выгодно: выгодно смотреться красивой на твоем фоне, выгодно финансово, выгодно для репутации или рейтинга популярности у девчонок.
Значит, Майе тоже что-то нужно. Им всем что-то нужно. Просто так общаются только с лохами да неудачниками, а к таковым, даже имея низкий рейтинг, Наташа себя не относила.
— Наташ, почему я не могу просто с тобой подружиться? — задала Майя вопрос и Тараканова подавилась мохито, отчего несколько капель упало на скатерть. Топтыгина было вскочила, чтобы постучать по спине, но Наташа остановила ее жестом руки, махнув, чтобы села обратно, продолжая откашливаться.
— Топтыгина, ты меня пугаешь, — вздохнула Тараканова, придя, наконец, в себя, — если хочешь, чтобы я помогла тебе со стилем дабы закадрить какого-нибудь вшивого купидончика или даже Гордея, то говори прямо. Не люблю увиливания, — для пущей грозности она даже добавила своему взгляду серьезности, но Топтыгину это ни капли не проняло. Наоборот, муза откусив кусочек тоста, прожевала его и, отпив сока, широко улыбнулась. Так тепло и открыто, смотря на нее честным взглядом. И даже не придраться, потому что либо очень хорошо играет, либо действительно не врет.
— Ничего, Наташ. Я просто хочу подружиться, — хмыкнула Майя, поставив стакан на стол, — и это несмотря на твою помесь гадюки с жирафом! Жирдюк, как сказал Гордей, — похвасталась она и Наташа вновь подавилась коктейлем, сжимая пальцы, вновь представляя, как сворачивает шею этого купидона.
— Какой еще, нахрен, жирдюк?! — прорычала она и Майя хихикнула, нисколько не испугавшись.
— Так ты же высоченная, как жираф и ядовитая, как гадюка. Тебя так Горди два года кличил, пока ты тут не появилась. Он не говорил?
— Видать жить очень хотелось, — мрачно отозвалась Наташа. От размышлений ее прервало оповещение о том, что библиотека Светланы Усанковой давно не пополнялась. Уже, как полторы недели. Ну, вот что за напасть. Только-только расслабишься, как новости нагрянуть. И это она не про Свету, хотя может частично и про нее.