— Перестань, Лиз, — попросил он. — Ты не так наивна и вовсе не глупа. То, что я говорю, очевидно, как день. Единственная причина, по которой не стоит говорить о своих планах вслух — рано. Пока рано. И сейчас нам всем нужен мир. Ты, как никто, должна это понимать.
Я беспомощно поправила очки, оглядела колени, которые видны в дырах на платье. Недавний страх, что дядя узнает о наших с Нинель опытах над стихиями, показался бесконечно далеким и детским, а ссоры с Бенарой пустяком и глупостью.
Лорд вымученно улыбнулся.
— Хорошо, что ты славно повеселилась в Ночь костров, дорогая… Это была последняя твоя ночь среди магов… Ты знаешь, как относятся к магии за пределами Аварона.
— Дядя, — прошептала я.
— Иди, дорогая, иди, — устало сказал дядя, стараясь избегать контакта с глазами. — Тебе надо собрать вещи, попрощаться… неважно… Слово треклятой крови, как же это все уже неважно!
Обратно я шла на деревянных ногах.
Бенара ждала у двери и сопровождала меня до покоев, но я почти не видела, куда иду и в пол уха слушала, как она рассказывает о жизни вне Города забытых, об опасностях, которые подстерегают магов за стенами, и еще что-то. Но у меня перед глазами застыл лишь образ Черного принца, которого никогда не видела, но о котором слышала столько леденящих душу легенд, что хватит на фолиант.
Когда добрались до дверей моей комнаты, Бенара впустила меня и проговорила:
— Отдыхайте, леди. Завтра у вас трудный день.
— Завтра у меня трудная жизнь… Начинается, — проговорила я не своим голосом и закрыла дверь.
Оставшись одна в покоях, которые украшала самолично, развесив под потолком шелка и балдахины, расстилала ковры, создавала с помощью порошков узоры на простынях, я застыла.
Пару минут просто глядела на высокую кровать, окно в человеческий рост, летучий коврик на спинке стула, который Бенара успела повесить сушиться. И вдруг поняла, что больше этого не увижу. Это последняя ночь, когда могу насладиться покоем и безмятежностью родного дома.
Дав волю чувствам, я бросилась к постели. Рухнув, прорыдала около часа. Истерика так вымотала, что даже когда буря за окном усилилась, не смогла подняться и закрыть окно. Прошли еще пара часов самобичевания и жалости прежде, чем смогла заснуть.
Спала плохо. Постоянно казалось, что убегаю от Черного принца, а он со зловещим хохотом догоняет на огромном коне. Я кричу, прошу, оставить меня в покое, пощадить, но он хватает за пояс и перекидывает поперек коня…
Проснулась в холодном поту от того, что в дверь громко стучат.
Я не сразу поняла, что страшный, леденящий кровь, хохот, и полное грозы небо под копытами огромной черной лошади всего лишь сон, и слабо вскрикнула.
— Кто там? — спросила я, устыдившись собственной трусости.
— Завтрак, леди! — раздалось из-за двери, и я ошалело затрясла головой, пытаясь разделить сон и явь.
Когда это кое-как удалось, я прокричала:
— Убирайся в преисподнюю, Бенара!
Дверь с треском распахнулась и в спальню, отодвинув замершую на пороге горничную с подносом, вбежала Нинель. Кудрявая, раскрасневшаяся, в застегнутом на все пуговицы платье цвета взбесившейся морковки под цвет волос, подруга запрыгнула прямо в постель, не позаботившись сбросить туфли, и затараторила.
— Лиз! Лиззи… Я знаю! Я все-все знаю! Все уже знают, Лиззи, все только о вашей помолвке и говорят!
— Помолвке, — предательски дрогнувшим голосом прошептала я, стараясь избегать встречаться глазами с Нинель. — Это называют помолвкой…
Я уставилась на горничную, которая торопливо расставляет блюда и чашки на низком прикроватном столике, бросая настороженные взгляды на Нинель.
Дождавшись, когда горничная закончит, я сказала ей:
— Ты можешь идти.
— Да, миледи, — коротко ответила девушка и, присев, вышла.
Стоило двери захлопнуться, я вцепилась в руку Нинель мертвой хваткой и прошептала:
— Не было никакой помолвки, Нинель! Было слово крови… Было обещание, никто не верил… Никто не верил, что очередь дойдет до меня. Даже разрешили привезти меня сюда, в Аварон, после раскола. И вот… Было тринадцать девушек, и все они погибли. Все думали, что единственный сын короля теперь никогда не женится, и молились о том, чтобы боги благословили правителя Радилита другими сыновьями… Но после смерти королевы Августы, матери Карла Сварта ни одна из королев не родила! Ни одна! И вот, преславный Радилит так плох, что вряд ли сможет зачать других сыновей. А принц…. Его не было три года, Нин! Дядя обещал меня правящему дому чтобы заключить мир… И чтобы вывести оттуда… Все тогда думали, что это формальность. Я думала, что это формальность!
Я прижала пальцы к вискам, зажмурилась, затрясла головой, стараясь выгнать жуткие картины, что рисовало не в меру услужливое воображение.
На плечо легла теплая ладонь, робко провела и замерла, словно боялась лишний раз потревожить. Я всхлипнула, а со стороны окна послышался писк.
Резко обернувшись, я подставила руку, и на ладонь приземлился маленький дракончик. Совсем еще зеленый, больше похожий на нетопыря, чем на грозного защитника.
— Больше не бегать мне в лавку старого алхимика, — пробормотала я, почесывая малышу пузо. — Нинель теперь позаботится о тебе, она хорошая…
Подруга закусила губу и подставила ладони лодочкой, готовясь принять дракончика, но в последний момент отвела руки и подняла на меня недоумевающий взгляд. Рыжие бровки нахмурились, губы поджались.
— Ты не забывай покупать ему свежую кровь, — попросила я и шмыгнула носом. — И меня не забывай…
Нинель смотрела на меня непонимающе, словно пытается решить в уме сложную алхимическую задачу, потом спросила:
— Погоди, ты разве не берешь его с собой?
Я покачала головой.
— Кто мне разрешит?
— Но это же твой питомец! — воскликнула Нинель, вскакивая с постели. — Как они могут забрать у тебя дракончика?
— Нинель, — проговорила я упавшим голосом. — Там, куда меня увезут, нет магии. Она запрещена. За ее использование — смерть. И ни дракончики, ни летучие коврики, ни даже магические очки… Их тоже придется оставить. Могу подарить тебе.
Нинель выхватила зверька у меня из рук и прижала к груди, словно боится, что отнимут, побьют, поругают. Тот запищал, недовольный, что его сдавили чужие руки, и переполз ей на плечо, дерзко задрав мордочку.
Нинель откинула рыжий локон со лба и спросила участливо:
— Так значит, это все? Мы больше…
— Не увидимся, — закончила я вместо нее.
Подруга пару секунд смотрела на меня, круглыми, как чайные блюдца глазами, потом губы задрожали, и она бросилась мне на шею, громко рыдая и причитая, как кухарка с нижнего этажа.
Долго сдерживаться я не смогла и, спустя мгновение, мы обе рыдали и всхлипывали, обнимаясь и прощаясь.
Тем временем, в комнату вошла экономка. Она остановилась в середине и с холодным спокойствием взирала на наше прощание, но когда Нинель пошла на второй круг, громко покашляла и проговорила:
— Леди Элизабет, вам нужно привести себя в порядок. Виконт уже прибыл.
Глава 2
Горло перехватило ледяной лапой. Осторожно выбравшись из объятий Нинель, я подползла к краю постели и спросила нервно:
— Уже?
— Они с лордом Гриндфолдом завтракают внизу. Вам лучше спуститься.
Бенара обернулась и щелкнула пальцами, высекая над высохшими перстами едва заметную искру.
Повинуясь знаку Бенары, в комнату впорхнуло сразу трое горничных. Та, что приносила завтрак, недовольно покосилась на Нинель и на нетронутые блюда, но высказаться не посмела.
Первая из девушек держит на вытянутых руках что-то небесно-голубое, струящееся и блестящее, руки второй заняты чем-то темным, через плечо перекинуты какие-то вещи. В руках третьей горничной сверток, в каких обычно хранится обувь.
— Вот что, леди, — хмуро проговорила Бенара, потирая раскрасневшийся нос. — Здесь вы вольны были выглядеть, как заблагорассудится, даже если ваш вид не лучше институтки из неблагополучной семьи…
Экономка окинула меня оценивающим взглядом, намеренно игнорируя Нинель, словно моя подруга пустое место, а я поняла, откуда в лексиконе дяди взялись «эти непотребные девки из института».
— С этого дня, — продолжала Бенара голосом классной дамы, — вам надлежит думать не о своих сумасбродных выходках, а о престиже дома, к которому вы имеете честь принадлежать.