— С этого дня, — проговорила я, вытирая щеки, — не тебе указывать мне, что делать.
Бенара опешила, даже головой потрясла, точно надеялась, что ей послышалась. Пожевав губами, произнесла.
— Вам лучше поспешить, мисс. Освежитесь, будьте любезны. Нам давно пора приступить к одеванию.
Она строго посмотрела на Нинель и добавила:
— А вам, мисс, лучше отправиться туда, где вы будете чувствовать себя… Более уместно.
Я вспыхнула, но Нинель ничуть не обиделась на слова экономки. Схватив дракончика, который успел слезть с плеча и ходил по кровати, приминая лапами одеяло, вышла с гордо поднятой головой.
Я стиснула зубы изо всех сил, пока дракончик обиженно вопил, пытаясь вырваться из рук подруги. Нинель гладила его, прижимая к груди, шептала что-то утешающее, но мой питомец плакал, как ребенок, который не понимает, за что его наказывают.
Бенара проводила Нинель строгим взглядом и дала молчаливое указание служанке. Та, повинуясь каким-то лишь ей известным сигналам, скрылась в чулане. Послышался шорох, потом скрежет, словно тащат что-то тяжелое. Через минуту в дверях чулана появился зад служанки.
Пыхтя и согнувшись, как прибитая, она тащила деревянную лохань. Бенара наблюдала за ней, нервно поглядывая на крохотные часы на цепочке, которые всегда носит в кармане юбки. Когда, служанка, наконец, вытащила корыто, Бенара произнесла:
— Прекрасно. Можешь быть свободна. Пока. А вы, леди, можете воспользоваться магией в последний раз, чтобы наполнить ванну.
— Мне не требуется разрешение, чтобы пользоваться магией дома, — отозвалась я, сползая с кровати.
— Разумеется, — согласилась экономка. — Но вам придется привыкать к подчинению. О принце Черного дома говорят разное, но все хором твердят, что он властолюбив.
Я тяжело вздохнула и подошла к корыту. Хлопнув в ладоши, произнесла пару простых фраз на хорошем аваронском. Когда над лоханью образовалась темная воронка с крошечными всполохами, отошла и стала ждать, пока природа сделает свое дело.
Едва тучи сгустились, из них хлынул дождь ровно в корыто, не проливая ни капли на пол. Заполнив его до половины, туча рассеялась, а я вновь подошла к лохани и потерла ладони, словно развожу костер с помощью палки и мха.
Между пальцами сверкнули искры, я опустила ладони над водой, и та, через пару мгновений, стала парить.
— Готово, — сказала я, победно взглянув на экономку.
— Прекрасно, — отозвалась она. — Забирайтесь и хорошенько вымойтесь. Не стоит выходить к виконту с заспанными глазами и… Остальным.
— Могу я остаться одна? — спросила я, заранее зная ответ.
— Леди, — тоном, которым говорят с умственно отсталыми детьми, сказала экономка. — Нет времени нежиться в лохани. Если бы, конечно, вы не потратили утро на прощание… с этой…. С этой…
— Осторожно, Бенара, — проговорила я. — Ты говоришь о подруге невесты принца из правящего дома.
— С этой институткой, — нашлась Бенара и красноречиво постучала ногтем по циферблату часов.
Вздохнув, я потянула за шнурки на шее, сорочка скользнула по телу и осела у ног. Переступив через тонкую ткань, вошла в воду.
Одна из девушек добавила в лохань несколько капель масла гардении, вторая услужливо протянула жидкое мыло. Хорошенько взбив пену на волосах, я наклонила голову, пока ее поливали из ковша. С обернутым вокруг головы тюрбаном я закончила водные процедуры.
Стоило встать, на плечи опустилось подогретая банная простынь, и я укуталась в мягкую ткань. Переступив борт лохани и подождав, пока коврик впитает лишнюю влагу, прошла к тяжелому, в полный рост, зеркалу в кованой раме.
На меня взглянула и захлопала ресницами высокая девушка с голубым тюрбаном на голове. Под припухшими ярко-зелеными глазами пролегли чуть заметные тени, обескровленная губа закушена. Рыжий локон вырвался из голубого плена, упал на бледный лоб.
— Краше кровь сцеживают, — пробормотала я.
Бенара нарочито участливо подняла тонкие брови.
— Вам без этих ваших очков намного лучше, — фальшиво пропела она.
— Без этих моих очков хвост у тебя совсем облезлый, — буркнула я себе под нос.
Экономка взвизгнула и обернулась, подбирая юбки. Тут же приняла степенный вид, хотя видно, сохраняет лицо только потому что уверена, больше я сюда не вернусь.
Сразу несколько пар рук протянулись ко мне с деталями туалета — от чулок и тонкой батистовой сорочки до корсажа, панталон, рубахи, шейного платка. Ловкие пальцы служанок заскользили по телу, быстро одевая меня, расправляя на одежде складки. Чьи-то заботливые руки стянули с головы тюрбан. Вырвавшиеся на свободу локоны защекотали шею, кто-то из девушек принялся сушить их подогретым полотенцем, которое предварительно пропитали несколькими каплями масла гардении, моего любимого аромата.
В глазах, то и дело, начинало щипать, на них наползала мутная пелена, а мысли убегали куда-то далеко. Я не сразу поняла, что меня облачили в платье, лишь, когда снова взглянула в зеркало, ахнула.
Девушка в длинном бирюзовом платье, расшитом серебром, с россыпью мелких речных жемчужин по подолу и широким, с разрезами от кистей, рукавам, оказалась мне незнакома. Волосы цвета спелого апельсина, подняли вверх, уложили в объемный пучок и закрепили шпильками с жемчужными головками. Два длинных локона выпустили из прически и завили, так, что шея сразу стала длиннее.
Я закусила губу. Новый образ, что показывает зеркало, из тех, что мы с Нинель в насмешку звали "взрослыми". Он умело скрыл душевную боль, и даже припухшие веки перестали бросаться в глаза.
Словно прочитав мои мысли, Бенара удовлетворенно кивнула.
— Взрослость вам к лицу, леди. Хвала богам, все это плебейское институтское непотребство остается здесь. За ночь по вашим меркам вам сшили новый, приличный гардероб.
— Плебейское? — переспросила я. — Должно быть, с возрастом ты стала забывчивой, Бенара. Учебное заведение, в котором учится Нинель, и в которое дядя обещал отдать меня… И отдал бы, если бы… Неважно… Так вот, это заведение называется Институтом Благородных Волшебниц. Благородных. Тебе о чем-нибудь говорит это слово?
Бенара скривилась.
— Его так назвали, чтобы уравнять каких-то безродных с леди, словно магия может заменить цвет и древность крови.
Она брезгливо пожевала губами и ехидно добавила:
— Если наша увлекательная дискуссия окончена, может, вы наконец, перестанете задерживать виконта де Жерона. Вам предстоит слишком долгий путь, леди, чтобы можно было позволить себе роскошь тратить время на размышления о том, чего уже никогда не будет.
Не утруждая себя ответом, я покинула покои. И в сопровождении лучащейся счастьем Бенары спустилась в малый обеденный зал.
Когда я переступала порог, высокий мужчина с волосами цвета первого снега, убранными в низкий хвост, встал из-за стола.
Виконт де Жерон оглянулся, и я замерла, встретившись с ним глазами. Голубыми, как льдины, и такими же холодными. Одет в черный камзол и кюлоты, черные сапоги, черным жемчугом расшиты рукава камзола, стянутые на запястьях.
— Видимо у Черного принца даже слуги носят черное, — вырвалось у меня вместо приветствия.
Дядя громко икнул и зажал рот ладонью, я же медленно присела в реверансе.
— Извините меня за мой неуместный наряд, милорд. Мне тоже следовало облачиться в вороний.
Все еще сидя в поклоне, подняла глаза на виконта, нацепив маску чопорности и смирения. Но тут же вспыхнула от гнева, когда вместо ответного поклона, виконт сложил на груди руки, а взгляд сполз прямо на содержимое моего декольте.
Чувствуя, как запылали щеки, я поднялась, не дожидаясь приветствия.
Виконт де Жерон обернулся к дяде, который тут же отнял ладонь от губ и убрал руки за спину.
— Красота вашей племянницы превзошла самые смелые слухи. Правящий дом не забудет вас, лорд Гриндфолд.
Снова бросив на меня леденящий душу взгляд, виконт коротко обронил:
— И я не слуга принцу, леди. Я его друг. И соратник.
Не успела я придумать достойную колкость, как из распахнутого окна раздался оглушительный писк и сердце мое болезненно сжалось.
В следующий миг я прижимала к груди вопящего от радости и обиды дракончика. Питомец пищал, кричал и норовил облизнуть меня раздвоенным языком.
— Лиззи, милая! — крикнула Нинель, вбегая в зал, и путаясь в юбках. — Он удрал! Хитрый прощелыга! Ой, простите, лорды, леди….
Подруга остановилась, словно натолкнулась на невидимую стену, и в спину ей врезались, один за другой, горничная с лакеем, которые, должно быть, наивно хотели воспрепятствовать Нинель войти.
Нинель не устояла на скользком, натертом воском, полу, и, взвизгнув почище дракончика, растянулась, выезжая в самый центр зала. Ярко-оранжевые юбки с несколькими разрезами задрались, и в прорезях замелькали аппетитные ножки в персиковых чулках и изящных туфельках с красными бантиками.
Горничная, что бежала за Нинель тоже не удержалась на ногах, падая сверху. Следом с воплем испуганного осла обрушился пожилой лакей. Падая, он схватился за чепец служанки, и оказавшись на скользком полу, перевернулся на спину, размахивая кружевным чепчиком, как белым флагом.
Дядя, наблюдавший эту картину поверх пенсне, крякнул, отступил и сел на стул, аккуратно сложив руки на коленях.