Садилось и без того неяркое солнце.
Сомневаюсь, что кто-то кроме Высших демонов знал об этом месте. Добраться сюда можно было только с помощью порталов или по воздуху. Когда-то это был действующий вулкан — застывшая лава на неровных склонах высокой горы приняла весьма причудливые формы и не давала добраться до верха даже самой выносливой растительности нижнего мира. Кратер был не сильно большим, с ломаными, острыми краями, вымазанными извечной сажей и пеплом. Впрочем, заклинание стазиса позволяло этому пеплу и всем постройкам оставаться в первоначальном виде бесконечно долго; дышалось здесь по той же причине легко.
Центр кратера был сделан — или существовал так изначально — в виде полумесяца; по его периметру стояли любимые демонами факелы. Больший край был отдан монолитному постаменту из блестящего черного мрамора, на котором стояло тринадцать стульев, похожих на троны: двенадцать одинаковых, резных, с высокими спинками и тринадцатый, посередине, отделанный железными шипами. Удовольствие сесть туда было весьма сомнительным, но никто из Верховных и не стал бы этого делать. Предназначен он был для тринадцатого судьи; и вот кто был тринадцатым, Его Темнейшество мне не объяснил. Впрочем, было у меня предположение, но я предпочитала не слишком об этом задумываться.
За спиной судейских тронов была темнота; с другой стороны стена кратера представляла собой амфитеатр с каменными ложами и скамейками. Перед судбями, в максимально освещенном круге света, близко друг от друга расположились два мраморных барьера, предназначенных для обвинителя и защитника. Обвинение не должно было исходить от Верховного: все они были судьями, за исключением виновного — чтобы представлять дело, нужен был демон со стороны. Или любая другая сущность. Защиту же обвиняемый мог взять и на себя; в нашем случае так и произошло.
Не знаю, как это место действовало на Верховных или на Высших демонов, но меня оно подавляло и делало максимально тревожной, будто проверяя на практике мою уверенность в себе и месте в этом мире — действительно ли я по праву здесь нахожусь? Без самовнушения мне пришлось бы туго; потому, едва осмотревшись и разобравшись, где я должна стоять, я сосредоточилась на будущем процессе, а не на окружающей обстановке.
Не было никакого регламента, как должны были одеваться участники; кроме того, что одежда, традиционно, должна была быть темной. Я выбрала довольно сдержанное платье с широкой юбкой, насыщенной складками и оборками, плотным корсажем и широкими полупрозрачными рукавами, но обнаженными плечами и спиной. В таком наряде я чувствовала себя уверенной в себе и, в то же время, привлекательной. Не то чтобы я мечтала привлечь внимание кого-то из судей или зрителей. Но перед одним конкретным судьей мне хотелось бы предстать в выгодном свете. Всего лишь для того, чтобы он не думал о себе слишком много.
Из складки темнеющего пространства шагнул Правитель Восьмого Круга — надеюсь, будущий бывший правитель. Он был одет довольно традиционно, в черные облегающие штаны, сапоги и узкий длинный жилет с россыпью драгоценных камней, притягивающих взгляд. На груди болтался символ власти — ядро кроваво-красного цвета. Я присмотрелась к нему, пытаясь прочесть надпись.
«Я есть Тьма».
Позер. Демоны сами придумывали себе девизы, изощряясь каждый раз в своих отношениях с темнотой; и по этому девизу многое можно было сказать о характере и методах правителя.
Характер этого мне точно не нравился.
Восьмой шагнул к барьеру.
Я сглотнула. Скоро начнется. Мне снова стало страшно. Все вокруг просто вопило о том, насколько я ничтожна, а мой противник щерился в мою сторону, периодически исторгая ругательства, и отправлял весьма неприятные ментальные удары — такие во время суда были запрещены, но в процессе подготовки никто бы за этим не проследил.
Мнда, какая знакомая ситуация. Злой, очень злой Верховный и маленькая я.
Злее него был только Эртар.
Даже после того, как я согласилась стать обвинителем. Согласилась то я после снятия печати — а то, что я осмелилась отойти от навязанной мне роли собственности вывело его из равновесия надолго.
До окончания судебного заседания он не мог убить меня, поскольку уже заявил, как обвинителя. Но даже без всяких эмпатических способностей я понимала, насколько он сердит. Несколько дней я готовилась к заседанию именно в его замке — мне нужна была дополнительная информация по законам демонов и предыдущим судам — и каждый раз, когда я ему попадалась на пути — а происходило это довольно часто — он сверлили меня таким обвиняющим взглядом, что сердце уходило в пятки. Но он снова и снова находил меня, словно следуя моему запаху, чтобы облить презрением и злобой. Быть может, он полагал, что такая обстановка способствует изучению материалов дела и законов и отлично подготовит меня к суду?
Не знаю. Но я понимала, ради чего я отказалась от высшего знака демонского признания. Возможно, и он это поймет. Когда-нибудь.
Один раз Его Темнейшество не выдержал и, встретив меня в коридоре, схватил за плечи и пришпилил к стене, так что его полные Тьмы глаза оказались вровень с моими, а наши губы практически соприкоснулись:
— Ты ведь понимаешь, что я могу просто поцеловать тебя снова и печать будет восстановлена? — глухо прошептал демонюка. От этого интимного шепота по моему позвоночнику пробежал огонь, но я пересилила себя.
— Понимаю. Правда не знала, что Верховным приходится теперь прибегать к насилию, чтобы сделать женщину своей — я старалась говорить ровно, хотя сердце стучало как бешеное.
В глазах демона полыхнуло.
Сожжет?
Поцелует?
Но Эртар только шумно выдохнул воздух и ушел, попутно обращаясь.
Я услышала звуки разрушаемой стены.
В Суд Верховных не вызывали свидетелей; здесь не было списков доказательств, улик или оправдательных аргументов. Процесс строился много проще и много сложнее для его участников. Фактически, мы были дуэлянтами, только ранили друг друга не мечами, а словами. Суд мог длиться как бесконечно долго, так и очень быстро — самый короткий продолжался всего полторы минуты. Выигрывал не тот, за кем оставалось последнее слово. Как только обвинитель или защитник решал, что он сказал всё, что нужно, то объявлял об этом. И суд заканчивался. После этого двенадцать Верховных высказывали свое мнение.
Что происходило дальше, было описано довольно невнятно, а у Его Темнейшества я, по понятным причинам, спрашивать не стала.
В одних источниках говорилось, что окончательный приговор выносился простым большинством голосов. В других, что не имело значения, сколько судей считало обвиняемого виновным или невиновным: она — так и написано было «она» — решала все сама. В третьих, что, прочитав во взглядах судей вердикт, признанный виновным сам совершал самоубийство. Правда, с самоубийством и убийством Верховного тоже не совсем было понятно, ведь сделать это весьма непросто. В общем, я решила не зацикливаться на этом моменте, мне и так было чем заняться.
Трибуны оказались заполнены. Демоны не стремились к общественным развлечениям такого рода, но Суд Верховных был, так или иначе, моментом редким и на это стоило посмотреть.
Раздался звук гонга и на местах Судей материализовались Правители Кругов в длинных черных мантиях. Я старалась не смотреть в ту сторону, но закрываться от Эртара не стала. Пусть даже злость, но мне было важно почувствовать его присутствие. Меня обожгло, но не злостью. Беспокойство с примесью раздражения, и тут же пришла приятная прохлада, будто он подавил эти чувства усилием воли и образовавшуюся пустоту наполнил признательностью и… нежностью? Я рискнула взглянуть на него. Ох Тьма. Как всегда, напряжен и готов ко всему: жесткое и красивое лицо ничего не выражает, на меня не смотрит, но я чувствовала, что он тянется ко мне, и от понимания этого чуть ли не растаяла. Сменил гнев на милость? Или это он ради суда взял себя в руки?
В любом случае, я была благодарна, что среди полного равнодушия с проблесками ненависти и брезгливости, что наблюдались в этом зале, я получила поддержку. Мысленно послала ему «спасибо» и полностью закрылась, как от внешнего влияния, так и от собственных всплесков. Сейчас мне бы это только помешало. Похоже, времени у меня не так много, как хотелось. Происходящее странным образом практически выпивало мой ресурс и силы. Не знаю, в чем секрет этого "зала"; не знаю, насколько сильно на меня влияла такая близость большого количества Верховных и Высших, но моя серая сущность была в растерянности. С одной стороны, хотела вступить в борьбу, с другой, чувствуя огромное давление высших сил, подчиниться и перестать сопротивляться. И это истощало меня, даже с моими блоками. Мне потребовалось всё стремление, чтобы наконец сосредоточиться и прикоснулась к внутреннему источнику. Как бы не угнетала меня обстановка, я знала секрет и он не касался ни судебной процедуры и законов, ни стратегии обвинения. Самым важным было ухватить силу, не имеющую отношение к магии, а только к чувству справедливости и уверенности в своем праве, что таилась глубоко внутри меня, пропустить её через собственные знания и воспламенить огонь, в котором должен быть уничтожен противник. Я глубоко вдохнула, практически не обращая внимания на поднявшийся шум.
Гонг. И шум затих так же быстро, как и начался.
Мой выход.
— Таралиэль Истивери от имени Кругов обвиняет Правителя Восьмого Круга в преднамеренной попытке убийства Трех Верховных единовременно и пробуждении губительной силы Ядра — магически усиленный, мой голос доносился до самого края кратера.
— Правитель Восьмого Круга от собственного имени отрицает вину. Всё ложь! — и демон начал обращаться, попутно расставляя собственные руки с когтями так, чтобы было удобнее меня зацепить
— По кодексу судов, демонская анатомия в обращенном виде может приобретать пошлый и непредсказуемый вид, потому запрещена. Вернитесь к своему прежнему облику, пожалуйста — мой голос был холоден.
Демон взбешенно рыкнул и перед обратным оборотом, будто бы случайно, задел мою руку когтями, вспоров кожу чуть ли не до мяса. Я больше почувствовала, чем увидела, как дрогнул мой демонюка и потому постаралась сделать вид, что мне совсем не больно. Регенерация хорошая, а вывести таким образом меня из себя невозможно — я была в подобии транса.
— За твои лживые слова, грязная полукровка, я имею право тебя убить. И могу сделать это и без боевой ипостаси — прошипел обвиняемый. Противный то какой. Вроде и красивый, но лицо синюшное, губы тонкие, а нос заострился, как клюв. Все-таки дурные намерения накладывают отпечаток на внешность.
— В зале Суда Верховных запрещено умирать всем, кроме Верховных — произнесла я равнодушно — в противном случае меня имеют право похоронить с почестями Правителей, а это прямое нарушение пункта одиннадцать-дробь-два основного Кодекса Демонов и карается мгновенной смертью нарушителя. То есть вас.
С ближайшей трибуны раздались аплодисменты. Я повернула голову. Ну а как же, Беловолосый веселится. Он что не понимает, что выведет Восьмого из себя еще сильнее? Впрочем, может в этом задумка и есть? Гнев плохой советчик, когда надо оперировать фактами.
— Ты рискуешь — демон бешено зло глазами. Неужели все еще надеется меня запугать? — с чего вообще тебе позволено бросаться обвинениями?
— Как представитель инициатора заседания Правителя Седьмого Круга я имею право выступать от имени тех, кто больше не может говорить за себя.
— Надеешься таким образом влезть снова к нему в постель? Ведь в этом и есть твой интерес, не так ли, подстилка Седьмого? — ого, какой осведомленный.
— Мой долг — я выделила слово «долг» — выступать на стороне правого дела, невзирая на личные интересы — голос звучал практически естественно, несмотря на то что внутренне я вся застыла от таких слов.
— Но стоит ли это твоих рисков и усилий, мерзкая тварь? Ты не имеешь никакого отношения к Кругам, и с большей вероятностью будешь уничтожена с окончанием суда.
Я скривилась. Верховный обзывается, как обиженный ребенок. Значит он самонадеян и выведен из себя; мне это на руку.
— Вызов разрушительных сил Ядра относится к преступлениям, к которым закон и законники подходят со всей суровостью, независимо от рисков.
— Тебе не победить.
— Не имеет значения, что победа не гарантирована. Важнее пока, что для меня несомненна убедительность доказательств; и вы их сейчас подтвердите. — Так, пора заканчивать с его нападками, время для основной формулировки. Многодневный процесс — да даже многочасовой — я точно не выдержу. С каждой минутой на мои плечи будто укладывали все больший груз. Знал ли Эртар, что вести процесс мне будет настолько тяжело? Вряд ли. Он не привык задумываться над тем, что Высшие, но другой расы, гораздо более хрупкие, чем демоны — Согласно закону, вы обязаны ответить мне на три вопроса, и на все три вы обязаны ответить, не используя ни малейшего слова лжи. И если хоть одно прозвучит в этих ответах, то кара Тьмы настигнет лжеца. Готовы ли вы к вопросам?
— Да — прошипел демон, но выглядел при этом достаточно спокойным. Ну конечно, ведь закон обязывал «не лгать», но он не утверждал, что необходимо говорить всю правду. Если я построю вопросы слишком просто, он будет отвечать односложно и легко утаит то, что мне нужно. Слишком сложные вопросы давали возможность скрыться за их формулировками, да и любая неточность в словах позволяла отвечать на эту неточность, как выгодно, а не на вопрос в целом.
Я вздохнула и сосредоточилась.
Что мы знали?
Эртару предлагали сделку: помощь в уничтожении Первого и Одинадцатого Кругов. Или смерть, как выяснилось позже. Он отказался; Правителя Первого круга убили — скорее всего, именно Восьмой. Правителя Одинадцатого убить не успели. Третий, что подстроил тогда ситуацию с ядом с кровью, отправив меня на казнь, собирался расправиться с Эртаром. Доказательств было очень мало; но мне их и не требовалось, для того чтобы задавать вопросы или выдвигать обвинения. И я надеялась, что сумею спросить правильно.
— Причастны ли вы словом, делом или мыслью к убийству Правителя Первого Круга?
— Нет — резко ответил обвиняемый и в его глазах вспыхнуло торжество. Значит, что — то в моих словах позволило ему вывернуться.
— Вступали ли вы в сговор с Правителем Третьего Круга с целью убийства Первого, Одиннадцатого и Седьмого?
— Нет — ухмыльнулся демон и, кажется, подрос немного. Что ж, он вполне мог не сговариваться о том же отравлении Эртара, значит его ответ «нет» был честен.
Но не так быстро, Верховный.
— А есть ли в этих предположениях хоть какая-то правда?
Демона дернуло и вокруг него ощутимо полыхнуло. Лицо его перекосило от бешенства и смертельной ненависти, но он, тем не менее, выдавил из себя отрывистое, полное отвращения слово: