— Я не понимаю, — заявил Ян, — разве ксианзан и субкультура арго, это какое-то табу?
— Вы отлично понимаете, — сказал Поль, — табу не ксианзан, не арго, а поведение людей, упавших в ксианзан. Оно не просто аморально, оно немыслимо в обществе.
— Извините, комиссар, но я, все-таки, не понимаю. Что немыслимо в их поведении?
— Ладно, доктор Хуберт, я объясню на примере, с которым мне довелось разбираться совсем недавно. Молодой специалист на военно-морской базе Тулона внезапно, без объяснения причин, заявил, что увольняется. В банке он заявил, что прекращает свои выплаты по ипотеке и авто-кредиту. Из дома он ушел, бросив 2-летнего сына и жену, беременную вторым ребенком. Хотя специалист был цивильный, без погон, по таким ситуациям действует протокол национальной безопасности. Мне пришлось заняться расследованием. И в частности, провести личную беседу с этим молодым человеком, который, как выяснилось, поселился в лодочном кемпинге в Ла-Сьота. Он не избегал контакта, и сообщил, что уйдет в море после краткого курса яхтинга для аргонавтов. Конечно, он не признался, что принял ксианзан. Я спросил, понимает ли он, в какой ситуации окажется его жена, сын, и второй будущий ребенок. Ответ был: это не мои проблемы. Такой же ответ я получил на все вопросы, кроме тех, что в формальном листе. Далее, согласно протоколу, мне следовало опросить его жену. Из-за остановки ипотеки, она переехала к своим родителям, весьма небогатым людям, у которых и так не слишком просторное жилище. Молодая женщина была в шоке, но ответила на главный вопрос формального листа: о переменах в характере ее мужа за последнее время? Ответ был неожиданным: по ее мнению, ему в глаза попали осколки зеркала троллей из сказки Андерсена о Снежной королеве. Вы помните эту сказку, доктор Хуберт?
— Отчасти помню, комиссар, но лучше если вы уточните, о чем речь.
Поль Тарен кивнул, и произнес:
— Некий тролль создал волшебное зеркало. Отражаясь в нем, все доброе и прекрасное исчезало, тогда как все ничтожное и отвратительное становилось особенно заметно и выглядело еще безобразнее. Красивые вещи казались кучей грязи, лучшие из людей — уродами. Затем зеркало разбилось, на биллионы осколков, каждый осколок обладал свойствами целого зеркала. Некоторые осколки попадали людям в глаза, и эти люди начинали видеть окружающий мир, будто вывернутым на уродливую изнанку.
— Интересная задача, — отозвался гуру, — как определить, искажало ли зеркало тролля картину мира, или устраняло искажение, созданное массовыми стереотипами?
— Вот она! — объявил Поль, — Постановка вопроса для открытия окна Овертона.
— Комиссар, при чем тут какое-то окно? Откройте сайт комитета ООН по проблемам окружающей среды, и там без всякого зеркала тролля сказано, что наша цивилизация уверенно превращает планету в кучу грязи. Откройте сайт другого комитета ООН по проблемам неравенства, и там без всякого зеркала тролля сказано, что те, кто в нашей цивилизации считаются лучшими из людей — уроды в социально-этическом смысле.
— Это демагогия, доктор Хуберт! Наличие проблем с экологией и неравенством, это плохое оправдание для человека, бросающего жену и детей на произвол судьбы.
В ответ гуру сделал большие глаза и развернул ладони к небу.
— Разумеется, это плохое оправдание. Но почти четверть миллиона женщин у вас во Франции мечтают, чтобы муж или сожитель бросил их на произвол судьбы. Но он не бросает, а с дивной регулярностью избивает их. Почти четверть миллиона — это на порядок больше, чем число аргонавтов. Две-три женщины в неделю умирают от этих побоев. Может, вашей спецслужбе лучше заняться этой проблемой, а не той?
— Опять демагогия, — проворчал Поль, — да, есть полукриминальные субъекты, но ими занимается отдел борьбы с домашним насилием.
— Превосходно! — воскликнул Ян, — И каков результат этих занятий?
— Доктор Хуберт, я повторяю: это полукриминальные субъекты. А мы говорим о тех, которые по своим личным психологическим качествам, по интеллекту, образованию квалификации, способны вести социально-нормативный образ жизни.
— Комиссар, как, по-вашему, есть ли разница между способностью и обязанностью?
Вопрос вызвал у комиссара Тарена искреннее недоумение.
— Ну, знаете, это как сравнивать зеленое с кислым. И какое отношение к делу?..
— Ваши рассуждения, — пояснил Ян, — содержат постулат признанного превосходства полукриминальных субъектов по сравнению с прочими. Что дозволено первым — не дозволено вторым. Первые не обязаны ничего — вторые обязаны все.
— Эти полукриминальные субъекты, — сердито ответил Поль, — хотя бы не устраивают теракты под предлогом мести за виноградную улитку.
— Превосходно! — Ян улыбнулся и потер руки, — Мы добрались до сути. Вы обвиняете аргонавтов. Интересно: почему их, а не мусульман, или коммунистов, или экологов?
— Так ведь профиль соответствует вашему эссе, доктор Хуберт, мы с этого начали.
Гуру улыбнулся еще шире и снова потер руки.
— Итак, искусственный идиот… Пардон. Искусственный интеллект сначала построил профиль, соответствующий Рудольфу Ландраду. И поэтому Ландрад был посажен в тюрьму, где загадочно-быстро умер. Теперь искусственный интеллект построил…
— …Почему вы думаете, — перебил Поль, — что профиль построил ИИ?
— Комиссар, это уже знает вся Европа. В интернете можно найти даже IT-подрядчика, который выиграл тендер на разработку ИИ для спецслужб Евросоюза.
— Допустим, доктор Хуберт, что это так. И допустим, что ИИ может ошибаться. Но, в оперативно-розыскной деятельности принято проверять все выдвинутые версии.
— Комиссар, из тональности вашей фразы о мести за виноградную улитку очень явно следует, что «все версии» в данном случае означают единственную версию. Если это принятый теперь уровень доверия к ИИ, то Гитлер это не худшее, что было в Европе. Гитлер хотя бы был живой, а такое фанатичное доверие к кучке кристаллов кремния, выращенных в Китае, выглядит, как новый уровень в теории тоталитаризма.
— Ладно, а вы считаете, что нет сходства между терактами в вашем эссе, и терактами, имевшими место в Майнце, Мюнхаузене и Вадуце?
— Сходство терактов требует сходства мотивов, — сказал Ян, — по-вашему, оно есть?
— Да, я ведь говорил об открытии окна Овертона для аргонавтинга.
— Но вы не объяснили, почему аргонавтинг должен считаться табу.
— Я привел вам пример из реальной жизни, достаточно хорошо объясняющий, это.
Выражение лица гуру изменилось с веселого на печальное. Он развел руками.
— Извините, комиссар, но вы объяснили лишь, почему вам не нравится аргонавтинг. Вероятно, ваше мнение совпадает с мнением правительства и партии большинства в парламенте. Но мнение — не закон. Чтобы официально запретить аргонавтинг, надо в публичном порядке отменить ряд статей Всеобщей Декларации Прав Человека.
— Доктор Хуберт, вы ведь понимаете: ВДПЧ это лишь благие пожелания.
— Знаете, комиссар, тут на Балканах в ходу афоризм: «или закон или биатлон».
— В каком смысле биатлон?
— В смысле: если власть отрицает право, то прав тот, кто лучше стреляет. В моем эссе объяснен принцип вынужденного перехода субкультуры от эскапизма к терроризму.
— Значит, ИИ не ошибся, — заключил Поль.
— В моем эссе рассмотрен общий принцип, а не конкретный случай, — поправил Ян.
Поль Тарен очередной раз побарабанил пальцами по столику.
— Средний дознаватель арестовал бы вас. Ведь вы явно знаете больше, чем говорите, и дознаватель решил бы, что за решеткой вы проявите искренность и разговорчивость.
— Знаете, комиссар, я не обманул бы его ожиданий.
— В каком смысле вы бы не обманули?
— В смысле, я проявил бы искренность и разговорчивость.
— Стратегия «троянский конь»? — предположил Поль.
— Возможно, да, — ответил Ян, — а возможно, я выбрал бы другую стратегию. Их много придумано для подобного случая, и все такие вкусные.
— Тогда, доктор Хуберт, я расскажу о другом дознавателе с опытом работы КТ.
— КТ это контр-терроризм, не так ли, комиссар?
— Да. Такой опыт предполагает навык переговоров с террористами или посредниками террористов. Он воспринял бы вас, как посредника, и спросил бы о требованиях.
Выражение лица гуру стало задумчивым. Он отпил каплю бренди из рюмочки, затем прожевал кусочек груши, и сообщил:
— Я не посредник, но условия очевидны из сложившейся ситуации.
— Но, — сказал Поль, — они неочевидны для дознавателя, и он попросил бы изложить.
— Возврат личной свободы к уровню 1980 года, — ответил Ян.
— Что-что?
— Я сказал четко и ясно. Признание личной свободы на уровне 1980 года.
— Но, доктор Хуберт, это ведь абсурд!
— Я так не думаю, комиссар. В любом случае, ваше и мое мнение не относятся к делу.